Гореть в молчании
Солнце только начало всходить. Застоявшаяся тьма, широко раздвинув ноги, окрасила облака космическим оргазмом. Хантер, посмотрев в кухонное окно, налил себе стакан апельсинового сока из холодильника. Нита была наверху в своей спальне, из которой гремел старомодный ритм-н-блюз. Также он мог слышать, как в ванной комнате наверху шумит душ, а Тиша поет какую-то песню о любви, звук которой частично заглушала вода. А на него сейчас смотрела пара хорошеньких голубых глаз, напомнивших ему о его друге Ное.
Он повернулся к подростку с тонкими чертами лица, ярко-розовыми щеками и бледной кожей, ставшей сейчас на пару оттенков темнее. Откинув светлые пряди волос от лица, она помешивала ложкой овсяные хлопья в своей миске. В этот момент кто-то стал спускаться по лестнице. Наверняка, Нита. Дерьмо вот-вот должно было попасть в вентилятор. Он поднес палец к губам.
— Тсс-с…
— Я ничего не скажу. Обещаю, — широко улыбнувшись, девушка сосредоточилась на своих хлопьях.
— Привет, Олив! — бодро сказала Нита, входя в столовую. — Я вижу, ты рано встала и… — она остановилась как вкопанная, увидев, как он берет из нижнего шкафа сковороду и ставит ее на одну из конфорок печи. — Эмм… привет, Хантер, — запинаясь, сказала она. Стоя к ней спиной, он мог только представить ее лицо прямо сейчас, когда она пыталась вести себя как ни в чем не бывало. Хантер достал из холодильника коробку яиц и пачку сливочного масла.
— Привет, Нита. У тебя есть тесто для блинчиков? — спросил он, повернувшись к ней. У нее был такой вид, словно она увидела привидение. Он подмигнул ей, надеясь, что она просто подыграет. — Я зашел сегодня утром, чтобы увидеть вас, и Олив уже была внизу. Я объяснил ей, что ты дала мне ключ, так как я буду чинить тут кое-что. Собственно, я решил приготовить ей завтрак, который будет немного лучше этого сухого завтрака, прежде чем она отправится в школу.
Нита, несколько раз моргнув, выпрямила спину и приняла суровое деловое выражение, которое он нашел чертовски забавным.
— Да, есть немного. Сейчас достану. — подойдя к нему, она приподнялась на цыпочках и, схватив коробку с изображением пышных блинов, пропитанных сиропом, протянула ему. — Она уже была здесь? — прошептала она.
— Ага.
— Спасибо, что справился с этим, — сказала она и, открыв другой шкафчик, тот самый, который любил бить ее по пальцам до того, как он его починил, достала стакан для сока.
— Да, все в порядке. Будешь завтракать? — спросил он.
Она покачала головой. На самом деле Олив застукала его, когда он уже был на полпути к входной двери. Он понял, что она догадалась о том, что произошло, без его объяснений. На его фразу о том, что он провел некоторое время с Нитой потому, что хотел поговорить с кем-нибудь на свой день рождения, Олив расхохоталась, совершенно не веря ни одному его слову.
Так что он попросил ее молчать об этом, иначе если она проговорится и об этом узнает Тиша, Нита сойдет с ума. Хантер продолжил готовить в неловком молчании, а затем, когда он почти закончил, к ним присоединилась Тиша. Девушка еще даже не успела усесться, как Нита, заикаясь, начала ей рассказывать историю о том, как он зашел, чтобы починить кое-что и поздороваться. Тиша и Олив, переговариваясь между собой, время от времени поглядывали на них и заливались смехом.
— Ну, и что такого смешного? Неважно! — пренебрежительно махнула рукой Нита. — Вы должны поторопиться, — сказала женщина, посмотрев на часы, пока Хантер ставил перед каждой из них тарелку, на которой лежал блинчик, порция яичницы-болтуньи, пара кусочков бекона и клубника для украшения.
— Вот это да! Это выглядит великолепно, — воскликнула Олив, хватая вилку. — Спасибо, Хантер, — одновременно сказали девушки.
— Не стоит благодарности.
— Мама готовит нам так только по воскресеньям, — сказала Тиша с набитым яичницей ртом. — Ты готовишь что-нибудь еще? Это выглядит невероятно!
— Я не умею хорошо готовить, но знаю, что приготовить на завтрак. Вы обе едите с аппетитом.
— Поторопитесь, пожалуйста, потому что через десять минут нам нужно выходить, — вмешалась Нита. — Я беру свою сумочку, пью кофе, чищу зубы, и мы выходим.
Она отвозила их, как и всегда с тех пор, как они начали посещать новую школу, в которую она их записала. Обратно их обычно подвозил друг. Нита выскочила из столовой, явно взволнованная. Как только горизонт был чист, Хантер прислонился к кухонной стойке, скрестив лодыжки и руки, и стал потягивать свой кофе, наблюдая за двумя хихикающими девушками.
— Ладно, расскажите мне, что происходит, — сказал Хантер, войдя в столовую и прислонившись к арочному проему. Он смутно догадывался, о чем они могли перешептываться, но хотел быть полностью в этом уверенным. Дело в том, что Нита была чертовски громкой во время их занятий любовью, и под конец он отказался от попыток ее успокоить… Этот дом явно не был особняком, и каждый шорох, вероятно, был слышен в его стенах.
— Мы вас слышали! — сказала Тиша, и ее лицо стало таким красным, что напомнило ему помидор.
Олив теперь беззвучно смеялась, похлопывая по столу и раскачиваясь на стуле.
— Мы слышали, что вы делаете это! Сначала мы испугались, решив, что кто-то ворвался в дом и напал на маму, но потом мы услышали ваши стоны… и эти странные звуки. Кровать скрипела очень громко, мама повторяла: «О боже, о боже!» снова и снова! — посмотрев друг на друга, они снова расхохотались, на этот раз едва не падая со своих мест.
Не в силах сопротивляться, он расхохотался так, что у него заболел живот, затем покачал головой и заставил себя остановиться.
— Мама такая плохая лгунья, Хантер!
— Согласен.
Успокоившись на пару секунд, они снова начали смеяться, не в силах остановиться. Хантер сходил на кухню, чтобы снова наполнить свою кружку.
— Я так и понял, что вы в курсе произошедшего, — сказал он, сделав глоток кофе. — Но твоя мама была бы очень смущена этим. Ты знаешь, какая она. — Тиша согласно кивнула, ее лицо все еще было красным, а в глазах стояли слезы от смеха. — Просто держи это при себе, пожалуйста. Притворись, что ничего не знаешь. Если ты не подыграешь, она может не позволить мне вернуться, а это расстроит Тирана. Тиран этого не хочет. Тиран не любит расстраиваться. Тиран хочет вернуться. Тирану нравится Нита, Ните нравится Тиран, — закончил он свою речь в лучших традициях Тарзана, снова заставив их хохотать.
Вскоре вернулась Нита с волосами, заплетенными в две боксерские косы и, пройдя мимо него, наполнила свою чашку кофе. В перерывах между едой время от времени одна из девушек хихикала. Хантер, поставив свою чашку в раковину, провел рукой по ее талии, наклонился и поцеловал ее в щеку, желая большего, но решив, что пока не время.
— Я направляюсь в хоспис. Увидимся позже, хорошо? — тихо сказал он и, подарив ей еще один поцелуй, повернулся к девушкам.
— Хорошего дня, Олив и Тиша.
— И тебе! — ответила Тиша.
Выйдя через парадную дверь, он сразу же вытащил свой телефон, чтобы вызвать такси, решив вначале заехать в свою квартиру, затем забрать свою машину, навестить Ноя, выполнить еще несколько поручений, а затем провести остаток дня с Нитой. Заказав такси, он заметил на экране телефона кучу пропущенных текстовых сообщений.
Итан с парнями искал его ранним утром, недоумевая, куда, черт возьми, он делся. Очевидно, не найдя его они разозлились и направились в стриптиз-клуб. Он засмеялся, покачав головой, и, идя по улице, написал им в ответ:
Вы, ребята, сделали мою ночь. Все вы. Спасибо. Извините, что покинул вас. В поисковой группе нет необходимости — я решил провести время со своей девушкой. Не спрашивайте меня о том, как она выглядит, насколько у нее большие сиськи и задница и прочее дерьмо. Я вам все расскажу тогда, когда буду готов. Я собираюсь навестить Ноя. Предлагаю вам всем сделать то же самое. Знаю, что Брюс не слишком хорошо его знал, но, Итан, тебе определенно нужно прийти. Пока он жив, и не хочу звучать по-проповеднически, но завтрашний день для него может не насупить, поэтому на счету каждая минута.
Засунув телефон обратно в карман, он увидел, что его такси подъехало, и услышал, как девушки и Нита залезают в свою машину. Сев на пассажирское сиденье белой «Хонды», он поздоровался с молодым азиатским парнем за рулем, пристегнул ремень безопасности и откинулся на спинку кресла, чтобы насладиться поездкой. Он должен был признать, что последние двадцать четыре часа были одними из лучших в его жизни…
***
Неделю спустя
Нита положила ноги ему на колени, пока они лежали на ее диване, смотря какой-то фильм с Томом Хэнксом, но его мысли явно витали где-то в стороне. Поставив банку «Пепси» на кофейный столик, она начала гладить мужчину по затылку.
— Не хочешь поговорить? — спросила она Хантера, который сидел, скрестив руки на широкой груди с полуприкрытыми глазами.
— Неа, мне нечего сказать.
Поднявшись, она схватила пустую тарелку из-под попкорна и направилась на кухню. Когда она вернулась, он снимал свою толстовку и, сняв, бросил ее на кресло. Сев рядом с ним, она стала размышлять, как пробиться сквозь его стены, разрушая их, кирпичик за кирпичиком. Она влюблялась в него, и этого нельзя было отрицать. Хантер был сложным существом, она знала это с самого начала. В некотором смысле, так было и с ней. Он не пытался скрыть тот факт, что временами его было трудно читать. Он принимал свои недостатки, и это делало его еще более красивым в ее глазах.
— Хантер, — сказала Нита, подогнув ногу под себя, опершись локтем о спинку дивана и подперев голову рукой. — Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной. Когда с тобой что-то происходит, ты должен быть в состоянии это обсудить. Я не могу быть в отношениях с кем-то, кто держит все в себе, а потом взрывается, когда что-то идет не так. Это старый способ, к которому ты привык. Со мной он не сработает. А теперь послушай, я открылась тебе, признавшись в вещах, которыми не горжусь, например, какой вспыльчивой была раньше, и я хочу, чтобы ты сделал то же самое.
Подавшись вперед, он преувеличенно сосредоточенно стал почесывать нос.
— Можем ли мы подняться наверх? Я устал, — ответил он, зевнув.
— Можем, Хантер, но я задам тебе те же самые вопросы и там, наверху. Неважно, где мы будем находиться в доме, — хмыкнув, он сгорбился на своем месте, глядя прямо перед собой в телевизор. — Я не позволю тебе затащить меня в постель, заняться со мной любовью, и заснуть, как прошлой ночью. Тебе нравится использовать некоторые хитрые уловки, чтобы выйти из неприятного для тебя разговора. Иногда я не понимаю, что произошло, пока все не заканчивается, но теперь я не позволю этому произойти, — вздохнув, он хлопнул себя по бедру, затем потянулся за пультом и выключил телевизор. — Это из-за работы? Новая работа не такая, как ты ожидал?
— С работой все в порядке. Я имею в виду, что был там несколько дней на стажировке. Все замечательно… Они действуют профессионально, так что нет, это не из-за работы. Сегодня я получил свою рабочую форму, прошелся по территории, познакомился с другими ребятами. Мне дали профессионального тренера по боксу, Уэсли, с которым я должен заниматься тогда, когда не дежурю. Все работают по графику. Пока что все идет хорошо… Я получу свой первый чек на следующей неделе.
— Замечательно, детка. Но все же, что случилось? Почему ты пришел вчера как в воду опущенный, и до сих пор все еще такой? Это из-за Ноя?
Хантер подкурил сигарету и затянулся.
— Это из-за пары вещей, — ответил он, постукивая ногой, словно пытаясь расслабиться. Мужчина ненавидел быть уязвимым. Хантер не был тем, кто рассказывает о своих чувствах, если только он не занимался с ней любовью. В постели он чувствовал себя свободным. Но это были его признания о его чувствах к ней, о том, что она заставляет его ощущать. Ей нужно было копнуть глубже. Мне нужно знать больше.
— Что случилось, когда ты навестил Ноя в больнице?
— Это полный пи*дец, — мрачно рассмеялся он. — Ной, кажется, больше не узнает меня. Он принимает так много обезболивающих, что либо спит, когда я прихожу к нему, либо полностью погружен в себя. У меня… у меня с этим проблемы, — мужчина снова глубоко затянулся и выдохнул дым.
— Какого рода проблемы?
— Я не люблю терять близких мне людей. Думаю, никто не любит. Но, видишь ли, я не так часто сближаюсь с людьми, и кажется, когда я это делаю… они… не бери в голову. Детка, я знаю, что ты хочешь как лучше, но это просто не для меня.
— Как могут разговоры быть не для тебя, Хантер? Это не имеет смысла.
— Это тупо, прямо детский сад какой-то. Просто дай мне немного времени, и я буду в порядке. Мы можем сейчас подняться наверх? — сердито спросил он. Но когда он посмотрел на нее, его глаза были наполнены печалью.
Он думает, что сможет прогнать боль. Не сможет. Даже после того, как он кончит, боль все еще будет в нем.
— Хорошо, детка, давай попробуем. Я хочу узнать больше о тебе как о человеке, хорошо? Ты сказал, что устал терять людей. Это подводит меня к чему-то важному. Расскажи мне о своих родителях. Я знаю, что тебя воспитывали бабушка и дедушка, но ты так и не сказал мне, почему. Где были твои мать и отец? Почему они не занимались твоим воспитанием?
Ему потребовалась минута, чтобы начать говорить. Сначала он просто смотрел в пустоту перед собой, затем, откинувшись назад, закинул голову на спинку дивана. Сигарета болталась между его пальцами, а брюки-карго с камуфляжным принтом шуршали при каждом движении. Его мускулы играли под загорелой кожей, покрытой красивыми татуировками.
— Если я расскажу, ты позволишь отвести тебя наверх?
— Хантер, — закатила она глаза. — Перестань.
— Черт, я серьезно. Я не говорю, что мы должны трахаться, я просто хочу лечь и помолчать. Неужели я прошу так много? Драгоценной тишины… Послушай, Нита, я не хочу вступать в долгие дискуссии на эту тему. Я могу поговорить с тобой, но я не хочу, чтобы это было похоже на сеанс терапии.
— Что в этом плохого?! Многие люди обсуждают вещи, даже то, что, по их мнению, неловко или никогда не изменится
— Я не такой, как многие — мне не помогает это дерьмо, тявканье о прошлом. В этом нет никакого смысла. Мы не можем ничего изменить. На самом деле, разговоры об этом просто сводят меня с ума, — закончил он ядовитым тоном.
— Если мы не будем разговаривать, то никогда не узнаем друг друга. Точка.
— Я понимаю это, но мы разговариваем. Просто это тупиковый разговор.
— Но, видишь ли, Хантер, ты не имеешь права решать это самостоятельно. Ты не можешь диктовать мне, что важно знать, а что не важно, когда я спрашиваю тебя, что случилось. Ты хоть представляешь, как я к тебе отношусь? — он смотрел на нее, словно пытаясь прочитать ее мысли. — Позволь мне помочь тебе с этим. Я привязываюсь к тебе, — она ненавидела то, как дрожал ее голос. — Жду твоих звонков. Мне нравится то, как светится Олив, когда ты пишешь ей и присылаешь фотографии Ноя, чтобы держать ее в курсе. Мне нравится то, как ты меня целуешь… как заставляешь меня смеяться. Я жила в таком напряжении, детка, и ты вошел в эту дверь и буквально изменил мой мир. Как будто у тебя был невидимый топор, которым ты начал размахивать, отрубая некоторые из моих проблем, даже те, о которых я и не подозревала. Ты — человек действия. Я понимаю это. Ты думаешь, что разговоры бессмысленны. Но они не всегда бессмысленны, Хантер. Они могут иметь очень большой смысл, особенно когда речь идет о том дерьме, которое живет глубоко внутри, раня нас и не давая нам жить полноценной жизнью. — он опустил голову, и Нита положила руку на его запястье. — Если хочешь быть со мной, ты должен научиться говорить о том, что тебя беспокоит.
Он долго молчал…
— Хорошо. Я сделаю это. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.
— Спасибо.
— Нита, я не люблю много говорить об этом дерьме, потому что, что случилось, то случилось… но я понимаю твое любопытство. Ты заботишься обо мне. Ты не понимаешь, почему я не обсуждаю это. Чего не понимаю я, так это того, зачем это делать, но неважно… — сглотнув, он потер рукой шею. — Я знаю, почему расстроен. Такое чувство, будто круг все время замыкается…
— Что ты имеешь в виду?
— То, что происходит, в некотором смысле напоминает мне о том, что уже происходило. — наклонившись вперед, он тяжело вздохнул, и после недолгого молчания заговорил снова. — Джей-Джей, когда я был маленьким, мои родители много ссорились. Они оба были наркоманами, отец был немного хуже, чем мать, по словам бабушки. — сделав еще одну затяжку сигаретой, он тупо уставился на экран телевизора. — Насколько я знаю, они оба были чисты, когда впервые встретились. Потом, через некоторое время, отец увлекся наркотиками и подсадил на них маму. Он изменился. Наркотики сделали это, или, возможно, он был таким все время… Я не знаю. — он пожал плечами. — Иногда люди говорят что-то вроде: «Меня заставили сделать это наркотики». Но в действительности мы не можем быть в этом уверены, не так ли? В любом случае, я видел, как мой отец выбивал своим кулаком гребаные зубы моей матери. И это было не единожды. Моя мать имела все виды стоматологического лечения в результате борьбы с ним. Он ставил ей синяки под глаза, бил в живот. Однажды у нее случился выкидыш. Я смутно помню это… Она сказала мне, что беременна, и я был взволнован, потому что собирался стать старшим братом. — он грустно улыбнулся. — Но потом после одной из их ссор ее срочно увезли в больницу, и на этом все закончилось.
Боль наполнила грудь Ниты. Она попыталась скрыть свою реакцию, но мужчину было невозможно обмануть. Хантер был настолько проницателен, что знал, что она что-то почувствовала — что-то ужасное, что выбило ее из колеи.
— Это длилось годами, — продолжил он. — В конце концов, я стал старшим братом. Как ты знаешь, у меня есть брат по имени Джастин, но он появился благодаря тому, что мой отец гулял от моей мамы, изменяя ей. Но это другая история для другого раза. Так вот, бабушка рассказывала, что служба опеки трижды забирала меня из их дома, но я этого не помню. Мои родители были как два магнита. Они не могли оставить друг друга в покое. Они расходились, сходились, снова расходились, и это происходило снова и снова. Любовь к боксу пришла ко мне от отца. Он боксировал, когда еще не был наркоманом. Мы сидели вместе с ним в гостиной и смотрели фильмы о Рокки или бои в прямом эфире на платных каналах. Это единственное счастливое время, которое я помню с ним… когда он не кричал, не спорил и не дрался с моей матерью, не был пьян или под наркотой. Это было время нашего единения, можно сказать. Мой отец — большой человек, не имеющий сердца…
Хантер покачал головой, сделав паузу, но ненадолго.
— Он высокий, как и я, сильный. Рост моей матери был всего метр шестьдесят, худенькая, а он бил ее так, будто она была гребаной чемпионкой в супертяжелом весе.
Внезапно он сел, еще раз затянулся сигаретой, затем затушил ее в пепельницу и снова откинулся на спинку дивана.
— Несмотря на все это, на наркотики, на всю эту сумасшедшую херню, я очень любил свою мать. Мы были с ней очень близки. Она говорила, что идет на реабилитацию, и была честна со мной. Она говорила: «Хантер, мама делает с собой плохие вещи, но в этом нет твоей вины. Мама больна. Маме нужна помощь». Она была такой чертовски самосознательной, и знаешь что? Она могла это сделать… На некоторое время она завязывала, но потом, когда возвращалась к моему отцу, дерьмо начиналось снова. Он словно не мог выносить, что она не употребляет. Думаю, это происходило потому, что тогда он понимал, что она может оставить его навсегда. Она сможет ясно мыслить и увидит, каким ядовитым, гнилым, испорченным неудачником он был. Он говорил ей, что она пытается отобрать у него сына. Однажды ночью все достигло критической точки. Моя мать устроилась на работу в какой-то магазин, и мне кажется, она зарабатывала достаточно денег, чтобы немного откладывать. Мой отец ничего не имел против этой работы, пока не узнал, что она кладет часть своей зарплаты на счет, о котором он не знал. Затем он нашел какие-то бумаги — думаю, она подыскивала дом, который можно было бы арендовать, и ей нужно было заполнить документы, позволяющие мне пойти в детский сад, а также расходы на переезд, записанные в каком-то блокноте. Она собиралась уйти от него, наконец. Начать новую жизнь. Она снова завязала и, по словам бабушки, не употребляла наркотики около года, так что все было хорошо. — Хантер провел руками по штанам, его глаза были пустыми. — Той ночью мой отец накурился. Впав в гребаную ярость, он схватил пистолет и пять раз выстрелил ей в голову, прямо на моих гребаных глазах.
— Боже мой… — ахнула Нита и прикрыла рот рукой.
— Ты знаешь, каково это, когда тебя забрызгивает кровь твоей матери, Джей-Джей? — сморгнув слезы, она покачала головой. — Чувствовать и видеть, как осколки мозга ударяются о стены, а твое тело обрызгивает, словно из водяного пистолета? И упав на пол, она смотрит прямо на тебя… Смотрит на тебя мертвыми глазами. Она падает на пол, и ее голова пару раз отскакивает от него, как в замедленной съемке. Вероятно, она мертва уже после первого выстрела, но все еще выглядит живой, как будто собирается заговорить в любую секунду. Но она просто лежит, взгляд ее глаз прикован к тебе… Ее мертвых голубых, как океан, глаз, и из них скатывается слеза. В ее глазах ты видишь слезы и свое отражение…
И ты стоишь там, семилетний, кричишь и плачешь, обмочившийся от ужаса. Ты кричишь: «Папа, нет!», бежишь к матери, трясешь ее, надеясь на то, что она очнется и скажет, что с ней все в порядке… Твой отец звонит в полицию и очень спокойно говорит им, что убил свою жену. Повесив трубку, он засовывает пистолет себе в рот… прямо на твоих глазах. Потому что, знаешь ли, того, что он застрелил твою маму, недостаточно. Итак, он нажимает на курок… но тот заедает. Он падает на пол, рыдая, а потом ты слышишь звук полицейских сирен и сирен скорой помощи… и… с этого дня ты официально становишься ненормальным. Ты больше не Хантер, ты Тиран. Да… ты официально сходишь с ума. Если не недостаток родительского внимания или жестокое обращение, то крышу тебе сносит именно это… А потом ты оказываешься с бабушкой и дедушкой, и они проявляют к тебе любовь, но ты не знаешь, как ее принять, поэтому ты оказываешься на улице. Тебя посылают к миллиону терапевтов. У всех разные диагнозы, и все они ошибочны. «О, он социопат…», «Нет, у него просто СДВГ…», «Нет, у него высокий коэффициент интеллекта, но имеет место антисоциальное расстройство…», «Нет же, у него биполярное расстройство…» Затем ты идешь к лучшему из лучших, всемирно известному специалисту в сфере психического здоровья подростков. Твои бабушка и дедушка, выложив кучу денег, в отчаянии везут тебя к нему в Калифорнию, и, наконец, этот парень добирается до истины. Он понимает тебя до глубины души. Он проводит с тобой несколько дней и после серии тестов, бесед и наблюдений открывает правду. Он говорит: «Этот ребенок страдает острым посттравматическим стрессовым расстройством. Также у него есть нарциссические наклонности, но он не был таким до того, как его мать была убита, и он до сих пор помнит, как приятно было видеть ее улыбку, когда она увидела картинку, которую он нарисовал в школе и принес домой, и как она была мила с ним, и как она сдерживала большинство своих обещаний… несмотря на то, что была зависима от кокаина, метамфетамина и таблеток. Он все еще помнит любовь, но больше не знает, как доверять кому-либо или как вернуть ее назад. Два человека, давшие ему жизнь, так или иначе умерли у него на глазах. Таким образом, Нита, как ты можешь видеть, травма продолжается. Ты вырастаешь, и полиции плевать, почему ты делаешь то, что делаешь, думаешь так, как думаешь. Судье тоже. Поэтому ты попадаешь в тюрьму снова и снова, потому что все еще хочешь любить, но не помнишь, как это делать. Женщина, которая научила меня этому, умерла слишком рано. Я не могу попросить ее помочь мне вспомнить. Она ушла… Ушла навсегда. Теперь уйдет и Ной. Все, кого я люблю, умирают. Я перестал говорить об этом. Мне пришлось это сделать.
Хантер монотонно постукивал ногой по полу, как чертов кролик. Его лоб был наморщен, а ноздри раздувались. Он выглядел напряженным и взволнованным до предела. Возможно, мысленно он даже не был там, с ней. Затем неожиданно он встал и пошел к лестнице.
— Я собираюсь лечь. Знаю, ты все еще не хочешь, чтобы я оставался на ночь, поэтому я поставлю будильник, чтобы встать и уйти через несколько часов.
— Останься, — сказала она, тоже встав и обхватив себя руками, пытаясь не развалиться. — Я хочу, чтобы ты остался… пожалуйста.
Держась за перила, он слегка кивнул и направился вверх по ступенькам. Нита вздрогнула, услышав, как хлопнула дверь ее спальни. Каждый день на этой неделе Хантер приходил к ней домой, чинил вещи, смеялся с девочками и рассказывал истории о своих приключениях с Ноем. Она знала, что он слишком широко улыбается, слишком громко смеется, слишком много работает, пытаясь все забыть. Но об этом нельзя было забыть, и болезнь Ноя, казалось, вынесла прошлое снова на поверхность. Хантер открыл коробку, которую запечатал очень-очень давно…
Сделав глубокий вдох, она поднялась по ступенькам и вошла в спальню. Внутри было темно. Направившись в ванную комнату, она включила там свет и оставила дверь чуть приоткрытой. Ровно настолько, чтобы видеть его, лежащего голым на кровати. Его глаза были открыты, руки под головой. Нита, медленно сняв с себя одежду, забралась к нему в постель. Целуя его лицо, она чувствовала, как напряжены его мышцы. Он пульсировал от ярости, которой было несколько десятков лет… Опустившись ниже, затем еще ниже, она потянулась к его члену. Держа толстый и длинный мускул двумя руками, она направила его в рот.
Языком любви Хантера было действие. Своими действиями он говорил, что думает о тебе… Чинил вещи. Заставлял людей смеяться. Трахался. Он молчал, пока она усердно сосала, желая помочь своему мужчине почувствовать себя лучше, убрать немного его боли. Хотя бы на одну ночь. Тихонько застонав, он зарылся руками в ее волосы, давая ей еще больше себя. Она медленно сосала, ритмично скользя руками вверх и вниз по стволу. Выпустив его изо рта и держа руками, она лизнула его яйца, а затем поцеловала их. Он застонал, его низкий голос загрохотал по комнате.
Отпустив его, Нита потянулась к тумбочке, чтобы взять из ящика один из его презервативов. Раскатав презерватив по его эрекции, она оседлала его и направила его член внутрь себя. Хантер схватил ее за бедра, когда она двигалась, а она, положив руки на его твердую грудь, скакала на его большом члене, рыдая внутренне вместо него…
Он стал двигаться ей навстречу резкими толчками, крепче схватившись за нее. Она задрожала, когда он, сомкнув руки вокруг ее талии, заставил ее увеличить темп. Он массировал ее груди, целовал их, так глубоко проникая в ее киску, что, казалось, доставал до самой ее души. Оргазм охватил ее, и она, вскрикнув, неконтролируемо задрожала. Раздался его гортанный стон, пропитанный болью, его тело свело, и он кончил, двигаясь быстрыми рывками. Нита почувствовала тепло его семени внутри себя, когда оно наполняло презерватив до краев. Положив голову ему на грудь, она услышала частое биение его сердца.
Потянувшись к его рукам, она переплела их пальцы, и он крепко стиснул их. Не было нужды в словах, только тихий звук их танцующих на цыпочках душ. Обняв ее, он прижал ее голову к своей груди и целовал ее плечи до тех пор, пока она не почувствовала, как он расслабился.
— Спи… — прошептала она, вставая с кровати.
Осторожно сняв презерватив с его полувозбужденного члена, она выбросила его и приняла душ. Когда она вернулась, он лежал под накинутой на себя простынею и слегка похрапывал. Надев шелковую черную ночную сорочку, она забралась в кровать рядом с ним. Прошли минуты, и когда она уже чувствовала сонную тяжесть, он перевернулся на бок к ней лицом и стал ласкать ее. В его больших руках она чувствовала себя в такой безопасности, как будто находилась рядом с человеком, который прошел сквозь огонь и не только выжил, но и был полон решимости доказать всем, что владеет пламенем…