Мы посидели в ресторане, съели поданные блюда. Ни одному это удовольствия не доставило. Разговор тоже не клеился. По дороге домой Изобель сидела молча, пока я не остановил возле дома машину.
Только тогда она повернулась и посмотрела на меня. Выражение лица было прежним, но теперь с затаенной улыбкой.
– Нынче вечером я была просто еще одной твоей женщиной, – сказала она.
Двое мужчин приволокли меня к баррикаде. Я повис на их плечах и пытался переставлять ноги, но перенос веса тела на растянутую лодыжку отзывался сильной болью.
В баррикаде открыли проход и провели меня за нее.
Там было несколько человек. Все с карабинами. Я попытался объяснить, кто я такой и зачем хотел войти в городок. Не обмолвившись ни об афримах, ни о своих страхах о том, что Салли и Изобель находились у них в руках, я сказал, что разделился с женой и дочерью. Мне вроде бы удалось убедить их, что я имел основания искать их именно здесь.
Мои пожитки обыскали.
– Ты просто грязный оборванец, кто же еще? – сказал один молодой мужчина. Остальные одарили его взглядами, которые показались мне осуждающими.
Я ответил, стараясь говорить спокойно:
– Я потерял дом и все, чем владел. Несколько месяцев был вынужден жить, где придется. Для меня было бы счастьем принять ванну и сменить белье.
– Все в порядке, – сказал другой. Он куда-то в сторону мотнул головой и тот молодой мужчина отошел, сверкнув на меня взглядом. – Кем вы были до того, как вас выгнали из дома?
– Вы имеете в виду мою профессию? Я преподаватель колледжа, но некоторое время был вынужден заниматься другой работой.
– Вы жили в Лондоне?
– Да.
– Есть места и похуже. Вы слышали, что творилось на севере?
– Слышал. Вы позволите мне войти в городок?
– Возможно. Однако прежде нам необходимо побольше узнать о вас.
Мне было задано еще несколько вопросов. Я не отвечал на них с полной искренностью, но старался добиться ответами расположения к себе. Вопросы касались моего возможного участия в войне. Меня спрашивали, не подвергался ли я нападению вооруженных отрядов, не занимался ли я диверсией, какой из воюющих сторон я предан.
Я спросил:
– Это территория националистов, не так ли?
– Мы верны короне, если вы это имеете в виду.
– Разве это не одно и то же?
– Не совсем. У нас нет вооруженных сил. Мы в состоянии справляться со своими делами сами.
– А как же афримы?
– Здесь их нет. – Категоричность его тона напугала меня. – Они были, но ушли. Было бы легкомыслием позволить ситуации выйти из-под контроля.
Заговорил еще один мужчина:
– Вы еще не рассказали о своей позиции.
– А вам трудно ее представить? – ответил я вопросом. – Африканцы заняли мой дом и я уже год живу не лучше зверя. Эти ублюдки забрали у меня ребенка и жену. Так что, я с вами. Этого достаточно?
– Ладно. Но вы говорили, что пришли искать их здесь. В городке нет ни одного африканца.
– Какой это город?
Он назвал. Предводитель беженцев упоминал другой. Я сказал, как называется городок, куда намеревался добраться.
– Вы попали в другое место. Здесь нет ни одного чернокожего.
– Я понял. Вы уже говорили.
– У нас приличный городок. Я ничего не знаю об африканцах. У нас их нет ни одного с тех пор, как мы вытурили всех их до последнего. Если они – цель ваших поисков, то вы попали не туда. Понятно?
– Вы прекрасно все объяснили. Я ошибся. Прошу извинить.
Они отошли от меня и минуту или две посовещались. Я воспользовался этим, чтобы изучить крупномасштабную карту, которая была прикреплена к одному из бетонных блоков баррикады. Этот район побережья населен очень густо. Хотя каждый городок имел собственное название, их пригороды переходили один в другой. Городок, в который мне следовало попасть, находился в пяти километрах к востоку.
Я заметил на карте отмеченную ярко-зеленой краской границу зоны. Ее самая северная точка находилась примерно в семи километрах от моря. От этой точки граница шла на восток и запад до побережья. Моя цель, как я увидел, была за пределами зеленой черты.
Несколько пробных физических упражнений убедили меня, что на поврежденную лодыжку я совершенно не могу опираться. Голеностоп опух и я понял, что если сниму ботинок, то надеть его снова не смогу. У меня появилось подозрение, что сломали кость. При первой возможности ногу необходимо показать врачу.
Остановившие меня люди подошли снова:
– Вы можете идти? – спросил один из них.
– Не думаю. Нет ли здесь врача?
– Конечно, есть. Вы найдете его в городе.
– Значит, вы не гоните меня?
– Нет. Но кое о чем должны предупредить. Достаньте чистую одежду и приведите себя в порядок. Это приличный город. Не оставайтесь на улице после наступления темноты… найдите себе жилье. Если не сможете, вам придется уйти. И не болтайте о чернокожих. Все ясно?
Я кивнул:
– Смогу я уйти, если захочу?
– Куда вы можете захотеть пойти?
Я напомнил, что должен найти Салли и Изобель. Для этого будет необходимо пересечь восточную границу с соседним городом. Он сказал, что уйти я смогу по прибрежной дороге.
Мужчина дал знак, что я могу идти. Я с трудом поднялся на ноги. Один из них зашел в ближайший дом и принес трость. Мне было сказано, что я должен вернуть ее, как только лодыжка поправится. Я дал обещание.