Видимо на лице Пенни было написано что-то типа “смотри какой красавчик”, или “ЭТО ОН”, или “Рикки, мать твою, убирайся отсюда”, или “Рик, ни в коем случае не уходи, не оставляй меня с ним”, Пенни точно не знала, но когда взгляд парня сфокусировался на лице девушки, Рик замолчал, округлил глаза и медленно повернул голову в сторону Лестера. Они были одного роста, но сильно контрастировали друг с другом. Взбалмошный молодой человек с взъерошенными волосами, одетый слишком ярко для Лондона — Рик, а рядом с ним серьезного вида, немного хмурый, широкоплечий, своим образом будто демонстрирующий холодный британский стиль — Алек. Да от одного его вида сводило скулы. Пенни была уверена, что Рикку тоже свело. Скулы.
Неловкое молчание продлилось недолго.
— Доставка продуктов… Здрасти… — Олдман приветственно покивал Алеку и снова взглянул на Пенни, — будем рады вашим заказам вновь! Хорошего вечера. — с этими словами Ричард развернулся и уже у дверей, за спиной Алека, бросил восхищенный взгляд на подругу и вытянул руку с большим пальцем вверх.
Снова Пенни была смущена и не находила слов.
Да просто рядом с Алеком она могла бы вообще больше не разговаривать. Отдаться в его руки и нежиться там, пока ему не наскучит. В конце-концов, Пенни тихо рассмеялась и взяла пакет.
— Это мой друг. Он вернулся из командировки и хотел сегодня остаться у меня. Но… По всей видимости, у него появились какие-то другие планы, — снова смущение. Пенни бросила мимолетный взгляд на Алека и закусила нижнюю губу.
— Моя квартира наверху. Если располагаешь временем, можешь зайти. Теперь у меня и продукты есть, — Пенни посмотрела под свой стол, — и выпить тоже найдется, если желаешь.
Она решила, что это было отличным шансом, чтобы извиниться. Приготовить что-то для него, накормить. И поговорить. Таков был план.
Льюис вручила пакеты с продуктами и выпивкой Лестеру и закрыла магазин изнутри. Книжная лавка принадлежала её родителям уже давно и они соединили её со своей квартирой, что располагалась сверху. Теперь можно было оказаться на работе даже не выходя на улицу.
Они поднялись по узкой лестнице наверх и в прихожей Пенни сняла обувь. Она любила ходить босой по дому. Даже в такое холодное время года. Бывало, она куталась в теплую пижаму или даже свитера, но ноги всегда были босыми. Пенни не могла это никак объяснить и всегда закатывала глаза при попытках того же Рика надеть ей на ноги что-то теплое.
— Здесь спальня. И спальня для гостей, — Пенни проходила мимо дверей и рассказывала, что за ними находится, — тут ванная. С горячей водой. Даже в душе, — она улыбнулась, вспомнив, какой погром устроила в доме Алека из-за холодной воды в душе, — и гостиная с кухней.
Интерьер квартиры был очень прост. Никаких изысков и даже новомодного ремонта с минимумом мебели. Вся квартира была выполнена на классический английский манер. За исключением кухни. Мать Пенни считала кухню только своей территорией, местом, где она могла быть самой собой, настоящей испанкой. Потому кухня разительно отличалась даже от самой гостиной, которая была отделена от кухни лишь деревянным массивным столом. Находясь в кухне ты будто оказывался в обычной испанской квартире. Тут были светлые стены и белые шкафы, но цветная плитка-мозайка и яркие детали, яркая посуда. Пенни ничего не меняла с тех пор, как родители переехали в Ирландию. Ей нравилось так, как здесь было.
Когда Льюис прошла в гостиную, с дивана на неё смотрела рыжая мордочка старого корги-пса.
— А это Арчи. Знакомься. — Пенни мягко улыбнулась Алеку и потрепала по голове корги, который в знак приветствия вилял хвостом, не поднимаясь с места, — Он уже очень стар и немного приболел. Я привезла его из Ирландии, чтобы попытаться продлить его беззаботную жизнь с помощью местных ветеринаров.
Пенни еще немного погладила пса и занялась пакетами. Она умышленно держала некоторую дистанцию и редко смотрела в глаза Алеку.
Во-первых, она чувствовала вину.
Во-вторых, она боялась, что слишком легко сдастся, просто взглянув в его глаза. Теперь они находились на её территории, а это много меняет и расслабляет.
— Мы можем просто молча готовить и есть. Можем попробовать поговорить, — Пенни осторожно начала разговор, когда стала вынимать продукты из пакета, — но, пожалуйста, открой вот это вино, — она протянула бутылку Алеку, — это белое сухое. Оно понадобиться для паэльи. Ничего не имеешь против морепродуктов вперемешку с мясом курицы и кучей риса? — Пенни посмотрела в его глаза.
Всё. Она пропала.
АЛЕК
Между ними только хлипкий откидной прилавок. А еще полгода молчания и уродливая ссора накануне. Да какая ссора. Он сорвался на бедную девочку, как одичалый. Зачем-то прокручивая после ее ухода тот вечер, Алек спрашивал себя, почему. Почему не сдержался и не ответил мягче. Ее полные обиды глаза сверкали алмазами под толстой пеленой слез. И слова ее все крутились в голове.
“Мог бы сказать что-то вроде не хочу об этом говорить, Пенни”. Мог, мать твою. Почему не сказал? Потому ли, что хотел ее обидеть? Честный с собой майор Лестер мог ответить точно: лучшая защита нападение. Золотое правило любой войны, а он проигрывал эту битву, позорно, с разгромными потерями. На кону стояла отвоеванная свобода от зависимости. Зависимости куда более страшной, чем курево и бухло. Эмоциональное рабство.
Он помнил, как больно ударил под дых развод. Как до последнего верил, что жена окажется на его стороне, что поймет, не поддавшись всеобщей истерии, что она-то точно знает его не монстром. Знает, что он никогда не отдал бы тот проклятый приказ, если бы не был уверен: спустить десант, это привезти домой в Британию сотню мальчишек в закрытых гробах. Он ведь нутром чуял, что за спинами всех этих детей и стариков дула наготове. И если выбирать между своими ребятами и этими чужими ему людьми… Он защищал тех, кого обещал под присягой. И не жалел о своем поступке даже сейчас. Из того боя, после взятой высоты, не вернулось всего трое вверенных ему ребят. И погибло двести с лишним гражданских по официальным данным.
— Ты угробил две сотни невинных душ, Алек. Одним своим словом, — холодные пики глаз жены сверлили его ненавистью. Зачем вообще пришла на свидание, пока его содержали под стражей в ходе следствия? Такой он видеть ее не хотел. Этот ее взгляд принес куда больше боли, чем все его ранения вместе взятые. Слишком неожиданно. Нет ничего хуже, чем разочарование в том, кому верил, как себе.
— Я обещал жене вернуться живым, улетая. И те ребята тоже, наверняка, обещали, — холодно бросил он с сожалением, ища в ее взгляде хоть что-то. Надеясь, что все это просто от того, что на растеряна. Ей трудно. Голодные стервятники-журналисты, бестактные знакомые… На нее свалилось так много, что тонкие ее плечи не выдерживали. Он оправдывал ее и после ухода, и даже после увиденных бумаг на развод. Отрезало только после интервью. Одно дело решить, что ты не можешь жить со всем этом и совсем другое смешать с грязью имя человека, которого ты вроде как любила. Что это за любовь такая? Если вся она примерно по одной цене, то ему и задарма не надо. Ни любовей, ни дружбы.
Придерживаться этой формулы было легко. Отгородившись от мира, в одиночку в лесу, где и не в кого ухнуть с головой, даже если совсем уж тошно от беспроглядного своего одиночества. А Алек, тот, прежний, никогда и не был одиночкой. Даже наоборот — любил людей, посиделки в баре, выезды на природу шумными компаниями, веселые шутки под грифом 18+. И когда Пенни вдруг поддела его броню, выудив желание подшучивать над ней, любуясь, как краснеют в смущении щеки, Лестер понял, что надо это обрубить. На корню. Пока не поздно. Потому что у них совершенно разные жизни. Потому что она уйдет через сутки. С чего бы ей рискнуть остаться? В глуши, с мужиком, который ничего ей не мог предложить, кроме шале без горячей воды в душе и коллекции травяных чаев. А еще побудки от ночных кошмаров и ноющие по осени на погоду старые раны. Так себе багаж.
Алек заметил, что Пенни взяла протянутую карту так аккуратно, чтобы пальцы их даже не соприкоснулись. Усмехнувшись, перевел взгляд на лицо.
Я свободен до утра, девочка. Но это не то что ты хочешь услышать, вероятно. И точно не то, что я готов озвучить.
— На ужин я бы остался, если приглашаешь, — растерянность ее такая милая и очевидная, отразилась в его глазах улыбкой. Забытой, похороненной на полгода, с того вечера. Да и кому ему было улыбаться в глуши? Дейзи? Она предпочитала почесывания пуза, а не вот эти социальные проявления внимания.
Он хотел бы сказать, что готов подняться к ней прямо сейчас даже если холодильник ее пуст и вместо ужина в меню только десерт. Но странный их диалог нарушил влетевший в магазин ураган. Бывают такие люди-тайфун. Они появляются, тут же заполняя собой все. Их слишком много. Громкие, экспрессивные, самоуверенные. Очевидно, этот тип состоял с Пенни в близких достаточно отношениях.
Смазливый, говорливый. Таких в учебке ломали и нагибали первыми. Закон жизни. Алек смерил вошедшего равнодушным взглядом, гадая, какие у них в Пенни отношения. Усмехнувшись, на понятливость парня и то, как поспешно он ретировался, Алек думал, что за сакральная там связь, что намек Пенни он понял без слов. Потому что не в первый раз? Эта мысль неприятно свербила где-то в мозгу. Не хотелось думать, что для нее это обычное дело вот так вот. В его голове Пенни осталась смущенной и неловкой девочкой, которой ну никак не дашь тридцатки. Вся вот эта грязь не вязалась с ее образом. Он снова ошибся в женщине? Что ж, прецеденты имелись.
Что ты есть, Пенни Льюис? Почему так хочется протянуть руку и содрать с тебя следы других мужиков. Сколько ты успела попробовать за эти полгода? Пару? Пару десятков?
— У него? — изогнув бровь, хмыкнул Алек, забирая звякнувший пакет. Или у тебя? — Ничего себе у вас дружеские вечера на двоих, — шатнув пакет с бутылками в сторону, Лестер закусил губу, сдерживая саркастическую усмешку. — Не знаю, как ты, но я столько не выпью, — а если выпью, то добром это не кончится, Пенни. Я трезвый-то от одного твоего взгляда думать перестаю. При таком раскладе пить мне точно нельзя.
Проскользнув мимо него, Пенни обдала Алека ароматом духов. Чем-то сладким и невероятно манящим. Или дело вообще не в духах? Только в ней одной? Хорошо, что руки заняты пакетами, легче сдерживаться, чтобы не ухватить за запястье. Так легко пошатнуть баланс на лестнице и вот она уже летит в его объятия, обтянутая белой футболкой грудь вжимается в его собственную. И эти сочные, лишенные помады губы так близко.
Твою мать, Лестер. Это просто ужин.
Впрочем, кого он обманывает. Он хотел ее. Хотел когда просто думал о возможности увидеться. Когда искал адрес магазина, когда слушал ее, говорившую с клиентами. Когда скользил по ладной фигурке на стремянке. Сейчас. Все время. Отчаянно, как оголодавший дикарь. И держался откровенно на чистой силе воли. Только потому держался, что не был уверен, как отреагирует Пенни на наглое предложение дальше спальни экскурсию не проводить.
Вместо этого, вздохнув, освежая мысли кислородом через легкие, прошел вслед за хозяйкой квартиры на кухню, поставил на столешницу пакеты, оглядываясь.
— Этот интерьер тебе больше к лицу, — Хотя мне нравилось, как ты смотрелась в дикой обстановке мужицкого шале посреди никогде.
— Эй, привет парень, — тепло улыбнувшись псу, Алек протянул руку, позволив собаке обнюхать открытую ладонь. Хвост приветственно вильнул туда-сюда, Лестер усмехнулся. — Хороший мальчик, — пальцы тронули короткую, жесткую шерсть, пройдясь от макушки по хребту. — Ну, будем знакомы, да дружище?
— Я готов помочь, знаешь ли, — заметив, как усиленно Пенни избегает его взгляда, Алек подошел ближе, тут же получив в руки бутылку. Покрутив к себе этикеткой, пробежался глазами, удовлетворенно кивнул. — Штопор? — я бы и сам нашел, но хозяйничать на своей кухне ты не предлагала пока, девочка. — Если ты помнишь, некоторые вещи я делать не умею. Например, открывать вино силой мысли. — Хоть после такого количества выпитого за жизнь пора бы научиться, да.
— Люблю рис, — получив штопор, Алек довольно быстро справился с пробкой, поднеся горлышко к носу вдохнул аромат, после чего поставил бутылку на стол рядом с Пенни.
Почему в твоем списке вариантов только говорить и есть, девочка?
Он смотрел пытливо, с хитринкой. но улыбался тепло и даже этот ее колкий реверанс не отозвался во взгляде злостью.
— Давай попробуем. Поесть и поговорить. Если что обещаю начать с чего-то вроде “ я не хочу это обсуждать, Пенни”, — это перемирие да. Почти извинения, слышишь. — Давай руководи. Что нужно делать? — Скинув куртку на спинку стула, Алек закатал рукава рубашки до локтя. Подойдя вплотную, он склонился к Пенни и со смехом в низком шепоте заметил: — Обещаю не разгромить твою кухню.
Эпилог 2
ПЕННИ
Краснеть от каждого слова Алека уже входило в привычку. Вот он делает ей комплимент, а вот пытается пошутить… нормально пошутить, без пошлости.
Улыбнувшись, Пенни выдала мужчине штопор.
— Знаешь, кухни мало чем отличаются одна от другой. На интуитивном уровне можно понять, что где лежит, — она уже не скрывала улыбку и была рада, что Алек вел себя довольно расслабленно, — и вообще, чувствуй себя как дома.