Мы еще некоторое время гуляем в парке. Когда Аленка просыпается, прямо в коляске меняем ей подгузники-трусики и это оказывается в сотни раз удобнее, чем дешевые с липучками. Особенно с такой непоседой, которая дергает ножками, как будто куда-то торопится. После я быстро кормлю ее купленной по дороге кашкой с фруктами, и она вновь засыпает. Мы перемещаемся на главную аллею, и я, наехав на кочку, вздрагиваю, потому что ожидаю услышать детский плач, но его нет. Коляска настолько удобная, что Аленка так и спит в ней без задних ног. Все настолько гладко, что я все-время жду подвоха.
Руслан не отходит от нас ни на шаг, помогает во всем. Правильно мама говорила, что нужно заводить ребенка тогда, когда мужчина этого хочет, и будет самый лучший отец. Руслан великолепен в роли папы на час. Или на день. Или сколько он там будет рядом. Я легко могу себе представить, что вот такой мужчина был бы с нами все время. Вовлеченный, интересующийся. Перед глазами никогда не было такого примера. У девочек с работы все было иначе, мама и пап — не лучший пример. Для меня Руслан — отец с луны, не меньше.
Ему точно нужно срочн заводить своих детей, действительно желанных, с желанной женщиной.
Все время думаю о том, что чувствую себя фиктивной женушкой. На нас все смотрят, как на пару, руслан ведет себя как глава семьи, но это только картинка. Я ему не нужна. Аленка для него игрушка. Куколка, которой он купил коляску и даже новые платьица, а я ведусь, как дурочка и отказаться не могу. Это так желанно прикоснуться к сказке, до слез, кома в горле, зуда в подушечках пальцев.
Если делать вид, что мы с ним вместе… Что он знает про Алену… Что мы могли бы завести еще детей?
Интересно, что у него случилось, почему он думает, что не может их иметь?
Я осмеливаюсь заговорить, когда мы садимся на летней веранде в кафешке на берегу моря. В таком, где меню написано от руки.
— Можно, пожалуйста, кофе и борщ? — прошу официанта и с улыбкой смотрю на растерянного Руслана, который задирает брови, разглядывая названия блюд. — Возьми то же самое, здесь вкусно готовят.
Он кивает, а затем щурит глаза.
— Борщ? Девушки с аппетитом особенно привлекательны.
Я смеюсь, потому что это ужасный комплимент.
— Простые блюда здесь и правда очень вкусные. Но точно не стоит брать роллы, — хихикнув, я чуть покачиваю коляску с натянутым козырьком, когда шевелятся Аленкины ножки, и продолжаю разговор более серьезным тоном: — Почему ты считаешь, что у тебя не может быть детей?
Я-то ведь знаю, что может.
А еще я как будто дергаю кота за усы. Руслан сам настаивал на нашей «дружбе» и привилегиях в связи с совместным прошлым. Вот пусть и расплачивается. Такие близкие люди, которым можно подарить коляску за двести тысяч и поселить в своем номере, вполне могут говорить о личном.
— Я болел. Серьезно. Сейчас все позади, но есть определенные последствия.
— Рак? — я слишком много слышала об облучении и его влиянии на организм, пока болела мама.
— Давай не будем об этом.
Точно он. Но как я могла не заметить? Меня охватывает такой ужас, когда я понимаю, что Руслан прошел через нечто похожее, через что прошла моя мама и я с ней. Не сдержавшись, я протягиваю руку и накрываю его ладонь.
От мысли, что этот мужчина не сможет вот так катать в коляске действительносвоегоребенка — становится не по себе. Он же замечательный, ответственный и наверное если бы все было правильно, как у нормальных людей — стал бы самым счастливым человеком, увидев на тесте жены две полоски.
— Но сейчас такая медицина, что возможно почти все. — Я уже не могу сдержаться. — Уверена, у тебя все сложится, если ты захочешь и…
— Алис, — это звучит с таким нажимом, что я замолкаю. Замолкаю и только сейчас замечаю, как крепко сцеплены наши пальцы и как Руслан поглаживает мою ладонь своей.
Не хочу, боже, знал бы кто, как не хочу, но убираю руку, стараюсь себя занять, чем угодно, лишь бы не смотреть на него. Как только официант ставит на стол тарелку с приборами, сразу же накидываюсь на еду, будто сбежала с голодного края.
Так и проходит время обратной прогулки до гостиницы — в тишине и раздумьях. Я настолько ухожу в себя, размышляя, не совершаю ли ошибку, ничего не сказав об Аленке Руслану, который, возможно, не видит для себя никакой надежды, что даже не возражаю, когда он оплачивает счет, берется вести коляску и придерживает меня за талию, пропуская в лифт.
Пока Аленка досыпает свое под козырьком коляски в коридоре номера, я пытаюсь сообразить, как мне организовать для нее питание, если здесь нет кухни, но Руслан снова опережает меня.
— Алис, напиши, список того, что нужно Аленке, я закажу. И из еды — передам в ресторан, они лично все приготовят.
— Это ни к чему. Мне всего лишь нужно…
— Пока ты здесь, тебе ничего не нужно делать.
Как же просто он это говорит, ради всего святого. Это невыносимо!
— Вот именно Руслан! Пока я здесь! — срываюсь я. — Покамыздесь!
Развернувшись, я вскидываю руки, потому что больше не могу спокойно принимать его заботу и ничего себе не выдумывать.
— Я не могу расслабляться и просто принимать твою помощь, потому что ты так хочешь! Потому что тебе захотелось поиграть в семью или спасти двух бедняжек! Рядом с тобой я становлюсь беспомощной! Что будет, когда ты уедешь? Ты не думал? Конечно, ты не думал, зачем тебе об этом думать! Ты захотел, и должно быть по-твоему! Курортная семья, как мило. Что-то вроде романа на недельку, который заканчивается в аэропорту по дороге домой? Так не будет! Забудь! Я собираюсь, и мы уходим. Это слишком далеко зашло.
Все. Финиш. Предел. Я больше не могу находиться с ним рядом, он снова проникает под кожу, снова, как ржавчина, разъедает мою железную броню. Я поддаюсь, я таю, я жалею его, я хочу…
Боже, нет.
Как же я размечталась за этот неполный день, кто бы знал. Меня затягивает в эту фальшь, как в трясину. Он меня дразнит, как ребенка. Показывает сладкое, а потом прячет его в шкаф. Прикармливает, как бродячую собаку и бросает на обочине. Так с людьми нельзя!
Я хватаю свою сумку из гардероба, несусь в спальню, собираю одежду с полки, которую успела выложить…
— Алиса, — звучит твердое за спиной, но я будто не слышу, это белый шум.
Одежду в сумку, старые подгузники туда же, бутылочка, блокнот… где мой красный блокнот? Я оглядываюсь по сторонам, а Руслан перехватывает мое запястье, одним движением вырывает сумку у меня из рук, и та летит на кровать.
— Алиса! — сильнее и звонче, но негромко, он вместе со мной на миг косится через дверь в сторону коляски, в которой по-прежнему спит Аленка. Пару секунд передышки, и я вновь вырываюсь из его рук.
— Не трогай… не надо… уйди!
Я срываюсь на всхлип, потому что это невозможно. Его близость, его запах, его руки, его доброта… Все это слишком. Мне больно. Сердце разрывается изнутри, потому что я глупая мечтательница. Жадная и глупая, которая не может довольствоваться тем, что есть, а хочет всего и сразу. И лгунья! Боже, какая я лгунья! Я ведь не хочу, чтобы он исчезал, но повторяю в очередной раз:
— Уходи! Отстань от нас! — я реву взахлеб и колочу его в грудь, но это не помогает. Он скалой стоит напротив, сжимает мои плечи и не дает и шагу ступить от него.
— Ты что, каждую пожалеешь? Сколько у тебя бывших сотрудниц? А сколько тех с кем ты спал? Сколькие из них матери-одиночки? Да что за чушь! Я же просто мышка, девочка с работы, ничего не стою! Даже романа служебного я когда-то не стоила. Да что там, я дажеименисобственного не стоила! — слезы бегут по щекам, заливают шею. — И вот теперь все это мне? Ты сам-то понимаешь, что творишь? Мы тебе никто! Просто Алиса и Алена. Чужие! Мы — не твои! Ты нас не знаешь! Ты не купил нас, не выбрал, это так не работает, черт возьми! Ненавижу тебя… ненавижу… таких, как ты, которые думают… что им все можно! Насмотрелась я на вас… черт… Ты уйдешь… а мы? Что будет с нами?
Я выдыхаю горечь и поднимаю на Руслана глаза, чтобы увидеть, что они тоже горят. Его зрачки расширены, брови сведены, он тяжело дышит.
— Я и не думал никуда уходить, — шепчет он с каким-то отчаянием, наплевав на все сказанные мною слова, а в следующий миг обрушивается на мои губы. С такой силой, будто хочет меня задушить поцелуем. А я настолько теряюсь, что не отталкиваю его.
Не отталкиваю и потом отвечаю.