Руслан
Девчонка кренится влево, и я с трудом успеваю ее поймать. Тут же нас окружает толпа. Посторонние люди помогают уложить ее на землю, пока я держу на руках ее дочь, которая продолжает смотреть на меня своими серьезными зелеными, как чистый изумруд, глазами. Кто-то зовет спасателей с пляжа, кто-то уже размахивает газетой над девчонкой и брызгает той на лицо водой. Откуда-то появляется женщина преклонных лет с нашатырем — кто вообще с собой носит нашатырь? Девчонка вроде бы и приходит в себя, но продолжает бормотать что-то несвязное со спутанным сознанием.
Скоро в ней признают администратора из отеля, в котором я остановился, и я наконец выдыхаю. Теперь ясно, откуда у меня стойкое чувство, что я ее где-то встречал. Уже голову сломал, пока наблюдал, как она в своем воздушном платье летящей походкой разгуливала по пляжу. Уверяю себя, что засмотрелся прежде всего на двойняшек в коляске, да, на них. Рядом с детьми в последнее время я становлюсь слишком сентиментальным для мужика тридцати пяти лет.
Ну а кто задумывается по молодости об онкологии? Тем более, такой интимной. Вот и для меня рак существовал только в фильмах и среди знакомых знакомых. А потом он постучался ко мне в дверь. Точнее, вру — он с ноги ворвался в мою жизнь. Два года назад. Когда дела компании пошли в гору, и мы вышли в топ на рынке недвижимости, когда мое лицо появилось на обложках журналов и я почувствовал, что могу позволить себе все и весь мир у моих ног… Этот сраный рак поставил меня самого на колени.
Помню, когда узнал о диагнозе, ушел в такую депрессию. Недели три не просыхал, мешал алкоголь с успокоительными и бродил на грани реальности. В какой-то момент допился до того, что поимел ассистентку на корпоративе, а рабочий этикет для меня всегда был важнее всего. Не гадил я на месте, где дела делал. Противно стало после случившегося от самого себя — девчонка молодая была совсем, забитая — очки, строгая одежда, серый хвост. Полезла ко мне со своим беспокойством и желанием помочь, а я ей тупо воспользовался, чтобы заглушить нестерпимую боль в душе. Она поддалась, а я не остановился. Это было что-то новенькое, когда кто-то с тобой так искренне. Я ничего особенно не помню из того вечера, но ее искренность — да. Она отпечаталась где-то на подкорке.
С тех пор много воды утекло. Операция, химия, падение объемов строительства, спроса на недвижимость, рост инфляции и девальвация рубля. Но мы выплыли, справились. Я справился. Онколог теперь обещает мне долгие годы жизни. И я потрудился, чтобы они были еще и безбедные. Одно гложет — после удаления опухоли и из-за токсического эффекта химии у меня может не быть детей. Эту фразу врач обронил в самом конце разговора, как малозначимую, и я в целом согласился с ним. Кого волнуют дети, когда ты вырвал себя из лап самой смерти?
Но последние полгода я стал задумываться об отцовстве. По словам врачей, у меня есть шанс попробовать в будущем, не сейчас. Но положительного исхода никто мне не обещает. А натура человека такова, что мы всегда хотим то, что у нас отнимают — запретный плод, все дела.
Поэтому сейчас, когда я обнимаю малышку, которая тонким длинным пальчиком тычет мне в нос и гладит щеку, инстинкты вопят о том, чтобы я хватал самку, тащил в берлогу и занимался потомством. Инстинкты никуда не деть.
— Мы доставим ее в медпункт при отеле, — обращается ко мне парень из охраны. — Извините, вы кем-то ей приходитесь? Парень, жених? Мужа у Алисы вроде бы нет.
— Я… нет. Я просто друг, — киваю в ответ.
— Хорошо, а вы сможете помочь отвести мелких в детскую комнату? Аленка обычно орет у меня на руках, как будто я чудище какое-то. Алиса говорит, это из-за бороды.
— Да, конечно, только сделаю один звонок.
Все еще держа малышку на руках, я наблюдаю, как толпа вокруг распинается о том, что парень на самокате, который ехал не по своей полосе, удрал с места событий на своих двух сразу после столкновения. Ненавижу тех, кто ответственность не несет за поступки. Не мужик это, а имбецил какой-то.
— Да, Руслан Игоревич, — говорит Коля. Он работает в отделе обеспечения безопасности в моей компании. Хороший парень с отличными связями. — Чем могу быть полезен?
— Слушай, свяжись с Ольховским, он вроде бы в городской администрации здесь? Нужно самокатам на хрен отрубить скорость на набережной, на моих глазах чуть девчонку с двумя детьми не убил.
— Свяжусь, отрубим. Будет сделано. — Ценю краткость и действенность.
— И пробейте, кто в промежутке, ну, может, с половины до без четверти пользовался услугами самокатов фирмы… — я прерываюсь, чтобы прочитать название на самокате. — В районе Олимпийского парка, да. Нужен парень до тридцати.
— Призвать к ответственности?
— Именно.
— Хорошо, может, еще по камерам посмотрим, как пойдет.
— Спасибо, я на связи.
— Всего доброго.
Исполнив общественный долг, я удобнее беру малышку, вытираю ей слюни ее же платьем, потому что понятия не имею, что с ней делать — на руках детей от силы пару раз держал. И иду следом за парнем, который катит в коляске мальчишку. Что мешает девчонку туда же посадить? Не знаю, но ей у меня на руках хорошо, по фигу — я не переломлюсь.
В детской комнате я опускаю малышку на ковер, и она, агукая, ползет к горе игрушек. Вроде бы и никто не держит уже — здесь за ними присмотрят, пока мама придет в себя, но что-то останавливает меня и не дает уйти. Зеленые глаза, в которых плещется такая искренняя детская радость, на которую ни один взрослый не способен. А после всего, что пережил я, так тем более.
— Ня, — слышу я откуда-то снизу и опускаю взгляд, вырываясь из потока мыслей. Опять эта маленькая ведьмочка. Смотрит так, что от нее не оторваться. — Ня! — повторяет настойчивее и протягивает мне какой-то деревянный квадрат.
— Поиграйте с ней, она явно просит, — советуют мне, но я уже и сам опускаюсь на колени, чтобы малышка вложила мне в ладонь деталь и показала, что ту нужно опустить в соответствующее отверстие на коробке.
— Ня! — радуется и вручает мне теперь уже круг.
Следом идет треугольник, звезда, гриб, а затем по новой. Я и не замечаю, как выпадаю из реальности, хотя бы на время представив, что у меня может быть семья. Дочь. Нормальная жизнь.