— Конечно. Спасибо.
Когда я возвращаюсь в библиотеку с их напитками в руках, они, похоже, возвращаются к своему разговору.
— Так в чем же дело? Вы двое?.. — Мэтью использует свист в качестве эвфемизма для вопроса, который он хочет задать.
Уолт полностью игнорирует его, предпочитая вместо этого сделать небрежный глоток своего напитка. Затем Мэтью смотрит на меня, и я пытаюсь изобразить такой же невозмутимый вид, но это бесполезно. Я ерзаю на месте, отвожу взгляд и краснею, как спелый красный помидор.
Мэтью смеется.
— Тогда ладно. Думаю, это хорошо, учитывая, что ты женат и все такое. Подождите. — Его взгляд мечется между нами. — Как это работает? Встречаться, когда вы уже женаты, должно быть, очень странно. Как долго вы, ребята, должны продолжать этот фарс в любом случае?
— Шести месяцев должно быть достаточно, чтобы отозвать траст, — небрежно отвечает Уолт.
Я вздрагиваю, совершенно ошеломленная.
Шесть месяцев? О чем он говорит?
В юридических документах, которые прислали его адвокаты, не было оговорено никаких сроков для нашего брака. Я поняла это так, что мы будем женаты на всю жизнь или, по крайней мере, на всю жизнь траста. Это означало, что до тех пор, пока будут деньги, которые можно будет распределить между бенефициарами, мы с Уолтом будем женаты. К лучшему или к худшему, пока мы оба будем жить.
— Отозвать его? — спрашиваю я, сбитая с толку.
— Да, — говорит Уолт с твердым кивком. — Я работал со своими юристами и финансовыми консультантами, и мы пришли к решению, которое должно подойти для всех. Траст, в его нынешнем виде, имеет строгие параметры в отношении того, когда можно получить доступ к активам — вот почему нам с тобой пришлось пожениться, — но теперь, когда я стал доверенным лицом, у нас есть пространство для маневра с точки зрения его отмены. В обычных обстоятельствах было бы невозможно отозвать безотзывный траст, как следует из названия, но это чрезвычайные обстоятельства, и я убежден, что траст больше не служит той цели, для которой он был предназначен. Именно это мы и будем оспаривать в суде.
Все эти причудливые слова, похоже, не заставляют меня меньше волноваться.
— Разве для отзыва траста не потребуется единодушное согласие бенефициаров? — спрашивает Мэтью.
Уолт тихонько посмеивается, глядя на свой стакан.
— Не тогда, когда бенефициары доказали, что они не в своем уме.
— Мои родители?
Его жесткий взгляд встречается с моим, и я борюсь с желанием отступить.
— Они как клептоманы, Элизабет, хочешь ты этого или нет. У них есть пристрастие тратить деньги, которых у них нет.
— Так ты их отрезаешь?
— Нет, я никогда этого не говорил. По сути, я создаю новое доверие. То, над которым у меня будет больше контроля.
— Таким образом, вы двое сможете развестись и вернуться к нормальной жизни, — добавляет Мэтью.
— Точно, — говорит Уолт.
Именно это слово, кажется, вибрирует внутри меня, как живое существо, которое я только что случайно проглотила. Это наполняет мой желудок, заставляя его сжиматься от беспокойства.
— Когда траст будет аннулирован и распущен, я также хотел бы выплатить тебе единовременную сумму, Элизабет. Сумма достаточно большая, чтобы ты могла сразу купить квартиру в городе, а не арендовать ее.
Развод и единовременная выплата — решение всех его проблем.
Я понятия не имею, почему я смаргиваю слезы. Все, что я знаю, это то, что я благодарна, что стою достаточно далеко от него в тускло освещенной библиотеке, чтобы он не мог понять, насколько эта новость потрясла мой мир.
Кажется, для меня это откровение, а для Уолта — пустая болтовня, как будто он потрудился сказать это только сейчас, потому что Мэтью спросил об этом. В его голосе нет чувства срочности, нет понимания того, насколько сильно каждое из этих заявлений может изменить мою жизнь.
Мэтью смеется и протягивает свой стакан виски, чтобы кивнуть Уолту.
— Я должен был знать, что ты найдешь способ выпутаться из этой передряги рано или поздно. А теперь выпей, потому что у меня есть еще одна причина, по которой я зашел. — Он поворачивается ко мне. — Я пытался связаться с вами, ребята, потому что Надежда хотела, чтобы я пригласил вас на открытие выставки артиста, которого она представляет. Это сегодня вечером. Началось примерно тридцать минут назад.
Он смотрит на меня, ожидая ответа.
Я нахожусь в густом тумане, слишком поглощенная всем, что только что сказал Уолт, и едва могу кивнуть в ответ. Конечно, я хочу пойти на открытие. Это просто то, что мне нравится делать обычно.
Мэтью допивает остатки своего напитка.
— Хорошо. Тогда пошли.
Я съеживаюсь, глядя на свою одежду для отдыха.
— Дай мне десять минут, чтобы надеть какую-нибудь приличную одежду.
— Думаю, ты прекрасно выглядишь, — добавляет Уолт с загадочной улыбкой.
Кажется, я не могу ответить ему тем же, прежде чем спешу в свою спальню, уже мысленно просматривая свой шкаф с одеждой, хватаясь за эту задачу и надеясь, что это отвлечет меня от разговора, который мы только что вели в библиотеке.
Галерея Штейн находится в Челси, прямо рядом с Хай-Лайн. Я не была в галерее целую вечность, с первого года обучения в RISD, когда я приехала в Нью-Йорк, чтобы посмотреть коллекцию в качестве классного задания.
Помещение двухэтажное, с черными решетчатыми окнами, простирающимися от тротуара до крыши. Крупногабаритная промышленная входная дверь открывается по оси, так что в такие вечера, как этот, когда в Нью-Йорке хорошая погода, она может оставаться открытой, смешивая внутреннее и наружное пространство. Место переполнено, приглашенные гости и пресса высыпают на улицу перед современным пространством.
Уолт, Мэтью и я направляемся ко входу и обнаруживаем Надежду, разговаривающую в группе.
Как и в первый раз, когда я встретила ее, мне нравится ее стиль. Сегодня на ней небесно-голубой платок и легкое платье-рубашка в тон, подчеркивающее талию в стиле ампир. Я выбрала облегающее кашемировое платье длиной до середины бедра. Обычно я ношу его с колготками, но так как на улице тепло, мои ноги обнажены между подолом платья и ботинками.
Надежда видит, что мы приближаемся, и отделяется от своей группы, чтобы поприветствовать нас.
— Я так рада, что вы, ребята, смогли прийти, — говорит она, наклоняясь и обнимая каждого из нас, и целуя в щеку. — Зайдите и осмотритесь. Там есть напитки и еда, если вы все голодны. — Она протягивает ладонь, чтобы сжать мою руку. — Я приведу Аню через несколько минут, чтобы я могла представить вас двоих. Думаю, тебе было бы полезно с ней познакомиться.
Эта перспектива сразу же возбуждает меня.
— Ой! Это было бы здорово!
Аня — художница, представленная сегодня на выставке, и она привлекла немало внимания своей серией абстрактных фотографий. На белых стенах галереи висят огромные фотографии в рамках, каждая из которых представляет собой взрыв геометрии и цвета. Просмотрев первые несколько фотографий из серии, я сразу понимаю, почему Надежда решила, что было бы неплохо, если бы я пришла на эту выставку. Аня черпала вдохновение у культовых художников примерно так же, как я пытаюсь это сделать в своей нынешней коллекции. Ее первая фотография — адаптация картины Пикассо «Авиньонские девицы» (прим. первая картина кубического периода Пикассо, написана в 1907 году). В ней использованы все те же цвета, что и на картине, но Аня уменьшила количество культовых женских фигур и заменила их урезанными геометрическими фигурами. Исчезли мазки кисти Пикассо. Аня сделала фотоколлаж из ярких цветов, так что абстрактные формы накладываются друг на друга, заставляя мой взгляд безумно блуждать по фотографии. Если бы я могла себе это позволить, я бы купила эту вещь на месте.
Уолту, похоже, это нравится так же сильно, как и мне. Он стоит рядом со мной, пристально глядя на нее.
— Хорошая, правда? — я спрашиваю.