Они стояли друг против друга, смотря, словно впервые видя, оглядывая и ничем не выдавая чувств, в дрожащее желе превращающих нутро. В высокие окна проникал свет восходящего солнца и окрашивал золотые оклады кровавыми бликами, а убелённые лица святых розовыми мазками делал полными живости. И стояла тишина, в которой слышен был неясный далёкий гул и едва-едва — шёпот листьев в саду.
Когда ухнул первый удар старого, давно молчащего колокола, они вздрогнули оба. И одновременно обернулись к входу. Шум с улицы нарастал. Гам, топот, истерические выкрики, плач и гогот.
— Люди, — мотнул головой Даниил. Плечи его опять набухли, напряглись, сгорбились, подобрав к корпусу напружиненные руки. Глаза сузились, смотря на основной вход.
Когда с улицы раздались выстрелы, йахи огрызнулись, приседая перед броском, и тут же изумлённо замерли. Стреляли не в них. А гул приближался. Ещё мгновение, и церковь снесёт цунами человеческого ора. Кротко переглянувшись, йахи рванули в стороны. Бег, прыжок — и оба взлетели по стенам церкви на тонкий бортик, отделяющий купол. Замерли, распластавшись спинами и распахнутыми руками, словно распятые на потолке.
Явственно, пробившись через многоголосье безумной толпы, зазвучал голос командора Борислава. Он приказывал людям встать. Но даже поставленная «особая речь» не остановила буйства. Толпа сминала всё.
Застрочили автоматы. Глухо ударил пулемёт и тут же смолк. В общем хаосе звуков потонул шум переворачиваемой машины и истерические крики людей, бешеными ударами месящих уже не сопротивляющиеся тела.
Алиса и Даниил переглянулись.
Створки, открывающиеся наружу, толпа просто вынесла в притвор. Окровавленные тела первых ввалились в церковь на падающих дверях, словно на высунутом языке куски фарша. Контрастные — белые в красном — едва шевелящиеся, ползущие с трудом под грудой таких же, переползающим по ним, тел. Вторые ряды напирали, падали на возникший завал и по-пластунски быстро ползли, ползли. Рвались в церковь…
Вошедшие бежали, ползли, падали и поднимались, — к иконостасу. Они видели только крест над алтарём и белые в розовом лики. И не смотрели вниз. И месили ногами, коленями, локтями лежащее на полу тело старого священника. Их пастыря.
Люди лезли к алтарю, припадали к иконам, плакали и смеялись взахлёб, толкались, лезли друг на друга всё выше и выше… И нашествие не кончалось. Волна за волной — шли, падали, захлёбывались соплями и кровью, и погружались под толщей новой волны.
Даниил облизал губы и посмотрел на Алису. Девушка стояла, почти падая с бортика, невероятным образом нависая над толпой, словно стоп-кадр прыгающего самоубийцы. Раскинув руки, она балансировала на носках стоп, а в её глаза широко распахнутых глазах плескалась муть.
— Аля! — рявкнул Даниил.
Тщетно.
Альфа с посиневшими губами и без искры разума в глазах смотрела только на кровавое месиво под ногами. И видела древний храм, каменные стены во фресках и девочку-жрицу, приглашающую к трапезе. Вокруг неё кружился запах незапретной крови. Запах безграничной власти. И права на эту власть… И не было сил ей сопротивляться…
— Аля! — закричал Даниил и, оттолкнувшись от стены, прыгнул вперёд.
Он схватил хищно пикирующую альфу в воздухе. Два йаха ударились, схлестнулись мощными ударами когтей и закружились, рушась вниз, на заваленный людьми пол храма. Плотная масса тел приняла их, с всхлипом и треском прогнувшись.
— Аля! Очнись! Очнись! — рычал Даниил, отжимая от себя мощно вцепившиеся руки. В мутных глазах Алисы оставались только жестокость и жажда.
С улицы ударили очереди — храмовники отвоёвывали порядок, стремясь войти в церковь, полную бесноватого хаоса.
— Аля! — через зубы стонал Даниил, не в силах перебороть дикую мощь одуревшей альфы. Опрокинув его, вдавив спиной в океан рук и ног, она добиралась до горла. Бет сипел, сдерживал её на вытянутых руках, но локти уже трещали, а сухожилия стонали от напряжения. Он покосился на вход — в лучах поднявшегося солнца ярко выделялись тёмные фигуры приближающихся храмовников. Они шли ходко, уверенно, по-армейски сохраняя дистанцию и ухватисто удерживая оружие.
— Аля, — просипел Даниил.
Лицо альфы оставалось равнодушным. Она не слышала. А в свете рассветного солнца рыжие волны волос, густо поднявшиеся, казались кровавым сиянием вокруг белого лика.
Внезапная тень мелькнула над ними. В тот же миг мазнуло мощным движением в сторону головы Алисы и — её сшибло в сторону.
Подобравшись, Данила с рывка встал на ноги.
Полуобнажённый йах мощного телосложения стоял над поверженной девушкой и недовольно щерился:
— Неси, — прошипел-просвистел он и кинул выразительный взгляд на выход, где храмовники, увидев происходящее, переходили на бег.
Данила без слов подхватил потерявшую сознания девушку на руки.
Марк прыгнул на иконостас, пробил когтями лакированные доски и обернулся. Данила глядел на него молча — с Алисой через плечо повторить такое он не смог бы.
Негаданный спаситель усмехнулся и всей мощью начал раскачивать стену священных ликов. Иконы трещали, трескались, лики шли щепами и осыпались краской. Деревянная перегородка старой церкви рухнула внутрь, накрыв алтарь и развалившись на две части о престол. Марк выпрямился в клубящейся пыли и качнул Даниле головой — «пошли!». Не задумываясь больше, бет рванул за ним.
Марк вывел к узкой двери и, не теряя времени, вышиб её.
На той стороне встретили пули. Серебро зачиркало по камням, счищая побелку. Йах оскалился и засвистел-зашипел, пригибая голову ниже и делая звук всё тише и выше. Он стал едва различим для слуха, и храмовники с этой стороны Храма стали вздрагивать, оседать, хвататься за головы, опуская оружие, глотать ртом воздух.
— За мной! — не оборачиваясь, бросил Марк назад.
Данила последовал безоговорочно. И через площадь, усыпанную храмовниками, провожающими их выпученными глазами и безрезультатно пытающимися поднять и направить на беглецов оружие. И дальше — через толпу людей, стоящих в несколько рядов, раскачивающихся волнами под неслышную никому, кроме них, музыку и пялившихся на крест на куполе церкви и шепчущих, шепчущих… И потом — в вовремя подогнанный небольшой фургон, заполненный вооружёнными людьми, склонившимся перед ним и выпрыгнувших из машины, чтобы занять оборону вокруг дороги.
Он бережно уложил Алису на задние сиденья в фургоне, поправил локоны, налипшие на лоб, и сел к йаху, вольготно расположившемуся напротив входа в салон и отдавшему водителю команду двигаться. Машина вильнула из тупичка на большую дорогу и, разгоняясь, пошла по шоссе.
— Выбрались? — скупо спросил Даниил. Горло саднило, лицо перекашивало нервным спазмом.
Йах усмехнулся:
— Мы — да.
Данила кивнул, что понял.
— Кто они?
— Отверженные, — устало откинулся на спинку кресла он — тело уже начало обратную трансформацию и желало отдыха. — Отрешенные от церкви, бомжи и беты, которые нашли в себе силы противостоять происходящему с ними. Объединившиеся и ставшие силой. А проще — сопротивление. Изгои, которых Единая пытается представить обществу, как его врагов. Те, у кого отобрали работу, дома, любимых и веру. Те, кто Единой этого не спустили и не сломались.
— А те? В церкви?
Марк прикрыл глаза:
— Паства. Верные бараны и агнцы.
— Что с ними было?
— Их ад в миниатюре.
Даниил несколько мгновений смотрел молча, потом кивнул:
— Ты?
Марк прикрыл глаза, словно не желая продолжать разговор. Даниил кивнул, что понял и спросил о другом:
— Куда мы едем?
— В убежище.
— В какое?
Марк приоткрыл глаза, словно лениво сощурился:
— Полагаешь, что надо ехать в штаб сопротивления?
Данила, не глядя на собеседника, задумчиво встряхнул руками, сжал-разжал кулаки, уже принимающие обычный вид.
— Подойдёт любое, где не найдут. Но не штаб.
Марк кивнул благожелательно:
— Правильно. Едем в один из форпостов. Там можно отдохнуть. И привести сестру в порядок.
Даниил дёрнулся:
— Что с ней? Ты знаешь?
Марк потянул с соседнего кресла свёрток, развернул. Джинсовая рубашка с вышивкой красных цветов на плечах распахнулась на его коленях. Надел, достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул Даниилу. Бет покачал головой. Марк вытащил сигарету и сунул в губы:
— Я решил не отвыкать, — сказал он, щёлкнув зажигалкой. — Должны же быть хоть какие-то изъяны! А то немудрено себя и богом почувствовать. А сие — грех больший, чем курение…
Он выдохнул, умиротворённо жмурясь на тусклую лампочку в салоне. И даже то, что машину стало потряхивать на ухабах, не смутило его.
— Что с Алей? — терпеливо переспросил Даниил.
— Перерождение, — коротко отозвался Марк. — Фактическая смерть души и тела. С этого времени и навсегда её питать будет только тёплая кровь человека, и только в ней она будет находить отдохновение. Иная часть её жизни будет проходить, словно под наркотиком.
— Всегда? — тихо спросил Даниил.
Марк пожал плечами:
— Легенды рассказывают, что были те, чья воля оказывалась сильнее йахаса. Но легенда на то и легенда.
Он снова затянулся и продолжил:
— Я чувствовал, что она уже на грани. И тогда, на обряде, я ощутил её ещё до нападения. Она вторглась своим сознанием в мой круг. У её души был вкус страсти понимания. И я понял, что она ещё придёт ко мне. — Он усмехнулся. — Но нам опять помешали.
Опустив корпус, Данила упёрся локтями в колени и посмотрел на спасителя исподлобья:
— Останови это.
Марк взглянул на него внимательно, сбросил пепел в сторону и спросил:
— Боишься ли ты смотреть в лицо смерти, брат?
— Боишься ли ты? — ответил Даниил. Он глядел исподлобья — равнодушно, безучастно, — словно ни вопрос собеседника, ни собственная реакция не касались его. Марк задумчиво кивнул, затянулся сигаретой, пыхнул и тут же разогнал дым перед лицом.
— Не я причина этого, — он задумчиво смотрел на приплясывающие красные искры на кончике сигареты. — И никто. Так бывает, что одни рождаются с силой человека, иные — с силой йаха. За тысячелетия крови смешивались не раз, и, хотя гены человека сильнее, случается, появляются на свет те, в ком уже немножко есть йахас. Когда-то церковь набирала в альфа только зрелых мужей-воинов, но Единая, в погоне за властью, решилась на небывалое — они стали инициировать девочек, в которых подозревали кровь йахаса. Конечно, получается не всякий раз, но… Им нужна куколка, поэтому игра стоит свеч.
Даниил посмотрел на кресла, где лежала Алиса. Тонкая белая рука, свешивалась с сиденья, беззащитно и невинно.
— Она была с кровью йахаса с рождения?
— Я не слышал, чтобы к перерождению подходили те, кого просто заразили…
— Как? — Даниил потрясённо встряхнул головой и обхватил горячие виски ладонями: — Как человек может быть…
— Никак, — Марк обнажил в улыбке острые зубы, так и не поменявшиеся на человеческие. — Во всяком случае, крови и мяса они жрут не более чем иные люди. Йахас — могучая сила, подарок самой сути божественного. В теле человека, сила — быть человеком. Человеком таким, мощь и величие которого признают повсеместно. Святым, великим, вождём, творцом или примером, — тем, кто и сам взойдёт на костёр, и за которым пойдут по углям. — И усмехнулся: — Или по воде.
Скулы Даниила заострились, заходили ходуном от сдерживаемого напряжения.
— Ты хочешь сказать, — медленно начал он. — Что Он…
Марк сухо кивнул:
— И не только Он, не только святые и великомученики прошлого, брат… — и положил ладонь на локоть бета: — На крови йаха стоит храм. И потому посвящён ему.
…