В церквушке, не смотря на тёплые летние ночи, было холодно и сыро — испарения от земли проникали снизу, оседали каплями на стенах и иконах и стекали вниз, словно слёзы.
Отец Владимир втолкнул в тёмный зал командора Борислава, дождался, когда Алиса втащит Даниила, и со всей силы потянул створки — двери с грохотом встали на место, закрывая вход. Запер на мощный засов — только свет полной луны в ажурных окнах и негасимая лампадка над алтарём освещали зал.
— Здесь пока безопасно, — хмуро прокомментировал отец Владимир. Подошёл к лампадке, стал зажигать и относить по углам свечи.
— Пока, — усмехнулся командор Борислав. — Вас найдут, где бы ни были.
Локти его были стянуты ремнём за спиной, с ног сняты ботинки, а торс обнажён. На грудине белел старый шрам, оставшись единственным знаком принадлежности — крест отец Владимир снял с него, как и забрал всё имеющееся оружие. Но это не мешало командору смотреть вокруг насмешливо и уверенно.
Алиса уложила Даниила подальше от командора, к самому преддверью алтаря, и села рядом, прижалась спиной к стене и опустила ладонь на лоб бета. От него тянуло жаром и холодом одновременно — разорванная шея парила от поднявшейся температуры, а тело стало негнущимся и холодным, словно у покойника. Веки едва колыхались и недавно отросшие ресницы неуловимо вздрагивали на тонкой молодой коже. Алиса следила за дыханием бета и иногда неосознанно запускала пальцы в едва подросшие волосы.
— Питание, — отец Владимир подошёл и, не наклоняясь, показал ей тёмную бутылку.
Алиса подняла взгляд на священника и покачала головой. Снова заворотило.
Священник поджал губы и нахмурился.
— Вы всё ещё уверены, отец Владимир, что идёте верной дорогой? — внезапно вполне серьёзно спросил командор Борислав.
Отец Владимир обернулся к нему, посмотрел задумчиво:
— А вы? Встречая препятствие, считаете, что это знамение неверного пути?
Командор снова насмешливо скривил губы и отвернулся.
— Разве дорога, ведущая к свету, не имеет камней на пути? — покачал головой отец Владимир и снова посмотрел назамерших в малоподвижности йахов: — Дорога добра — дорога преодоления. Там, где человек изворачивается, обходя камни, где сдаёт назад в страхе, где решает, что лучше просто, чем тяжело — там рождается дорога зла и лжи. И это не наша дорога.
Он дёрнул головой, словно перебивая себя, и стремительно ушёл к командору. Не церемонясь, схватил его за плечо, разворачивая спиной, и проверил ремень на локтях. Лицо наставника стало равнодушным, но белизна и пот на лбу выдали его страдание.
Священник отконвоировал командора в угол притвора и сухо приказал:
— Присаживайтесь, командор. На седалище.
Отец Борислав молча опустился на холодный пол.
— Ноги, — коротко приказал священник. Пистолет в его руке весомо направился в голову пленнику.
Тот глянул снизу вверх на старого инквизитора и, не переча, сложил ноги кренделем, подтянув стопы к бёдрам. Алиса знала эту позицию по медитациям — помогая сосредоточиться на запредельном, она и приводила в оцепенение, из которого без посторонней помощи подняться было сложно.
Отец Владимир отошёл от командора на несколько шагов и, не опуская пистолета, сел напротив. Теперь они смотрели друг другу в глаза. Старый священник сидел прямо, в традиционной позиции на коленях, а пленник из-за заломленных за спину рук, немного наклонялся вперёд, и казалось, что его широкая массивная фигура пытается нависать над старцем.
— Я хочу понять… — негромко начал отец Владимир. — Почему за отродьем, которое губит женщин и искривляет веру, больше года идёт охота без результата?
Командор пожал плечами, насколько позволил стягивающий локти ремень:
— Вы напрасно считаете, что мы всесильны. Круг и его возможности не сильно изменились за годы, пока вас не было.
Отец Владимир усмехнулся:
— Одной инициаторши вашего изготовления хватило, чтобы дважды безошибочно выйти на него!
Алиса подняла голову и взглянула на разговаривающих. Они сидели далеко и разговор едва долетал до неё, но ей твёрдо виделось, что меж людьми возник и теперь дрожал невидимый эластичный жгут, он натянулся до предела и отпусти его один — он больно ударит по другому.
— Выйти — да, но не поймать.
— Борислав, не надо играть со мной, — отец Владимир покачал головой: — После того, что я пленил командора региональной секции храмовников Единой, терять мне нечего. Я вне закона. Ты понимаешь — времени у нас мало.
Командор задумчиво посмотрел на священника и глухо спросил:
— Так что — мы докатимся до крайностей? Или у вас есть в тайнике сыворотка правды?
Отец Владимир ответил ровно:
— В тайнике бутылка старого кагора. А вот рядом — инициатор, которого вы приговорили к смерти.
Командор не выдал себя ничем. Но Алиса почувствовала, что жгут всё-таки лопнул. И ударил по нему.
— Блеф, — хрипло сказал он.
Старый священник кивнул ровно, будто ожидал такого ответа, наклонился, опираясь на колени предплечьями. Набухшие дряблые веки прикрыли острые глаза.
— Командор, напрасно… Я старик, но у меня хорошая память. Ваша молодость пришла на время смуты, потому вы не успели научиться любить ту церковь, какой она была годы и века до вас. Вы прошлись красным петухом по всему, что было дорого нам. Вы спалили наши принципы, убили нашу веру в человека. И создали это уродище — «Единую Церковь» — общество лжецов, стремящееся только к власти над кошельками, телами и душами. Вы захватили власть в стране и, словно последние угли, затоптали те церкови, где сохранялось истинное православие. Вы ввергаете Россию в хаос средневековья, хотя и с новыми техническими возможностями. Уничтожаете знание и людей, способных его передавать. Убиваете волю и людей, способных на сопротивление вам. У вас только одна цель — жрать. И этого я вам простить не могу. Вот этого убийства церкви, которой служу. Так блефую ли я?
Командор оттёр о плечо подбородок, на который стекла капля пота, и отозвался:
— Это ли не можете простить, или то, что вам пришлось быть в наших рядах и ради собственной жизни в Храме отказаться от прежнего мировоззрения? — флегматично спросил он.
Лицо отца Владимира не дрогнуло.
Командор кивнул:
— Вы не блефуете.
Он пожевал губами и посмотрел на дальние иконы, мимо невозмутимого священника:
— Иерей Марк — отец владыки Аттика.
— Так, — сухо отозвался старый инквизитор и выпрямился.
Командор неохотно продолжил:
— Он был храмовником на сопровождении прото к монастырю подготовки. Прото вырвался. Больше сотни человек погибло…
— Он получил личную инициацию? — поднял брови отец Владимир.
— И да, и нет. Он был опосредованно инициирован прото. Пытался отсосать кровь у укушенного митрополита, присутствующего на обряде. Владыка умер, а Марк оказался инициирован в альфу.
Священник обернулся, коротко глянул в дальний угол на Алису. Та сидела неподвижно, прикрыв глаза и умерив дыхание. Но всё-таки она слышала.
— Марка не успели упокоить до полного превращения, пришлось восстанавливать, потом много лет содержать в дальнем монастыре… Придя к власти, отец Аттик пожелал своего родителя устроить и его собирались перевезти в Архангельск, дать далёкий приход, но по пути он бежал. С тех пор прошло уже более десятилетия — поиски закончились ничем и о нём забыли.
— И он пришёл к сыну…
— И убил его, — кивнул командор.
Отец Владимир задумчиво поднял вооружённую руку и рукояткой пистолета почесал бровь. Задумался:
— Это случилось через год после того, как начались обряды в городе. Обряды, которые Аттик не особо спешил остановить… Вероятно, надеялся образумить Марка. В какой-то момент пригрозил ему и тот его убил.
— Грозить было бессмысленно, в тот день Алиса вышла на него. Он мстил, а не останавливал.
— Верно, — кивнул священник и снова задумчиво взглянул на пленника: — Значит, год проводились обряды йахов… Изначальные обряды.
Командор нехотя отвёл взгляд.
— Надеюсь, круг позаботился о недостижимости прото?
— Обряды не вызвали значительных возмущений в сфере, — сухо отозвался наставник Борислав. — Причин для беспокойства нет.
Священник покачал головой:
— Что ему ваша сфера! Он чувствует мир насквозь, а вы опираетесь на технику… В наше время не было наивных фантазий и возле него всегда были жрецы высокой подготовки.
— Жрецы есть и сейчас. Напрасно вы считаете нас безответственными. Мы приняли на себя бремя защиты основы церкви и стараемся нести его достойно. А проколы бывают у всех. Как камни на праведном пути. Время инициации Марка приходится ещё на ваше правление, не забывайте.
— Не забываю, — отец Владимир смотрел холодно. — Но на наше правление не приходились программы уничтожения культуры, образования, медицины и светской власти. В наше правление человек имел право сам читать Евангилие, а не обязан был ходить дважды в неделю на обязательные чтения, где ему больше объясняется, как жить и за кого голосовать. В наше время не легализовали проституцию, не изымали детей для обучения в лагерях детства, не развязывали войны с другими конфессиями…
— Какое время — такие решения, — холодно ответил командор. — Мы не сторонники насилия, но после кризиса власти в стране, мы приняли эти поводья и выведем Россию на передовые мировые места.
— По числу поломанных судеб? — поинтересовался священник. — Или по статистике добровольно-принудительных пожертвований?
Командор расслабился, оплывая, словно для сна, и лениво ответил:
— Думаю, нам не стоит спорить. Невозможно одному уверенному человеку переубедить иного уверенного человека. Переубеждает только жизнь. Слово человека здесь бессильно.
Старый инквизитор тяжело поднялся с колен:
— Нечему спорить. Есть вы, и более — ничего. Вам и отвечать теперь за всё, что делаете. Не потеряйте только последнюю надежду веры нашей. Пока Прото в кругу православия — Россия бессмертна. Так не будьте глупцами и безответственными тварями! Если каждый ваш подготовленный епископ, дорвавшись до власти, позволит проходить йахо-обрядам или иной гнили существовать, просто потому, что она с ним кровно повязана — вы не удержите Его.
Командор глянул исподлобья:
— Последняя надежда — под нашей защитой. И она крепка. Мы победили в гонке за право быть его кругом защиты. Победили вас, ваше поколение. Не забываете, что иные артефакты Третьего Рима потеряли вы. Своим малодушием и консерватизмом. А мы сейчас — сила. Единственная реальная сила в этой стране. Сила, подкреплённая его согласием.
Священник устало протёр глаза:
— Слова юнца, а не зрелого мужа. Что значит ваша сила в сравнении с его? Что значит его согласие, когда у него нет выбора? Что значат ваши бравада и новаторство, если опыт вы оставили в могилах заброшенных церквей? Я говорю тебе, Борислав, вы сделали много такого, что колыхает эфир. Такого, что заставит Его, — отец Владимир со значением поднял пистолет и наугад ткнул в сторону дальних икон, — вмешаться. И тогда не станет ни вас, ни нас. Только чистая страница. И писать на ней будут те, что придут позже. Время камня пройдёт.
Командор посмотрел на крест, висящий над воротами в алтарь.
— На всё воля его.
И закрыл глаза.
…