— Держи руки! Держи!
Сперва возникло ощущение, лишь потом Алиса открыла глаза и скосила взгляд.
Марию — одну из сокурсниц — пытались привязать к койке несколько сестёр. Мария рычала, выгибаясь всем телом. С лица летели лоскуты пены, руки костенели от судорожного напряжения, а ногти на пальцах заметно темнели, вытягиваясь.
Алиса вздрогнула испуганно и вскочила с места.
Нет, ей только показалось, что она поднялась с постели и отшагнула в сторону. Нет. Тело взвилось над кроватью и пружинистым шариком отскочило в угол, где пришипилось, застыв на четвереньках, внимательно оглядывая мир с высоты дикой кошки. От изумления схватила воздух ртом. Выпустила. Снова схватила. Грудная клетка напряглась от мощнейшего вздоха, натянулась, почти взрываясь. От боли меж рёбер Алиса встряхнулась и выпустила выдох. Застыла, боясь пошевелиться. Дышать не хотелось — воспоминание о ненормальной боли стучало ритмом в висок. Замерла, вглядываясь в происходящее рядом.
Спальня заполнялась криками, стонами и плачем.
Мечущуюся кричащую Марию пытались привязать к кровати.
Обезумевшая Светлана бросалась на окно. Ударялась всем телом так, что решётки дрожали и со штырей, утопленных в стенах, летели камни. Падала вниз, приземляясь на руки и ноги, отбегала, словно паук, и снова с разгона кидалась. Круг замыкался. На её теле появлялись синие полосы и текла кровь, но взгляд девушки оставался тусклым, неживым.
Диана заползла под свою кровать и застыла там, словно ящерица, припав к полу и выглядывая территорию исподлобья. Она почти не шевелилась и даже движение глаз оказывались неприметны окружающим. Только странное подёргивание кожи на плечах, более похожее на то, как делает лошадь, стряхивая слепня, выдавало, что она живая.
Лилия, наоборот, успела скакнуть на стену, вцепиться когтями в каменную кладку и теперь, не в силах справиться с собственными руками, шипела, продолжая висеть, не в состоянии спуститься и не понимая, что происходит с ней. Белая пена летела с её рта, а шипение переходило в едва слышный свист.
Всегда весёлая толстушка-Наташка лежала на своей кровати и чесалась. Механически — жик, жик — черные когти сдирали кожу, шинковали мясо, вырывая струи крови. И в глазах девушки не было ни боли, ни изумления, только тупое коровье выражение потерявшей рассудок.
Настя блевала. Сидела на кровати, свесив ноги и опершись неожиданно мускулистыми руками в край постели. Молча ждала. Выплёскивала воду с кровью пополам и без выражения рассматривала лужу между ног. Потом шёл новый позыв, и снова извергалась розовоя вода с чёрными сгустками.
Кто-то бесновался, кто-то впадал в одеревенелость. Но все были не в себе.
Алиса смотрела на мир вокруг и ощущала, как тело напрягается, готовясь к бою. Но, ощущая это, она поняла, что не будущая схватка и не то, что происходит вокруг, занимает сознание более всего. А вот это напряжение тела. Такое дивное, сладостное напряжение, в котором хотелось растворить сознание. Каждая жилка дрожала, словно натянутая струна, и по ней пробегал ток — щекочущий, заставляющий подрагивать и млеть от удовольствия. Это не было тем проявлением страха или ярости, что свойственны человеку неискушённому. Напряжение вливалось мёдом в рассудок, призывая использовать эту солнечную огромную силу.
Алиса закрыла глаза, чтобы впитать в полной мере новое ощущение. И поняла, что, и с опущенными веками, продолжает чувствовать всё происходящее вокруг. Суету, страхи, апатию и брезгливость к себе. И только в себе не видела уже отражения этих чувств. Она упивалась мощью. Тело наливалось ей, словно плод под солнцем. И зрело движение. И было так хорошо и свободно!
— Сидеть, твари!
Ворон влетел в зал, широко распахнув двери. За ним почти строем вошли храмовники из числа стражей монастыря.
— Сидеть, я сказал! — рявкнул Ворон, гневно оглядывая беснующийся зал.
Мария изломанной куклой застыла в руках сестёр, споро привязывающих её к постели.
Настя задрожала, скукоживаясь на полу на разлитой тошнотной луже.
Диана замерла, выглядывая из-под края свесившейся простыни. Лилия замолчала, оборвав свист-шорох, и зависнув в недвижимости. Наташа забилась в судороге, перестав чесаться.
И только Алиса пригнула голову и прищурилась, высматривая из-за кровати тощую фигуру в рясе.
Ворон стоял, вскинув острый подбородок и с неприкрытой яростью оглядывал происходящее.
— Твари, — ненавидяще прошипел он. — Я научу вас слушаться!
И махнул рукой храмовникам. Бойцы бросились в зал — у каждого в руках палка-антенна с парой усиков. И меж ними бьются синие змейки. Один удар — и Настя забилась, с воплем сворачиваясь клубком. Одно прикосновение синей змейки — и Диана, завопив, вырвалась из-под кровати. Один укус…
Алиса кинулась на подошедшего до того, как он успел ткнуть палкой.
Удар.
Человек распахнул рот, посерел, и осел на месте. И отпустил палку из беспомощной руки. Локоть острой горкой, заливающей рукав красным, торчал вверх.
— Ах, ты, дрянь! Сидеть!
Ворон шагнул к ней. В его глазах не было сомнений в том, что она послушается.
А она оскалилась и рванула навстречу.
Удар.
Худощавое тело с грохотом свалилось на пол. Распахнув руки, словно для распятья.
Алиса прыгнула на грудь поверженного и подняла верхнюю губу, вглядываясь в мелко трепещущие артерии на белом горле.
— Стой! Сидеть!
— Внимание!
— Наставник под угрозой!
— У нас нападение! Подмога!
А артерия билась, неосязаемым обещанием блаженства притягивая взгляд…
Но что-то мешало.
Не люди. Но кто?
Она сморщилась, оскаливаясь. Может быть, оскал покажет им, что она не боится и готова биться?
Но посторонние, неясные взгляды буравили нутро. Тревожили. Пугали.
Она неохотно подняла глаза. На огромной стене высился воин — в кольчуге, в золотом куполе шлема, с копьём в руке и щитом на локте. Его взгляд был суров, а под копытом взъяренного коня, вилось, нашпиленное на остриё копья, серое существо — человек с драконьим хвостом и крыльями летучей мыши. А ещё ниже, под изломанной болью спиной существа, лежала зелёная долина, на которой резвились сфинксы, единороги и змеи…
«Не забудь»
Голос старой наставницы качался в голове колокольным гулом.
Алиса вздрогнула и вздохнула. И расслабила пальцы…
Чёрные пластинки когтей медленно розовели.
…