РИМ
— О чем, черт возьми, было это письмо? — Хантер врывается в мой кабинет, даже не постучавшись — в этом нет ничего необычного, но все же чертовски неприятно.
У него нет гребаных манер.
Судорожно выхожу из почтового ящика и поправляю галстук, изо всех сил стараясь выглядеть нормально, а не так, как себя чувствую.
Испытываю отвращение.
Заинтригован.
Непринужденный и деловой — вот кто я, а не тот парень, который пытается выяснить, кто прислал мне электронное письмо. Нет, бл*дь. Я даже не буду использовать эту жалкую отмазку, чтобы уделить больше внимания этому письму. И уж точно, вашу мать, не буду анализировать каждое слово и строку.
Здесь не причем тот факт, что меня оно заводит, ведь это письмо может повлиять на благополучие компании. П*здец.
Я кашляю.
Уклоняюсь от вопроса моего друга.
— Когда ты научишься стучать?
Вместо того чтобы обидеться, Хантер плюхается задницей на стул напротив моего стола и принимает свою обычную позу: ботинки лежат на краю моего стола, руки за головой, брови приподняты, а рот изогнут в дерзкой ухмылке.
— Скажи мне, в чем суть твоего письма.
Выравниваю и без того ровную стопку бумаг. Кладу ручку на место. Щелкаю мышкой.
Поджимаю губы. Постукиваю указательным пальцем по рабочему столу.
— У тебя есть результаты бета-тестирования (прим. пер.: Бета-тестирование — интенсивное использование почти готовой версии продукта (как правило, программного или аппаратного обеспечения) с целью выявления максимального числа ошибок в его работе для их последующего устранения перед окончательным выходом продукта на рынок) новых палаток? Почему ты здесь?
— Пфф, не-а. — Он смеется. — Вчера вечером не было времени занести их в таблицу. Я был занят другим делом. — Хантер шевелит своим темно-коричневыми бровями.
Дырки на его джинсах и темное пятно от кофе на клетчатой рубашке… вместе с рабочими ботинками — это нарушение дресс-кода, и мне следовало бы отправить его домой переодеться, но сейчас мне плевать на его наряд.
— Мне нужны результаты этих тестов, Хантер.
— Да, да, я знаю. — Он отмахивается от меня. — Я займусь ими ради тебя. Расслабься, мужик. Кого-нибудь застукали за просмотром порно?
— Нет. — Слава богу.
— Кто-то писал друг другу эротические смс-ки? — Друг шевелит бровями.
— Не совсем, — недовольно ворчу я, откинувшись на спинку стула. — Но довольно близко.
Увлеченный Хантер хлопает в ладоши перед собой. Радостно потирает их.
— Расскажи мне больше.
Хантер — мой лучший друг и доверенное лицо. Я знаю, что, если покажу ему это электронное письмо, он будет держать свой болтливый рот на замке — по крайней мере, перед другими людьми, — но я не сомневаюсь, что он вывалит на меня кучу дерьма по этому поводу, если ему представится такая возможность. Компромат на меня сложно достать, а это отличный материал для высмеивания.
Хер с ним.
Поправляю воротник рубашки.
— Кто-то прислал мне крайне неприемлемое письмо по электронной почте компании. Очень неуместное.
Я говорю как гребаный ханжа.
Словно моя бабушка.
— Неприемлемое? — Поднявшись на ноги, мой лучший друг ровно за две секунды обходит стол, с жадным взглядом заглядывая через моё плечо, чтобы увидеть экран. — Покажи мне. Покажи мне прямо сейчас, черт возьми.
— Перестань дышать мне в затылок.
Взволнованный Хантер игнорирует меня.
— Кто это был? Покажи мне.
— Электронное письмо анонимно.
— Ещё интереснее. Дай мне посмотреть, дай мне посмотреть.
Он толкает меня локтем — умоляет, как пятилетка, — наверное, потому, что у нас нет секретов.
— Это останется между нами, — строго предупреждаю я.
Он кивает.
— Да, да, да.
Смеряю его ещё одним тяжелым взглядом, прежде чем открыть свой ноутбук и дать ему возможность нахально глазеть на светящийся экран и открытый почтовый ящик.
Прожорливые глаза Хантера радостно бегают туда-сюда, как и мои, и на его лице появляется ухмылка, пока он читает. Я читаю вместе с ним и постоянно застреваю на одном предложении: «Я безумно хочу с тобой покувыркаться».
Господи Иисусе, кто вообще так говорит?
Трахаться. Перепихнуться. Заниматься сексом.
Но кувыркаться?
Хантер практически прыгает возле меня.
— Ну, черт, это…
— Ужасно? Я знаю. Мне придется…
— Чертовски круто. — Отступив назад, Хантер издает вопль. — Дружище. Как же тебе повезло!
Прямо сейчас он меня раздражает…
— Господи, садись.
На этот раз засранец слушает. Слава богу.
Он почесывает щетину на челюсти, когда возвращается к своему стулу.
Опустив своё гигантское тело на кожаное сиденье, закидывает ногу на ногу и изучает меня.
— Ты ответишь. — Хантер говорит это небрежно, но это заявление словно разрыв бомбы в моем кабинете.
— Я отвечу? Ты что, спятил? Нет. Я не удостою отправителя ответом.
— Почему нет, черт возьми? — Его голос повышается на октаву; невыполнимая задача, учитывая, насколько он глубокий. — Ты сумасшедший?
Я закатываю глаза.
— Да, О’Рурк, я здесь сумасшедший.
— Да, отчасти так и есть.
— Ты не в себе, если хоть на секунду подумал, что я собираюсь отвечать сотруднику, — я шиплю, и мне все равно.
Хантер потерял свою проклятую голову. Я буквально только что разослал служебное письмо всей компании, предупреждающее сотрудников о неприемлемом поведении. Я, бл*дь, не собираюсь сам вести себя подобным образом.
Он поднимает руки вверх в знак отступления.
— Расслабся. Расслабся. Просто послушай меня две секунды, хорошо?
— Даю тебе две секунды.
— Ладно. Что, если это та девушка из отдела логистики, которая каждую среду надевает розовый кардиган? Она довольно милая в стиле «У меня есть кошки и нет парней».
— Я без понятия, о ком ты говоришь, черт тебя дери.
— Это, мой друг, твоя проблема. Ты не бываешь на нижних этажах. Ты не имеешь представления, кем являются твои сотрудники.
— А ты, полагаю, знаешь?
Хантер фыркает:
— Конечно.
— Я знаю, кто из них самый важный. — Даже для моих собственных ушей я звучу как полный мудак.
Он усмехается:
— Ты напыщенный балабол.
Хантер не ошибается. Ни чуть.
— У меня нет времени знакомиться со всеми моими сотрудниками или отвечать на неподобающие электронные письма.
— Верно, я понял. — Он понимающе кивает. Покровительственно? Не могу сказать.
— Понял что? — Тупая боль начинает пульсировать в висках.
— Ты боишься, что это парень.
Вот дерьмо.
Я даже не думал в эту сторону, но теперь, когда он упомянул об этом, семя сомнения зародилось в моем мозгу.
Нахмурив брови, прищуриваюсь, глядя на Хантера.
— Ты, бл*дь, чокнулся? Это письмо написал не парень.
— Это легко может быть парень. Разве ты никогда не смотрел сериал «Одиночество в сети»? Может, кто-то тебя разводит. Вот и всё, что я хотел сказать. Типа, чувак. О. — Он щелкает пальцами и садится немного прямее. — Возможно, это один из твоих конкурентов, пытающийся сбить тебя с толку. Напиши им в ответ, попроси показать фото члена.
Потираю виски, желая, чтобы этот кошмар закончился.
— Теперь можешь убраться из моего кабинета.
— Ладно, ладно, давай пока не будем просить фото члена. Есть простой способ узнать, женщина ли это. Прочитай мне еще раз, что это были за напитки?
— Ты серьезно?
— Да, не томи. — Он делает жест рукой, ожидая информации.
Вздохнув, просматриваю электронное письмо и говорю:
— Э-э, три маргариты, шоты Swedish fish и пиво… потому что выпивка была бесплатной.
— Бинго. — Хантер поднимает палец вверх. — Уверен на все сто, что это цыпочка. Ни один уважающий себя гей не стал бы напиваться шотами Swedish fish, а бесплатные напитки получают только женщины. Ты в безопасности, скорее всего, это не развод. — Он выглядит самодовольным. — Хотя сейчас мы играем в совершенно новую игру. Кто эта помешанная на сексе девуля, которая хочет с тобой покувыркаться? Я все еще ставлю на розовый кардиган. Она выглядит так, как будто может быть извращенкой вне работы.
— Почему это ты так решил?
— Она смотрит мне в глаза каждый раз, когда я прохожу мимо.
— Как часто ты проходишь мимо?
— Достаточно часто.
— И она извращенка, потому что смотрит тебе в глаза, — невозмутимо говорю я.
— Она не просто смотрит мне в глаза — она смотрит мне в глаза, если ты понимаешь, о чем я.
— Можешь перестать болтать хотя бы на одну гребаную минуту? — Хантер вызывает у меня чертову головную боль. У меня раскалывается голова.
Упираясь локтями в стол, потираю виски.
Я безумно хочу с тобой покувыркаться.
Не могу представить девушку, который каждую среду носит розовый кардиган и присылает мне подобное письмо.
— Тебе определенно нужно ответить. Это единственный способ узнать, кто она.
О, кто-то определенно будет уволен.
— Как насчет того, чтобы я не делал этого, а просто вернулся к своей проклятой работе.
— Нет, моя идея мне нравится больше.
Конечно, потому что Хантер — похотливый придурок.
Он снова встает и подходит к моему столу, отталкивая меня в сторону и решительно пробираясь к компьютеру. Оказавшись на коленях, он пихает меня в грудную клетку, пока у него не появляется пространство для набирания текста. Его пальцы зависают над клавиатурой, колеблется.
Хантер начинает печатать, говоря вслух:
— Дорогая, секси-леди…
— Что? Нет. Я бы, бл*дь, никогда так не сказал… — Я пытаюсь убрать его со своего пути, но он остается на месте и продолжает печатать.
— Дорогая Твоя. Спасибо за ваше письмо.
Мои ноздри раздуваются.
— Ты, черт возьми, серьезно?
Мой друг игнорирует меня.
— Как вы заметили, мое нижнее белье туго скручено и засунуто так глубоко в мою собственную задницу, что рядом со мной довольно часто неприятно находиться рядом.
Закатив глаза, откидываюсь на спинку стула и позволяю этому придурку насладиться моментом, но, вашу мать, я ни за что не отправлю это электронное письмо.
— Но позвольте мне заверить вас, — Хантер делает паузу, — мои практичные хлопчатобумажные трусы (вероятно, скучного белого цвета) раскрутились из-за вашего письма, и я никогда не чувствовал себя таким свободным. Можно сказать, хожу без трусов. — Ладно, эта часть заставляет меня смеяться. Идиот.
— Ваше электронное письмо может быть тем, что мне нужно, чтобы вытрахать из меня мудака; я хотел бы вернуть услугу. Как насчет того, чтобы посидеть у меня на коленях во время совещаний по обновлению персонала — которые являются пустой тратой времени каждого сотрудника, когда то же самое можно было бы сделать посредством электронного письма. — Хантер искоса ухмыляется, и я показываю ему средний палец. — Пожалуйста, пришлите мне ксерокопию вашей попки, чтобы я знал, чью задницу посадить к себе на колени.
С уважением, Медвежонок Рим.
P.S.: Давайте потрахаемся.
С широкой, довольной улыбкой Хантер читает свое электронное письмо и уже собирается навести курсор на кнопку «ОТПРАВИТЬ», когда я вскакиваю со стула и шлепаю его по руке.
— Что, черт возьми, ты собирался сделать?
— Отправить, ясень пень. — Он прижимает руку к груди, когда встает. — Почему ты такой раздражительный?
— Почему ты такой извращенец?
— Я не извращенец. Я нормальный. Это тебе нужно расслабиться. Расслабься, мужик. Отдохни. Повеселись. Господи.
— Я не могу отправить такое электронное письмо.
— Но…
Неловко ерзаю в кресле.
— Но… нет.
Друг встает, смахивая пыль с ковра, которая могла попасть на колени его грязных джинсов.
— Если ты не отправишь это письмо, подумай о том, чтобы отправить другое. Что самое страшное может произойти? Ты немного повеселишься, черт побери? Пофлиртуешь? Возбудишься на что-то другое, кроме электронной таблицы?
Дерьмо.
Он прав; однажды я действительно возбудился, когда увидел финансовую таблицу компании на конец года. Это было великолепно и сексуально.
Подайте на меня в суд. Деньги меня заводят, понятно?
Это не преступление.
Медвежья лапа Хантера вцепилась в моё плечо, сжимая.
— Просто подумай об этом.
— Хорошо. — Закатываю глаза, потому что мне больше нечего сказать.
Я не буду отвечать этой женщине.
Кем бы она ни была.
Эта идея смехотворна.
Когда Хантер наконец-то уходит, у него хватает манер захлопнуть за собой дверь, оставляя меня наедине с моими мыслями.
Нет шансов, что прямо сейчас я возьмусь за какую-либо работу. С таким же успехом я мог бы собрать своё барахло и уйти на весь день, но сейчас только середина утра.
Бл*дь.
Его нелепое сообщение светится черно-белым цветом, пародия на любовное письмо. Дешевая имитация флирта. Я бы никогда не сказал ничего подобного.
Я бы сказал…
Что бы я сказал?
Почесываю щетину на подбородке, потому что этим утром у меня не было достаточно времени, чтобы побриться. Волоски темные и грубые, покрывают мою сильную челюсть и подбородок. Колючие.
Что бы я сказал?
Я удаляю чушь, которую только что напечатал мой друг, не сводя глаз с этого мигающего, манящего курсора.
Скажи что-нибудь… будто то говорит он мне. Давай, ты трус.
Я? Испугался?
Это чушь собачья. Я ничего не боюсь, кроме белок, и ни одна душа не знает об этом, кроме меня.
Маленькие мерзавки с глазами-бусинками.
Тому, кого это касается:
Как вы, наверное, поняли, вы вызвали много шума своим небольшим заявлением. Это было непрофессионально и могло быть неверно истолковано как домогательство, что, я уверен, не входило в ваши намерения. Я воздерживался от ответа, главным образом потому, что мне нечего сказать; это недоразумение будет решаться отделом кадров вместе с отделом ИТ, и когда они вас найдут… вы будете уволены.
Ваш босс,
Рим Блэкберн.
Постскриптум: Очевидно, вы были пьяны, когда сочиняли это письмо, и оно является результатом употребления алкоголя.
Вот.
Профессионально. По делу. Авторитетно?
Я босс. Я всё контролирую, а не какая-то таинственная женщина, которая, вероятно, работает в гребаном почтовом отделении.
***
Какого хрена я здесь делаю?
Я говорю себе, что причина в том, что мне нужно лучше контролировать мою компанию.
Ни по какой другой причине.
Не-а.
Обычно я не бываю на нижних этажах; в основном потому, что прячусь в своем кабинете, опустив голову и щелкая по клавиатуре. Или разговариваю по телефону, отвечая на важные звонки.
У меня нет причин идти куда-либо, кроме моего офиса, уборной, зала заседаний или комнаты отдыха, где можно выпить кофе, и работа Лорен заключается в том, чтобы приносить его мне.
Но вот я здесь.
И я чувствую себя тигром, расхаживающим по проходам отдела маркетинга, медленно подкрадывающимся к середине кабинок, улыбаясь, сжав губы, и кивая каждому, кто смотрит в мою сторону.
Все разбегаются, как крысы, убираясь с моего пути.
— Здравствуйте, мистер Блэкберн.
— Ой. О, э-э, мистер Блэкберн. О, Рим. Э-э… Мистер…
— Я как раз готовлю этот файл для вас, сэр. Я… Я не забыл, я…
Несколько бумаг разлетаются в стороны.
Громкий кашель.
В качестве маскировки поднимается множество папок.
С чем я имею здесь дело? Отдел, полный кисок? Господи.
Просматриваю проход, тридцать с лишним кабинок — некоторые пустые, большинство из них заняты — одну за другой, изучая каждое лицо, которое внимательно смотрит на меня. Высматриваю… что-что.
Знак.
Подсказку.
Проблеск виноватого выражения лица.
Её.
Она здесь, в этом отделе, я чувствую.
Облизываю губы, улыбаясь Джорджу Фландерсу, моему самому давнему рекламному директору.
Джордж, может быть, и никудышный старожил, но его жена готовит чертовски классные пироги.
На ум приходит извращенная шутка, которую Хантер однажды рассказал мне о «нарезке пирога», и я хихикаю, заворачивая за угол в комнату отдыха. Она есть на каждом этаже; отделанная плиткой просторная комната с холодильником, несколькими столиками, раковиной, столешницей, микроволновой печью, кофеваркой и кофе-машиной фирмы Keurig. Каждую пятницу доставляют множество закусок и рогаликов.
Я толкаю тяжелую дверь и просовываю голову внутрь, затем останавливаю взгляд на молодой женщине в углу, которая стоит, поднеся журнал к лицу с сэндвичем в руке. Её платье слишком большого для нее размера отвратительного оливково-коричневого оттенка, устаревшая модель, которую я видел только в старых фильмах. Перед ней на столе стоит бутылка газированной воды, и она не слышит, как я вхожу в комнату и прислоняюсь к стойке.
Смотрю на неё, мой взгляд скользит вверх с её скрещенных ног, к одутловатым складкам огромных рукавов её платья, огибающих её локти. Кто она, черт возьми?
И почему она так одета?
Я достаточно прошелся по своей компании, чтобы знать, что никто так не одевается.
Не то, чтобы это действительно имело значение… но… наплечники.
Она не замечает меня, когда я прочищаю горло.
Я отхожу и делаю вид, что завариваю чашечку кофе. Он мне не нужен. Я уже выпил три, но делаю это, чтобы привлечь её внимание.
Всё ещё.
Ничего.
Что, вашу мать, я должен сделать, чтобы эта цыпочка посмотрела на меня? Взорвать бомбу? И какого хрена я вообще пытаюсь?
— Прекрасная погода сегодня. — Неубедительно.
— М-м-м…. — бормочет она.
— Я мог бы разбить палатку прямо здесь, в этой комнате, — тяжело вздыхаю я.
Её журнал шуршит, когда она переворачивает страницу.
— Ага…
— Черт, мистер Блэкберн, конечно, придурок.
Она фыркает. Смеется.
— Ага.
Вот как. У нас прогресс.
— Вы видели тот галстук, который был на нём вчера?
Она делает глоток из своего стакана с водой.
— Вчера на нём не было галстука.
Журнал трепещет.
Что ж. Интересно.
— Не было?
Она игнорирует меня так, как это делает только Хантер.
— Как вы думаете, что его так разозлило, что он написал то электронное письмо?
Страницы журнала неподвижны, он медленно опускается, и её темные глаза сверлят во мне дыры, когда она встречается со мной взглядом. Я вижу, как щеки девушки краснеют, глаза расширяются от ужаса, а зубы прикусывают нижнюю губу.
Пейтон?
Такую Пейтон я никогда раньше не видел: неряшливая и помятая, выглядит немного потрепанной, макияж слегка смазан — или это такой макияж, — одежда помята. Я не знаю, что, черт возьми, это за платье и где она его нашла, но оно п*здец как ужасно и его нужно сжечь.
Позволяю этому неловкому моменту между нами повиснуть, давая ей возможность связать пару слов и спасти ситуацию.
Но она этого не делает.
Сидит ошеломленная.
Таращится на меня.
Рот широко открыт в недоумении, как у карпа.
Я подавляю ухмылку.
— Доброе утро.
— Доброе, — отвечает Пейтон хриплым голосом.
— Тяжелая ночка?
Её ответ — слабая улыбка, которая касается только одной стороны её лица. Натянутая?
Она определенно с похмелья.
Ей следовало бы пить кофе, чтобы взбодриться, черт подери, а не воду.
— В следующий раз я был бы признателен, если бы вы позвонили и взяли отгул, а не приходили в офис в виде… — Позволяю незаконченному предложению повиснуть в воздухе, с удовлетворением отмечая, что она ерзает на стуле. — С другой стороны, вы увольняетесь… сколько осталось? Семь дней? Шесть?
Пейтон прочищает горло.
— Одиннадцать.
Я прислоняюсь к стойке, пока варится кофе, скрестив руки на груди.
— Одиннадцать. — Позволяю цифре слететь с моего языка. — Судя по вашему виду с похмелья сегодня утром, похоже, вы сожалеете о своем решении покинуть такую влиятельную компанию.
Пейтон расправляет плечи…. хорошо сложенные плечи.
— Я ни о чем не жалею. — Она закрывает журнал, кладет сэндвич и ловко складывает руки перед собой. — Я очень воодушевлена своим новым начинанием, если вам интересно.
Качаю головой и хватаю свой кофе.
— На самом деле я не хочу знать. Что мне действительно интересно, так это то, почему вы бездельничаете в комнате отдыха, читаете журнал и едите сэндвич, когда еще нет, — бросаю взгляд на свои золотые часы, — даже десяти утра.
Её взгляд мечется. Попалась. С поличным. Она прикусывает щеку, и как раз в тот момент, когда я думаю, что Пейтон будет просить прощение, она расправляет плечи, подносит сэндвич ко рту и откусывает огромный кусок.
Горчица украшает её верхнюю губу, а кусок индейки свисает с хлеба, пока она говорит.
— Если вам действительно интересно знать, мне захотелось перекусить сэндвичем с индейкой в середине утра. — Девушка встает и засовывает журнал под мышку. Взяв воду, она обращается ко мне, тряся своим сэндвичем: — А теперь, если вы не возражаете, мне нужно доесть остатки этой восхитительной вкусной индейки и отправиться в свою кабинку. Кто-то должен заниматься здесь маркетингом.
Самоуверенная, чертовски гордая, она проходит мимо меня, вода капает с распущенных прядей её волос, как будто она только что вышла из душа.
Я наблюдаю, как она уходит, если быть предельно честным, она немного в беспорядке.
Какого хрена она делала сегодня утром, одевалась в гребаной темноте??
И почему у неё такая походка, как будто она находится на подиуме?
Виляет задницей.
Плечи покачиваются.
Затем её шаг замедляется, и она спотыкается о свои проклятые ноги.
Но она удерживает себя от падения. Снова выпрямляясь, исчезает за стеной.
Ухмыляюсь, вспоминая её слова. Кто-то должен здесь заниматься маркетингом.
Чертовски дерзкая женщина.
Если бы мне не было интересно узнать, что она наденет в понедельник… возможно, ещё один тренч до лодыжек, я бы уволил её задницу.
Она не единственная в отделе маркетинга.
Сделав глоток кофе, выхожу из комнаты отдыха и иду в противоположном направлении, одна мысль не дает мне покоя: когда Пейтон уйдет, лишусь я высокомерной штучки, или она на самом деле является жизненно важной частью моей компании?