По прибытии в часть, мне все-таки пришлось посетить лазарет, чтобы отметиться и передать материалы по истории болезни из госпиталя.
Честно говоря, в настоящее время Мария Андреевна меня совершенно не интересовала. Ну, серьезно… Если поначалу я обратил внимание на ее красоту и внешние данные, то сейчас меня это почти не интересовало. Особенно после разговора с Буровым — в целом, тот оказался нормальным мужиком. Хоть и любил прикладываться к бутылке, отчего и произошел развод. Он себя за это постоянно ругал, но восстановлению семьи это никак не способствовало.
Да и как бы хорошо не выглядела медичка, я никогда не интересовался женщинами постарше. Ну не мое это.
— Жаров? — напряглась Мария Андреевна, когда я открыл дверь в процедурную. — Ты из госпиталя? Как самочувствие? Слышала про твой подвиг на пожаре.
Я скривился — ну какой к черту подвиг? Я всего-то не растерялся в сложный момент, просто спая свою шкуру, а заодно и той девчонки. Кстати, ее родители все-таки добились аудиенции и в благодарность передали мне целый пакет апельсинов. Их я честно поделил между обитателями нашей палаты, поэтому к приходу Валентины, остались одни шкурки.
— Все нормально, Мария Андреевна! — сухо ответил я. — Примите документы?
Не хотелось мне, чтобы между ней и мной, снова что-то появилось. Нужно было жестко обозначить свою позицию. Если не хочешь, чтобы тебя считали говном, не делай его другим! Все, что ранее делал мой реципиент — недостойное поведение.
— Да, конечно! — та засуетилась, взяв со стола мои документы.
— Кстати, прошу меня извинить.
— За что? — подняла бровь медичка, на мгновение остановившись.
— Да за все сразу! — спокойно ответил я, затем добавил. — Амнезия прошла лишь частично, но все равно не могу вспомнить, что я натворил раньше. Поэтому и прошу извинить.
Она подняла на меня глаза, впилась изучающим взглядом. Наверное, пыталась понять, шучу я сейчас или нет.
— Ну да, конечно. Как выгодно прикинуться — ничего не знаю, ничего не помню.
Чего-то подобного я и ожидал, но обсуждать это я не собирался — видимо, она это поняла. Продолжала методично шуршать бумагами.
— Это Андрей на тебя так повлиял? — спросила она, спустя какое-то время.
— Кто такой Андрей?
— Мой бывший муж… — тяжко вздохнула она. — Прапорщик из вещевой службы.
Ага, вещевик, значит…
— Нет, прапорщик Буров тут ни при чем! — вздохнул я. — Вы закончили?
— Да… Артем! Я бы хотела… — та хотела что-то сказать, но запнулась, словно потеряв нить разговора.
— Э-э, простите, Мария Андреевна. Но мне пора, меня ротный ждет.
И не дожидаясь продолжения, взяв со стула свой вещевой мешок, направился к выходу из лазарета. По идее, она должна была дать рекомендации относительно моей дальнейшей службы, но не успела.
А я мельком заметил, что «буханка» прапорщика Бурова стоит неподалеку, как будто бы случайно. Я невольно улыбнулся.
Не став заострять на этом больше внимания, я направился к казарме — благо уже примерно знал, что и в какой стороне находится. Едва вошел в расположение роты, чуть было не столкнулся на входе со старшиной Киреевым.
— О! Жаров объявился! — тот разом включил недовольного прапорщика. — Из госпиталя прибыл?
— Так точно, товарищ прапорщик!
— Ну? Где доклад?
— А-э… — само собой формулировки доклада я не знал, так как этому на военной кафедре не учили. Тут я действительно растерялся.
— Младший сержант Жаров из госпиталя прибыл, замечаний не имею, да? — вздохнул прапорщик, затем махнул рукой. — Ладно, я пошутил. Иди к командиру доложись.
— Это, товарищ прапорщик… Спасибо вам, что вытащили меня из того подвала!
— Не за что, — отмахнулся тот. — Не я, так кто-то другой бы вытащил. Чудо, что вы вообще успели в том погребе спрятаться.
Я обратил внимание, что в подразделении было как-то пусто. Из личного состава имелся только суточный наряд.
— А где все?
— Ты бы еще дольше по больничкам валялся… К празднованию дня победы готовятся. Большая часть на уборке территории. А остальные… В рамках мероприятия у нас на территории будут проводиться спортивные соревнования между тремя соседними воинскими частями. Сила, выносливость, ловкость… В общем, будет на что посмотреть! Ну, как и в прошлом году, только на нашей территории. Как раз набрана команда из десяти человек. Одна полоса препятствий чего только стоит.
Вот дерьмо… В таких соревнованиях я бы тоже поучаствовал. С физической подготовкой у меня все в норме. Вернее, раньше было в норме, пока по мне молния не шарахнула и я не умер.
К слову сказать, пока валялся в госпитале, сделал вывод, что, судя по всему, мой предшественник со спортом не особенно-то и дружил. Вроде не доходяга, но и похвастаться нечем. Я принял решение, что как только поправлю здоровье, хорошо бы физуху подтянуть. Жаль, что до дембеля осталось всего ничего… Придется заниматься этим на гражданке, причем по усиленной программе. Даже не знаю, были ли в восьмидесятых спортивные клубы с тренажерами? А впрочем, зачем мне клубы, если в каждом дворе непременно есть все самое необходимое — брусья, турник. Взять бы еще пару гирь — что еще нужно для счастья?
Постучался в дверь ротной канцелярии.
— Товарищ капитан, разрешите войти?
— А, Жаров! — оказалось, что в ротной канцелярии установлен настенный турник, на котором капитан Глебов отрабатывал очередной подход. — Ну что, с корабля на бал?
— Товарищ капитан, младший сержант Жаров с лечения из госпиталя прибыл. Замечаний не имею. И готов понести наказание.
— Расслабься… — выдохнул тот, подтягиваясь. — Не буду я тебя наказывать, хотя есть за что…
Выполнив восемнадцать повторений, он спрыгнул и отошел от турника. Интересно, какой у него подход по счету?
Глебов быстро отдышался, выпил воды.
Офицер был без кителя, в одной лишь белой майке и штанах. Но стоит отдать должное — выглядел солидно. Видно, что не первый год над собой работает. На вид ему тридцать пять, может чуть меньше.
— Ты, Жаров, оказывается еще та заноза в заднице… — он подошел к столу, взял в руки стопку бумажек и принялся перелистывать. — Репортеры после того события в госпитале уцепились за твои слова. Все пытались понять, кто виновен в случившемся. Но, уже все в прошлом. И какая муха тебя укусила?
— Да никакая… — соврал я, вспомнив про разговор в ординаторской.
— Ну-ну… — командир сменил гнев на милость — Кстати, демобилизуешься через две недели. Да, раньше положенного срока.
— Серьезно? — удивился я. — А что так можно?
— Что, не ожидал? — ухмыльнулся ротный, одевая китель. — Командир части распорядился. Ну, сам подумай, толку от тебя сейчас, как от козла молока. Бегать не можешь, в наряд тебя не поставишь. К тому же, ты и раньше-то не особо полезный был. Причина для демобилизации есть. Так что я его решение даже поддерживаю. Ну что, доволен?
Даже не знаю, подобного я как-то совсем не ожидал.
Что ждет меня за забором? Ну ясно, что жизнь обычного человека в восьмидесятых годах Советского Союза, вот только где? В стране, о которой я почти ничего не знаю? А даже то, что знаю, взято либо из советских фильмов тех лет, либо из газет или по рассказам знакомых людей. Черт возьми, да я даже не знаю, в каком городе живу и кто мои родители? Есть ли сестры или братья? Ни домашнего адреса, ни имен. Вообще ничего.
— Жаров, чего застыл? Не поверил своему счастью? — усмехнулся Глебов, восприняв мое молчание по-своему. — Ладно, успеешь еще обдумать. От всех служебных мероприятий ты пока освобожден, но смотри, чтобы без залетов, понял? Иначе, хрен тебе, а не дембель. Уж я найду, чем тебя озадачить. Должность командира отделения перепишем на Коржова. Не возражаешь?
— Так точно, товарищ капитан. Разрешите идти?
— Давай, — офицер на мгновение задумался. — Ты это… Как здоровье-то?
— Жить буду.
Покинув канцелярию, я в полной задумчивости направился в каптерку. К счастью, тут было пусто. Мне нужно было собраться с мыслями — что делать дальше? Передо мной резко выросла уйма задач, решать которые нужно было уже сейчас. Иначе есть большой риск, что оказавшись за воротами части, окажусь в незавидном положении.
Насколько я знаю, у каждого солдата должно быть личное дело, в котором хранится вся информация о военнослужащем. По окончании службы, дело должны были отправлять по почте в военный комиссариат. Курьеров для такой ерунды тогда еще не использовали, но могли отправить нарочного, но это в особых случаях. Еще их могли отправить вместе с уволенным в запас, чтобы тот сам доставил их по месту учета. Ну а до тех пор личное дело должно храниться где-то на территории части… В штабе!
Об этом я не знал практически ничего но, как известно, язык до Китая доведет. Была бы мотивация.
Вдруг, дверь в каптерку открылась, и в помещение вошел дежурный по роте, с лычками сержанта.
— О, привет Тема! — обрадовался он, заметив меня. — Ты уже выписался?
— Ага… За хорошее поведение отпустили! — пошутил я. — Что у вас нового произошло?
Честно говоря, даже имени его не знал. Правда, выход из ситуации нашелся довольно быстро. На столе лежала книга инструктажа суточного наряда, где были расписаны и имена и фамилии всего наряда. Сопоставив даты, я без труда определил, что дежурного звали Антон Сергеев.
— Да ничего. Про праздник спортивный слышал?
— Ну да, Киреев уже рассказал в трех словах. Слушай, Антох… — пораскинув мозгами, спросил я. — А ты не в курсе, где хранятся наши личные дела?
— Ну-у, ты спросил! — усмехнулся тот, откопав в верхнем ящике стола кулек с галетным печеньем. — В строевой части, где же еще? Там же наш Женька Баранов помощником сидит. Он у них на черной работе. Подай — принеси.
— А, точно… — спохватился я, шлепнув себя по лбу. — Что-то я после госпиталя совсем рассеянный стал. Соображаю медленно.
Антон только рассмеялся.
— Как на ужин вернется, расспросишь. А тебе зачем?
— Да так, нужно напомнить, чтобы внесли в личное дело запись о вручении награды.
Вдруг, со стороны центрального прохода раздался крик дневального:
— Дежурный по роте, на выход!
— Блин! — торопливо дожевывая печенье и поправляя головной убор, Сергеев бросился к двери.
Вот и первая вводная — попробовать добраться до своего личного дела, чтобы узнать, кто я такой и где мой дом? Задача не сложная, но сначала нужно разведать обстановку.
Заметил за собой довольно странный момент, что адаптация на срочной службе дается мне как-то подозрительно легко. Словно бы мозг будто вспоминал то, что было забыто. Причины этого пока определить не смог, но это точно не влияние обучения на военной кафедре… Быть может, это следствие того, что мой реципиент уже провел в армии почти два года, и это как-то отложилось на подсознательном уровне? Скорее всего, так и есть. Еще бы вспомнить что-нибудь из его прошлой жизни…
Так как по статусу службы и по состоянию здоровья от меня ничего не требовалось, я принялся листать все имеющиеся в каптерке старые газеты, чтобы примерно понимать, как удачнее всего влиться в новое для меня общество. Нужно быть осторожным, контролировать свой лексикон и вообще следить за тем, что говорю и делаю. Просто не будет — эту установку я себе задал сразу.
Когда рота собралась на ужин, пришлось всем рассказывать про то, как я лежал в госпитале, про уколы, про вручение награды. Просили показать боевую травму, но пока там была медицинская повязка, ничего показывать я не собирался. Ну не детский же сад, в самом-то деле.
Выяснил у Павлова, кто такой Женька Баранов. Им оказался молодой боец, худощавого телосложения, который служил здесь только первый год. В строевую часть его пристроили по чьей-то просьбе, переадресованной от родственников, поэтому там он был в роли «подай-принеси». Работа так себе, но его все устраивало. Потом от него узнал, что это лучше, чем месить грязь сапогами и таскать тяжести. На рабочку, куда частенько привлекали бойцов, он тоже не ходил.
— Баранов! — окликнул я, когда тот шел в умывальную комнату.
— Я, товарищ младший сержант!
— Ты ж в строевом отделе сидишь? — спросил я, направляясь к ленинской комнате.
— Так точно.
— А личные дела у вас хранятся?
— Ну да. Только они учетно-послужными карточками называются.
— Отлично. А как мне можно свою карточку посмотреть?
— Вам никак, — с ходу заявил тот. — Только офицерам можно, ну и женщинам из строевого. А вам зачем?
— Пока никого нет, разрешаю обращаться на «ты». Тут такое дело… Меня медалью наградили, нужно как-то отразить этот момент в личном деле. Хочу проверить. Есть мысль остаться на сверхсрочную у себя в городе, а когда в этой самой карточке будет соответствующая запись… Это на пользу пойдет! Ну, сам понимаешь!
— Точно, медаль за отвагу же! — хлопнул себя по лбу рядовой. — Нам ротный говорил. Вы единственный, кого медалью наградили. Остальных только грамотами и благодарностями. Так… Ну, я могу начальнику отдела это передать. Лейтенанту Копылову. Он проконтролирует и все сделают.
— Не, Жека. Ты меня не понял! — продолжил я, но уже тише. — Я могу принести медаль, подойти куда нужно. Ну и сам хочу кое-что проверить. Для меня это важно. Вот будем на месте, сам все поймешь. Не переживай, ничего такого, от чего могли бы быть проблемы, не будет. Так что? Поможешь? За мной не заржавеет!
Баранов задумался. Но скорее для виду — обычная, да к тому же, еще и небольшая мотострелковая часть, можно подумать, тут все секретно и организовано на высшем уровне. Да по любому, женщины, что там работают, имеют график. Заканчивают рабочий день по регламенту, затем уходят в общежитие. И получается, что в это время, в отделе никого нет. Вот именно такой момент мне и нужен. Значит, только вечером.
— Ну, я не знаю… — неуверенно замялся он.
— Ты право вскрытия двери имеешь?
— Да. Только у меня печати нет. Там оттиск на пластилине.
— Это не проблема! — улыбнулся я, вспомнив, как в университете мы несколько раз вскрывали опечатанные двери кабинетов. — Так что, сделаем? Не переживай, проблем не будет.
Пожалуй, сюда бы отлично вклеилась фраза «Да ты успокойся, я тыщу раз так делал». Но она же могла спугнуть бойца, а он и так был какой-то дерганый.
— Хорошо, но только быстро. Сегодня в семь тридцать, у штаба.
— Договорились! — кивнул я.
Ничего криминального я в этом не видел — в чем проблема посмотреть материалы о самом себе? Хорошо, что обычно нагрузка на таких отделах довольно большая и сотрудники, особенно женщины, часто просят себе помощников. В моем случае так все и получилось — через Баранова я узнаю, откуда я призвался, состав семьи. Есть ли у меня образование, ну и другую информацию, которая поможет мне освоиться в восьмидесятых.
Иногда я читал книги про попаданцев, и по канону жанра там часто наблюдалось слияние подсознания или памяти реципиента с самим героем. А чаще и то, и другое. Так вот, в моем случае этого не произошло — я не помнил ничего такого, чего не знал ранее. Хотя, что-то, наверное, все же отложилось. Правда, я пока не заметил.
После того, как дали команду строиться на ужин, я вернулся к своему отделению.
Ходить строем мне не понравилось. Может со стороны это и кажется красивым, но по факту от строевой подготовки ужас как устают ноги. Хотя нельзя не признать, ранее строевому шагу на военной кафедре нас учили просто бездарно. Здесь, конечно, уровень был другой. И на кой черт мотострелкам это вдалбливают? Но сейчас я просто наблюдал в сторонке.
Здание столовой оказалось небольшим. Как я и предполагал, кормили неплохо, но ничего особенного. В госпитале было однозначно лучше. Еще за сотню метров я уловил жуткий запах, в котором различил нотки тушеной капусты и какой-то рыбы. Он был буквально повсюду.
— Что за вонь? — не выдержал я, оглядываясь по сторонам.
— Наш любимый Бигус! — выдал вдруг Коржов. — Все самое лучшее солдатам!
Меня аж передернуло — если запах такой, каково же оно на вкус-то?
А на вкус это блюдо, ласково названое «бигусом» было еще хуже. Готовили здесь солдаты — суточный наряд по столовой. Как я и думал, это была просто тушеная смесь, состоящая из капусты, лука, морковки и черт знает, чего еще. Все это было пересолено, перетушено, а внешний вид совершенно не способствовал аппетиту. Про рыбу я даже думать не хочу — она была переварена, рассыпалась, едва в нее втыкалась вилка.
Еще был хлеб и сладкий чай. Вот собственно и весь прием пищи.
Пришлось есть, куда деваться? Остался под впечатлением.
После возвращения в казарму я вместе с Барановым отправился в штаб. Тот вел себя неуверенно и все же попытался отмазаться, но у него ничего не получилось. Я был очень настойчив.
Дежурный при штабе пропустил нас без проблем — ему вообще было до лампочки, он интересный кроссворд разгадывал. А дневальные наводили марафет в другом конце здания.
Пройдя по длинному коридору до самого конца, мы остановились у крайней двери слева. Входная дверь в строевую часть оказалась самой обыкновенной, деревянной, выкрашенная серой масляной краской. На ней висела опознавательная табличка — не перепутаешь. «Строевой отдел. Лейтенант Копылов А. В.»
Ключи от двери заложены в тубус, а тот был сдан под охрану дежурного. Правда, у Баранова имелся свой дежурный ключ.
— Обычно, когда женщины уходили на обед, они оставляли меня на хозяйстве, а чтобы я мог выходить по штабным поручениям, выделили отдельный ключ! — пояснил тот.
Появилась первая дилемма — дверь была опечатана стандартным советским противоугонным устройством — куском пластилина с ниткой. Просто и сердито. Даже в две тысяча двадцатых годах такие приспособления, только более аккуратные, еще можно было встретить где угодно.
— Там печать Веры Ивановны! — заметил Баранов, увидев слепок. — Она с утра всегда проверяет, цела ли печать или нет. Если мы вскроем, она заметит. Будет много вопросов. И крику!
— Зачем его вообще опечатывать? Только потому, что под охрану сдается? Ладно! Не очкуй… — заметил я, доставая из-за пазухи тонкую стальную линейку. — Смотри и учись, как можно быстро и тихо…
Использовав тонкий кусок металла как лезвие канцелярского ножа, я ловко и аккуратно срезал пластилин. Верхняя часть повисла на нитке, сохранив оттиск.
— Оп-па! Можно заходить! — хмыкнул я, убирая линейку.
Женька сунул ключ в замочную скважину, провернул. Замок тихо щелкнул и дверь открылась. Мы прошли внутрь, прикрыли за собой дверь. Прислушались — снаружи тихо. Хорошо, что петли смазаны и ничего не скрипит.
— Товарищ младший сержант, а зачем вам это нужно? — насторожился рядовой. Видно было, что его этот вопрос сильно беспокоил.
— Выдохни, Баранов! — спокойно ответил я, осматривая помещение. — Думаешь, я смогу объяснить этому вашему Копылову, что хочу отправить письмо девушке, которая обещала ждать меня из армии?
— А-э… — тот уставился на меня с недоумением. Мол, как можно не помнить адрес любимой девушки?
— А чтобы отправить письмо, нужен адрес, которого я не помню! — уверенно продолжил я. — А не помню потому, что в первом же письме, что она мне написала… В общем, столько ждать она не сможет… Как думаешь, все эти два года я обязан был помнить адрес этой гадины?
Что-что, а на свои актерские таланты я никогда не жаловался. Пришлось научиться. Быть блогером — это совсем не бесполезное занятие, кто бы там что ни говорил. Особенно когда публикуешь хорошо смонтированное видео с полезным контентом. А не самодемонстрация у глупых инстасамок — я иду, вот я иду. Я пришла, смотрите какая. Тьфу! Так и хочется кирпич кинуть. Мой блог был совсем иным.
Импровизировать я умел, благо талант сохранился.
И Баранов поверил. Свет мы зажигать не стали — еще было достаточно светло, и с улицы нас не было видно.
Помещение строевого отдела оказалось небольшим. Имелся уголок начальника — обычный стол, чем-то смахивающий на парту. Справа и слева были и другие рабочие места — судя по всему, за ними и сидели женщины. Вдоль стен стояли канцелярские шкафы, с прилепленными прямо на двери бирками.
— Вот в этом шкафу хранятся личные дела прапорщиков и офицеров… — Женька принялся ходить вдоль них. — Здесь УПК на солдат и сержантов. Лежат по алфавиту. Так… Буква «В»… Вот!
Я подошел ближе, увидел полку с приклеенной биркой «Ж». Фамилий на эту буквы было всего три. Свою папку увидел сразу. Вытащил, аккуратно раскрыл. Баранов присоседился рядом, видимо рассчитывая, что раз он тут помогает, то может позволить себе заглянуть.
— В сторонке постой… — скомандовал я молодому. — Не бойся, ничего я не украду и не испорчу.
Тот послушно отошел в сторону, обиженно засопел носом.
А я принялся изучать собственную учетно-послужную карточку, запоминая все необходимое. Уже с первых же строк многое стало понятным.
Оказывается, я детдомовский и родителей у меня не было…