Друзья До Конца
— Тииииша! Где ты? — Нита недовольно хмыкнула, толкнув бедром, открывая, заднюю дверь на кухню. — Я уже говорила тебе насчет этой музыки! — заперев дверь, она пошла вперед, уставшая и счастливая, наконец, оказаться дома. — Ты сделала домашнюю работу? — крикнула она, не ожидая ответа. Какая-то рэпперка громко в стерео формате подпевала: «Я реальная стерва, ниггер, мне до пи*ды». Нита покачала головой, ей уже надоело.
Послушайте только это дерьмо. Дети слушают просто тупую музыку. Слова песни ужасно глупые!
Положив свою огромную серую кожаную сумочку и два пакета с продуктами на кухонную стойку, она взяла почту, которую ее шестнадцатилетняя дочь принесла после возвращения домой из школы. Нита начала просматривать ее, боясь столкнуться с просроченным счетом. Она старалась быть в курсе всего, но время от времени денег не хватало.
— Реклама… счет… счет… купоны… — бросив почту на стол, она сняла свое длинное светло-серое пальто и набросила его на спинку одного из четырех маленьких желтых кухонных стульев. — Тиша!
Никакого ответа.
Клянусь, если бы я сказала ей, что у меня есть билеты на Карди Б. или Меган Ти Стейлион, она бы сбежала ко мне по лестнице прежде, чем я смогла бы закончить предложение!
Нита открыла пакеты с продуктами и вытащила галлон молока, масло, пакет с апельсинами и яблоками. Затем она отнесла в кладовую две коробки с хлопьями, спагетти, соус маринара и упаковку печенья с клубничной начинкой. Пока она это делала, на кухню ворвалась ее дочь, жующая острые кранчи «Читос», покачиваясь своим худым телом взад и вперед в такт музыки. Длинные темно-коричневые косички девушки с вплетенными в них розовыми и голубыми нитями танцевали вокруг ее лица, пока она кружилась, словно танцовщица из передачи «Soul Train» (Прим.: американская музыкальная телепередача, выходившая в эфир с 1971 по 2006 года. В программе в основном выступали исполнители музыки в жанре ритм-н-блюз, соул и хип-хоп. Реже выступали артисты жанров фанк, джаз, диско и госпел).
— Привет, мама! Как давно ты дома? — спросила она, прожевав. Нита, состроив гримаску, подключила свой мобильный телефон к зарядному устройству.
— Что? — спросила Тиша с улыбкой.
— Дамочка, я звонила в дверь больше десяти минут. Выключи это дерьмо! Если бы я хотела услышать, как какая-то маленькая девочка притворяется взрослой, говоря о фальшивых друзьях, ненавистниках, долларах, бриллиантах и мужчинах, которых она приобрела, я бы посмотрела сериал! — Тиша, цокнув языком, вышла из кухни, выключила музыку, звучавшую в гостиной, и, вернувшись, оперлась на дверную раму, продолжая жевать соленые сырные кранчи.
— Ты закончила домашнюю работу?
— Почти. Через несколько дней у меня будет анализ книги, поэтому я начала с этого.
— Где Олив?
— Она наверху, читает. Что на ужин? О, мама, мы можем заказать ужин из «Тако Белл»? (Прим.: Taco Bell — международная сеть ресторанов быстрого питания адаптированной кухни текс-мекс. Принадлежит компании «Yum! Brands»).
— Тиша, я уже говорила, что не буду постоянно покупать этот мусор. Запомни мои слова: если ты будешь есть это дерьмо, то будешь как воздушный шар. Сейчас ты худая, но это только благодаря обмену веществ, который замедлится, как только ты достигнешь тридцати, — поддразнила она.
— «Тако Белл» не мусор!
Нита закатила глаза.
— Я могу приготовить домашнюю еду дешевле, и она будет намного полезнее. Вам с Олив понравится. Для тебя есть немного макарон и…
— Но, мама, «Тако Белл» не вреден! В нем есть все четыре группы продуктов. Смотри: сыр — молочный продукт, — Тиша начала загибать длинные пальцы. — Макароны — хлеб, говядина — мясо, а салат латук и помидор — овощи и фрукты! Это универсальный продовольственный магазин!
Нита рассмеялась и шутливо замахнулась на девушку рулоном бумажных полотенец. Тиша широко улыбнулась, но продолжила упрашивать.
— Пожаааалуйста, мама! — сложив руки, словно в молитве, она подпрыгивала. — Мама, я не буду просить пиццу и гамбургеры целую неделю, если ты разрешишь нам сегодня вечером «Тако Белл».
— Целую неделю? Я верю в это так же, что, как и в то, что президент заботится о чернокожих. А теперь относительно той части, где ты просишь ключи от моей машины и едешь туда с включенным на всю катушку радио, словно ты устраиваешь уличную вечеринку, и тебя зовут DJ Тиша-Вертушка!
— Ну, я знаю…
— Ну, ничего, — Нита направила свой указательный палец в сторону дочери. — Я отпущу тебя в «Тако Белл», Тиша, в том случае, если ты не будешь связываться с этим радио. Слишком много раз после тебя я садилась в машину, заводила ее и мои барабанные перепонки практически кровоточили. На самом деле, даже не включай его. Веди себя так, словно его не существует. Держись подальше от телефона, следи за дорогой и привези мне сдачу всю до копейки. Больше нигде не останавливайся, никакого лихачества, не выпендривайся перед мальчиками — ничего из того, что тебе нравится делать.
— Хорошо, мама, — фыркнув, Нита потянулась к сумочке и вытащила двадцатидолларовую купюру.
— Что тебе оттуда привезти? — спросила Тиша.
— Один нежный куриный тако и одну маленькую порцию гарнира из картофеля под сыром, ну, ты понимаешь, о чем я говорю… А я приготовлю немного супа к нему.
— Круто. Я спрошу Олив, хочет ли она поехать со мной, — Нита кивнула, наблюдая, как ее дочь, засунув деньги в передний джинсовый карман, взбегает по ступенькам. Вытирая кухонную стойку, она, стараясь расслабиться после долгого рабочего дня. Затем потянулась к радио, и улыбнулась, когда полились звуки мягкого джаза песни «No Rhyme No Reason» Джорджа Дюка.
О, я обожаю эту песню. Это был чертовски длинный день… Боже…
Как помощник по административным вопросам в компании U-Haul (Прим.: U-Haul — американская компания, предоставляющая услуги в области мувинга и аренды грузовиков, прицепов, складов для хранения вещей), который также оказывал помощь в обслуживании клиентов, она иногда действительно уставала. Например, когда люди звонили, чтобы пожаловаться, или когда руководство действовало ей на нервы. Мне мало платят за этот бардак. Я не могу послать их всех подальше, но мне точно нравится об этом думать!
— Олив остается дома. Я скоро вернусь.
— Хорошо, — Нита передала дочери ключи от машины и когда Тиша уже протянула руку к ручке задней двери, она дернула дочь за бледно-розовую атласную куртку Adidas и притянула ее ближе к себе. — Детка, она уже говорила с кем-то из родителей?
Тиша, на мгновение опустив голову, покачала ею.
— Нет. Я думаю, что ее отец снова попал в больницу. Так сказала ее тетя. И ее мама до сих пор не позвонила.
— В больницу? Дела идут все хуже и хуже. Это не похоже на Холли. Я имею в виду, что мы с ней не были лучшими подругами, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы сказать, что это не в ее характере. Хотела бы я знать раньше. Бедную девочку футболят, как мяч.
— Я знаю. Она не хотела никого беспокоить. В последний раз она жила с бабушкой и дедушкой, но, как ты знаешь, чувствовала себя неловко. Олив многое хранит в себе или притворяется, что ей не страшно, так что, если честно, иногда даже я не знаю, что она на самом деле чувствует, мама, хотя мы с ней очень близки.
— Согласна. Дорогая, она сама может не знать, что на самом деле чувствует. Это может быть очень сложно.
— Спасибо, что разрешила ей остаться, мама. Я рада, что она здесь. По крайней мере, она выглядит счастливой. На данный момент.
Нита вздохнула.
— Мне… чертовски жаль. Она такая милая девушка. Вы, девочки, так долго были подругами. Никогда бы не подумала, что ее мать исчезнет вот так. Ненавижу говорить это, но я все еще в шоке. Холли много лет не пила, даже вино. По крайней мере, так сказала ее мать, — Тиша пожала плечами, и ее лицо потемнело. — Так или иначе, все мое внимание сейчас посвящено Олив. Как она ведет себя в школе? Она проявляет какие-нибудь эмоции?
— У нее бывают хорошие и плохие дни. Иногда она просто уходит в себя.
— Я бы хотела, чтобы она больше со мной говорила, но я знаю, что на это нужно время. Вам обеим скоро исполнится по семнадцать, и она сможет жить самостоятельно, если захочет. Лучше всего ей попасть в комнату общежития колледжа, поскольку ни один из ее родителей не заслуживает доверия. Вам обеим нужно образование, — Тиша поморщилась. — Я серьезно, Тиша. Я знаю, что ты думаешь, что колледж — это пустая трата времени, устаревшее понятие, но не каждый становится миллионером от загрузки видео с макияжем и сплетнями о знаменитостях на YouTube! Ты должна иметь запасной план. Видит Бог, она видела достаточно того, чего не следует делать. С ее отцом, который так долго находится в тюрьме, ей действительно не на кого рассчитывать. Ей нужна система поддержки. Сейчас у нее очень тяжелый период в жизни. Поскольку вы обе еще дети, у этого есть как свои преимущества, так и недостатки. По крайней мере, вы есть друг у друга, — Тиша кивнула в знак согласия. — Хорошо, иди и привези свой ужин.
Девушка обняла мать за шею, притянула к себе и крепко прижала.
— О, девочка… не будь такой сентиментальной, — она похлопала свою дочь по спине, смакуя объятия и грустно улыбаясь. В этот момент она вспоминала, каково было обнимать ее как маленького ребенка… Как быстро пролетело время.
— Я так рада, что ты у меня есть, мама. У нее была мама, теперь же нет никого. Один родитель лучше, чем ничего, — улыбка Ниты медленно рассеялась. — Я не могу представить себя на ее месте. Вы с папой в разводе, но вы оба заботитесь обо мне. У нее не было ничего из этого. Она мне как сестра… Мне все равно, что она белая. Я называю ее своей сестрой, потому что нам не нужно выглядеть одинаково, чтобы быть близкими и любить друг друга.
— Ты абсолютно права. Любовь к кому-то и настоящая дружба не имеют ничего общего с этой поверхностной ерундой. Просто еще одна схема, чтобы разделить мир. А сейчас иди, становится поздно. Мне не нравится, когда ты на улице после наступления темноты. Я хочу, чтобы ты поскорее вернулась и смогла закончить домашнее задание, а я — проверить его.
— Хорошо, мама. Я скоро вернусь.
Дверь распахнулась, заставив сетчатую дверцу с силой удариться о раму. Нита закрыла и заперла ее, вытащила iPad из кухонного ящика и села за стол. Сделав глубокий вдох, она открыла свою электронную почту и набрала групповое сообщение:
Привет всем. Просто чтобы вы знали, Олив все еще живет со мной и ЛаТишей. Полиция знает, что она здесь, и я получила необходимые юридические документы, необходимые для того, чтобы оставить ее у нас на некоторое время, так что все улажено. Некоторые из вас недавно спрашивали о ней, поэтому я сообщаю вам последние новости: Олив, как вы знаете, переезжала из дома в дом, но теперь она будет жить со мной и моей дочерью до конца учебного года. Это новая тактика. Она больше не будет перемещена, даже если обнаружится законный опекун — ее мать.
Олив заявила, что не хочет, чтобы ее снова дергали. Она достаточно взрослая, чтобы принять такое решение. Это третий месяц ее пребывания у нас. Она милая и является типичным подростком, но у нее не было никаких проблем, и она помогает, когда есть такая возможность. Иногда она уходит в себя. Полагаю, она испытывает много эмоций, с которыми многим из нас никогда не сталкивались. Молитвы помогают, но и поступки тоже.
Я не получаю никакой финансовой поддержки ни от ее родителей, ни от других членов ее семьи, и это нормально, но если кто-то из вас захочет пожертвовать еду или деньги на ее одежду, туалетные принадлежности, плату за обучение и т. д., я была бы очень признательна. Я мать-одиночка, и у меня есть собственный ребенок, которого нужно кормить. Я понимаю, что заявление о Холли как о пропавшей без вести все еще в силе, но из-за ее прошлого это может плохо закончиться.
Будем молиться, чтобы этого не случилось. Никто не видел ее, и, насколько я понимаю, у нее есть семья и друзья по всему Мичигану, а не только в Детройте и Сагино. По словам ее соседки Холли также может быть в Индиане, Огайо или Кентукки. Отец Олив не часто появлялся в ее жизни, и по последним сведениям он находится в больнице. Не знаю, правда это или нет, и если да, то по какой причине, но мне так сказали.
Я спросила Олив о ее отце, и она заявила, что поддерживала с ним связь, но в последнее время не получала о нем никаких известий. На данный момент это все, что я знаю. Большое спасибо всем за вашу заботу, молитвы и поддержку.
Нита Перси.
Она нажала «отправить» и положила iPad. Сложив руки, она успокоилась, услышав, как Олив смеется в комнате ее дочери. Возможно, она смотрела смешное видео на компьютере или разговаривала со своим парнем, с которым встречалась последние пару недель. Нита встала, потянулась и, зевнув, решила приготовить себе чашку кофе. Вскоре звук автомобиля, который вела ее дочь, подъезжая к дому, нарушил ход ее мыслей.
Тяжело быть родителем. Это самая тяжелая работа, которая у меня была, и я начала ее в шестнадцать лет. Я была молода и глупа, забеременела, не думая о последствиях, потому что сама была еще ребенком. Я совершала ошибки по пути. Ни один родитель не идеален, но я сделала все, что могла, чтобы обеспечить своего ребенка несмотря на то, что мы с ее отцом были так молоды, когда она родилась. Господь дает направление. Мы просто должны встретиться с Ним на полпути. Я не пытаюсь судить тебя, Холли, но как я могу не судить? Это твой ребенок! Как ты могла бросить ее? Я думаю, что зависимость и депрессия делают все еще хуже для тебя. У меня никогда не было такой проблемы, поэтому было бы несправедливо судить тебя по тому, что никогда не случалось со мной. Я полагаю, легко судить других за грех, который нас не искушает, верно? И все же я не могу представить, что была бы так долго вдалеке от моего ребенка… Холли, как ты могла такое сделать? Я ненавижу, когда так думаю.
Нита, глубоко вздохнув, попыталась встряхнуться, но просто не смогла. Ее разочарование росло и росло.
Я сижу здесь и просто схожу с ума. Мне кажется, что я чувствую себя преданной и растерянной. Ты выглядела так, словно заново начала свою жизнь, вернувшись на верный путь. Кажется, внешность бывает обманчивой. Мы с тобой не теряли головы, Холли. Ты должна была сказать мне, если что-то пошло не так. Надеюсь, что ты все еще жива, потому что, поверь, мне приходило в голову, что тебя может не быть среди живых. Олив сказала, что однажды перед сном ты пожелала ей спокойной ночи, а на следующее утро тебя нигде не нашли. Забудь обо мне и о том, что я о тебе думаю. Что сейчас самое важное, так это твоя дочь. Ты разбила сердце этой девушки. Я молюсь, чтобы все хорошо кончилось, но у меня плохое предчувствие… Она заслуживает лучшего. Намного…
****
В потрепанной черной «Хонда-Аккорд» грянула «Slatt Season» от Дрего и Бено. Хантер приоткрыл окно, проезжая по скользким улицам Детройта. Все утро шел дождь, и потребовалось около полутора часов, чтобы прибыть из Сагино. Это было рекордное время в час пик. Его друзья и семья были разбросаны по двум городам, как и у многих других, с которыми он сидел. Теперь он вернулся в Детройт. У него были отношения любви и ненависти с этим городом…
В городе было несколько интересных мест, отличные клубы и автомобильные шоу, но он, казалось, всегда сталкивался с проблемами. Во-первых, он был как белая ворона: в нем было 190 сантиметров роста, он был белый, хорошо сложенный, носил толстовки и мешковатые штаны, и, как говорила его бабушка, был не склонен к выражению эмоций. Большая часть Детройта была черной с арабскими районами. Его знакомый Джереми, парень смешанных кровей, пытался вести себя так, будто в нем нет ни капли черного, называл их желтыми ниггерами. Хантер сбил пепел от своей сигареты в окно, но вкус ощущался не совсем правильно. На самом деле, курение не доставляло ему того удовольствия, которое было раньше, и он задумался над тем, чтобы избавиться от привычки навсегда. Достав телефон, он набрал номер Кайли.
— Привет…
— Привет, как дела, Вульф? Ты уже приехал? — ее голос звучал взволнованно, как будто она плакала.
— Да. Я вышел из дома, как только ты мне позвонила, как я просил. Заимствовал машину моего брата, чтобы добраться сюда… Ноя еще не перевели? Я буду в больнице примерно через… — Хантер посмотрел на часы, — пятнадцать минут.
— Да, уже перевели, — ответила сестра Ноя.
— Хорошо, если он не спит, скажи ему, что я сейчас приеду, — он выпустил дым изо рта.
— Скажу. Увидимся по приезде сюда.
Хантер отключил звонок. Менее чем через двадцать минут он был на стоянке больницы Генри Форда на Вест-Гранд-бульваре. Забрав свой бумажник и телефон, он вошел в главный холл.
— Привет, — склонившись над столом он поприветствовал регистратора, чернокожую женщину с завитыми, седыми волосами, — я хороший друг Ноя Бимера и должен увидеть его сегодня. Он здесь пациент. Можете подсказать мне, как его найти?
Регистратор оглядела его с ног до головы. Он не мог понять, почему. Еще одна женщина, стоявшая рядом, тоже это сделала. Они посмотрели друг на друга особым взглядом, словно знали какую-то известную только им одним шутку. Затем та, что стояла рядом, развернулась, но не раньше, чем он заметил на ее лице широкую улыбку.
Женщина за стойкой начала печатать на своем компьютере, и вскоре он был направлен в отделение интенсивной терапии. Подойдя к двери отделения, он остановился. Хитроумные устройства и аппаратура издавали странные звуки — словно роботы чертовски тяжело дышали вопреки резиновым трубкам и металлу. Белая и светло-голубая внутренняя отделка почти ослепляла, а смесь хлорки и других странных запахов заставили его живот напрячься. Хантер сделал один шаг внутрь палаты, затем другой. На больничной койке с закрытыми глазами лежал Ной.
Темные короткие волосы, небольшая щетина и изможденное лицо. По виду можно было сказать, что Ной стоял на пороге смерти.
Черт… Он выглядит как гребаный скелет.
Ной всегда носил волосы длиннее, как минимум до плеч. Также у него была пышная борода, и он всегда был, что называется, в теле. Он никогда не был худеньким. До нынешнего момента. Теперь он выглядел изможденным, едва похожим на себя. Совершенно другим человеком. Звук смывания воды отвлек его внимание от друга. Из ванной вышла сестра Ноя, Кайли, застегивая на ходу молнию на своих узких джинсах.
— Привет, Хантер, — ее длинные русые волосы были разделены посередине пробором и убраны за уши, в которых красовались маленькие бриллиантовые серьги-гвоздики, выглядевшие, правда, немного больше, чем у нее в носу. Она грустно улыбнулась, сверкая голубыми глазами. — Ты приехал.
Обняв, она прижала его к себе. Хантер напрягся, когда его личное пространство было попрано молодой женщиной. Он посмотрел в сторону, на Ноя, не обняв ее в ответ, не зная, что делать со своими проклятыми конечностями или что сказать. Он не чувствовал себя ласковым, добрым или любящим. Он хотел, чтобы она отошла от него. Сейчас же. Жар ее тела, сладость аромата ее волос, то, как она слишком долго его обнимала, действовало ему на нервы. Это была не ее вина, но он все равно ненавидел ее. Мягким толчком он освободился от ее хватки.
— Иди сюда и присядь, — молодая женщина, казалось, не почувствовала его отвращения. Взяв Хантера за руку, она подвела его к синему стулу. Это был тот же оттенок синего цвета, что был на его с Ноем тюремных комбинезонах…
— Итак, ты сказала, что не хочешь обсуждать это по телефону. Я проделал весь этот путь сюда, так что… — он пожал плечами, говоря тихим голосом. — Как это произошло с ним? Что случилось?
Плечи Кайли опустились, когда она села на край больничной койки возле своего спящего брата.
— Он долго болел, Хантер. Он сказал, что пару раз говорил в тюрьме, что плохо себя чувствует, но они думали, что он это придумывает, — Хантер опустил взгляд на свои ноги, а затем снова посмотрел ей в глаза. — Он отсидел почти весь свой срок, поэтому, думаю, в тот момент им было все равно, — она пожала плечами. — У него цирроз и рак печени. Это сделала выпивка, — она опустила взгляд и начала рыдать. — Я до сих пор не могу поверить. После всех этих недель я с трудом могу сказать, что это диагноз. Это…
— Смертный приговор, — сказали они одновременно, глядя друг на друга.
Ненадолго воцарилось молчание. В палате было холодно, словно смерть уже сплела свою ледяную паутину, и на ловушке было написано «Ной». Этот крошечный паук собирался выползти и украсть его друга, утащив его в ночь…
Внезапно Ной начал кашлять. Это началось мягко, а затем стало жестоким, когда он крутился в кровати, морщил лоб и размахивал своими костлявыми руками самым странным образом. Это выглядело так, словно кто-то привязал к нему веревки, растягивая его как марионетку в разные стороны. Кайли тут же подскочила. Схватив стакан воды с торчащей из него соломинкой, она подошла к нему как медсестра. Хантер смотрел, как она вкладывает белую пластиковую соломинку в его сухие потрескавшиеся губы. В промежутке между глубокими вдохами мужчина потянул воду и медленно глотнул. Ной моргнул несколько раз своими светло-карими глазами, затем осмотрел палату и их взгляды встретились. Глупая ухмылка сморщила лицо ублюдка, и они улыбнулись друг другу.
— Гребаный Тиран! Ты сделал это, чувак! — Ной сверкнул своими белыми зубами с множеством промежутков. Хантер дразнил его и говорил, что между ними достаточно пробелов, чтобы назвать своих первенцев-близнецов Джин и Деним (Прим.: с англ. сленга Jean — прореха, Denim — дыра). Они выбирали между двумя вариантами, подшучивая друг над другом, все ради развлечения. Кайли присела рядом с братом, а Хантер, поднявшись на ноги, подошел ближе к кровати, чтобы лучше разглядеть павшего солдата. Наклонившись вперед, он положил руку на плечо мужчины. Тот был похож на разбитое стекло внутри воздушного шара — острые костистые фрагменты, обернутые тонкой бумажной кожей.
— Я давно пытаюсь дозвониться до тебя, Ной. Теперь я знаю, почему ты не мог перезвонить, — они смотрели друг другу в глаза без слов некоторое время.
— Возьми стул и сядь ближе ко мне, — сказал Ной. — Кайли, можешь дать нам минуту?
Глаза его сестры расширились, и она села от удивления.
— О, да, — поднявшись с кровати, женщина схватила сумочку и направилась к двери. — Дай мне знать, если тебе что-то понадобится, Хантер, — сказала она и вышла из палаты. На лице Ноя появилась глупая улыбка.
— Прошли годы, а моя сестра все еще влюблена в тебя, чувак. Иисус Христос. Я сказал ей, что ты не в дерьме, но она не слушает, — Хантер пододвинул стул к больничной койке и, смеясь, плюхнулся на него. — Итак, как дела, чувак? У тебя все хорошо?
— Да, все в порядке, — Хантер провел ладонью по своей ноге вперед и назад. Джинсовая ткань нагрелась от его прикосновения, когда нервы взяли над ним верх. Он откинул капюшон, показав свежую стрижку, где пряди сверху были длиннее, чем по бокам.
— Ты хорошо выглядишь, но не в порядке, Тиран… ты врешь. — Ной закрыл глаза и, улыбнувшись, почесал левую щеку. — Что происходит, чувак?
— Не важно. Моя жизнь такая, какая есть. Мой лучший друг здесь умирает, так что, какое бы дерьмо не лежало на моей тарелке, это ни хрена не значит. Это меркнет в сравнении.
— Умираю? Ты всегда говорил правду. Не юлил вокруг да около, — Ной приподнялся и, ссутулив плечи, сел. — Кайли не хочет в это верить. Она все еще думает, что я могу выздороветь. Она знает, что вероятность мала, но все еще надеется, — он цыкнул. — Хантер, это конец, чувак. Это дерьмо не повторится, — Ной поднял вверх руки.
— Если бы у нас была кнопка «Повторить», многое дерьмо не случилось бы. Но, эй, что мы всегда говорим? Нет времени для сожалений.
— Ни секунды… ты прав. Что сделано, то сделано. Позволь мне сказать тебе, что ты должен был увидеть сканы, чувак, — он помахал пальцем. — Хантер, моя печень похожа на гребаную луну. Она выглядит так, словно испещрена угрями и ощущается тяжелой, как кирпич.
— Как остальные члены твоей семьи восприняли эту новость?
— Мама тоже не хочет в это верить, но я верю. Я не знаю, что говорят остальные, потому что не спрашивал, и они не говорили, потому что не притащили сюда свои задницы, — лицо парня потемнело. Было очевидно, что его друг страдает от этого. — Все хорошо, — Ной широко улыбнулся. — Должно быть, потому что я ничего не могу с этим поделать. У меня не так много времени, — Хантер, опустив голову, глубоко вздохнул, а затем выдохнул как можно тише. — Вот он я, умираю в тридцать четыре года, мужик…
— Говорят, хорошие люди умирают молодыми. Ты доказательство того, что это ложь, — они оба рассмеялись, а затем наступила тишина, словно маленькие пальцы скользили по гладкому оконному стеклу. Словно там была крошечная, призрачная рука, преследующая, странная, заметная, но легко игнорируемая, если кто-то этого хотел.
— Я даже не знал, что болен. Я имею в виду, что знал, но я думал, что это был какой-нибудь желудочный вирус или подобное дерьмо. Печень убита в хлам. Я слишком много пил, — он засмеялся, как будто это было смешно.
— Мы все делаем слишком много, верно?
— Да, думаю, ты прав. Так скажи мне, что случилось, Хантер. Мне нужно знать. Это поможет мне отвлечься от собственного дерьма для разнообразия.
Хантер посмотрел в глаза мужчине и увидел часть себя. Возможно, это было то, что ранило его больше всего.
— Я на свободе уже около месяца, — он посмотрел на свои руки, покрытые порезами и старыми синяками, неровные ногти с грязью под ногтем большого пальца от попытки починить велосипед своей маленькой племянницы, оставленный на грязном дворе. — До сих пор не могу найти работу, но это не удивительно.
— Ты участвовал в каких-нибудь боях, чтобы заработать немного денег?
Хантер покачал головой.
— Я не дрался за деньги уже очень давно. Я просто хочу найти что-то более стабильное, понимаешь? Этот заработок слишком ненадежен, но у моего брата в квартире есть боксерская груша. Я использую ее время от времени, чтобы практиковаться и вернуться в форму.
— О, вы с Джастином общаетесь? Это хорошо!
— Да, я живу с Джастином, его девушкой и их детьми… Там очень тесно. Слишком много людей. Я сплю на диване. Пытаюсь помочь, например, присматриваю иногда за детьми, убираю, чиню разное дерьмо. У них много сломанных вещей, понятия не имею, почему Джастин не чинит их. Он знает как.
— Чем он занимается?
Хантер пожал плечами.
— Бл*ть, как обычно. Ной, он снова попадет в тюрьму, но я не могу сказать ему это, потому что сам не являюсь примером для подражания. Однажды, когда я попытался поговорить с ним, он напомнил мне об этом.
— Ну, черт возьми, он не прав. Я смотрю на это так: если кто-то уже был на этом пути, то он знает, что происходит. Если учитель не может тебя научить, то кто тогда может? Мы профессора этого уличного дерьма. Мы оба знаем, как заработать деньги за пятнадцать минут. Мы можем угнать машину быстрее, чем кончить, — Хантер сложил руки, не отвечая… просто слушал. — Мы — главные ублюдки, о которых нужно говорить в школах и везде. На самом деле слишком хороши в этом деле. Мы с тобой, бл*ть, профессиональные преступники! — он улыбнулся. — В своей жизни я никогда не работал в штатном режиме с девяти до пяти и имел за месяц больше денег, чем большинство людей в этой гребаной жизни. Если кто-то может поговорить с кем-то об этом дерьме, то это мы, — Хантер не мог с этим поспорить. Это было правдой. — Подожди, у тебя есть сигарета?
— Ублюдок, я не дам тебе долбаную сигарету: ты болен, мы в больнице, — голос Хантера звучал хрипло.
— Я уже умираю. Что это изменит!? Класс, хрен с ним. Тогда включи музыку. Немного хорошего дерьма. Я не хочу слышать эту сумасшедшую новую рэп-музыку, которая тебе сейчас нравится. Помнится, ты слушал все. Я хочу старое дерьмо, такое как Раким, «Бисти Бойз» или «Нирвана». Мне надоело слушать эти машины. Это мертвые песни… Выруби их.
Хантер вытащил свой телефон из кармана и выбрал список воспроизведения и включил Метод Мен и Редман «Da Rockwilder». Ной, закрыл глаза, начал качать головой в такт.
— Это то, о чем я говорю. Хорошие воспоминания… хорошо, так, о чем мы говорили?
— Ты говорил о том, как ты быстро делал деньги, и как ты мог бы обучить некоторых людей, потому что ты был там и делал это. Я объяснял тебе, как Джастин катится по наклонной, и что я не могу ничего сделать. Потом ты имел гребаную наглость попросить меня закурить. Догнал теперь?
— Да, все верно… — Ной кашлянул перед тем, как снова заговорить. — Так что лучше скажи брату, что будешь присматривать за ним, пока не стало слишком поздно. Я выходил и принимался за старое. Раз за разом. Это было ошибкой, но я думал только о том, чтобы стричь зелень, выйдя из тюрьмы. Я настриг, но я не могу взять ее с собой в могилу. Ты скажешь это своему брату. У него есть дети… он будет не единственным, кто пострадает от неудачного выбора, — голос мужчины дрогнул. У Ноя тоже был ребенок, дочь, но он никогда не говорил о ней много. Хантер знал, что это не потому, что он не хотел, а потому что это было слишком больно. — Спасибо, что приехал сюда.
— Ты не должен благодарить меня, — тишина простиралась между ними с каждым ударом музыки, танцуя на слогах, которые только формировались в их умах.
— Нам нужно поговорить, чувак. Я не… Я не просил сестру звонить тебе, чтобы ты приехал и смотрел, как я умираю. Я заставил ее сделать это, потому что тогда был слишком взволнован, чтобы говорить тебе по телефону, что я в той форме, в которой я сейчас. Я заставил ее позвонить тебе, Хантер, потому что не доверяю слишком многим людям, но я доверяю твоей заднице почти так же сильно, как самому себе. Давай поговорим… обсудим некоторые дела.
— Ты доверяешь мне? Здорово. Даже я себе не доверяю.
Мужчина попытался рассмеяться над его словами, но зашелся приступом кашля. Прежде чем Хантер успел дать ему воды, он успокоился, отмахнулся и улыбнулся.
— Ну, нищие не выбирают, — поддразнил он. — Смотри… — Ной провел рукой по лицу. — Сейчас я на трех разных обезболивающих, и они достаточно сильны, чтобы поставить лошадь на колени. У меня осталось около месяца или двух, и моя жизнь промелькнет перед моими гребаными глазами. Я облажался, Хантер. Все веселье, которое у меня было, подошло к концу. Херовая часть заключается в том, что мы оба знаем, что, если бы этого не случилось, я все равно был бы на этих улицах, и это в конечном итоге привело бы меня обратно в тюрьму. Я не знаю другого способа жить. Никто не остановил меня, пока это дерьмо не стало привычкой.
— Иногда я был дерьмовым человеком, особенно когда был моложе, для всех, кому было на меня насрать. Я был… Я был эгоистом. Продажа наркотиков, накопление денег, бухло утром, днем и ночью. Я был неудачником всю свою жизнь, но одну вещь я сделал правильно, — он поднял палец в воздух. — Я думал, что семнадцать лет назад совершил ошибку, но теперь я знаю, что она вовсе не была ошибкой. Я говорил тебе, что у меня есть маленькая девочка… ну… — он пожал плечами. — Она уже не такая маленькая. Почти взрослая, — мужчина сделал паузу и сглотнул, словно ему нужно было время. — Я только что узнал, что ее мать пропала.
— Что ты имеешь в виду? Она в тюрьме?
— Нет. По-настоящему пропала. Как молоко из упаковки. Никто не знает, где она.
— И где же твоя дочь? Я полагал, что женщина, с которой она была, получила опеку.
— Да, получила. Я дойду до этого. Так что Олив, моя дочка, швырялась как карты и теперь живет со своей подругой, в доме мамы девочки. Я узнал об этом от друга после того, как Кайли сделала для меня несколько звонков. У Холли тоже были проблемы. Это мама Олив.
— Она была одной из немногих девушек, с которыми я когда-либо был и которую я действительно любил, но это сейчас не важно. В общем, мы с ней познакомились в восьмом классе. Подружились, начали встречаться в старшей школе, стали трахаться и бум! Вскоре после этого она забеременела. Я никогда не воспринимал это всерьез, хотя, ты знаешь, все это отцовство. У меня не было отца. Я даже не знаю, кто он, черт возьми, — он хмуро усмехнулся. — Поэтому я не знал, как быть отцом. Понятия не имел. В конце концов, мы с Холли расстались. Я полагал, что если буду отправлять деньги для своего ребенка, что я делал без участия суда, то этого будет достаточно. Вот как я думал тогда. Я отсутствовал в жизни Олив потому, что меня все время запирали, но, — Ной опустил голову от стыда, — еще одна причина, по которой я не хотел появляться — чтобы она не знала, каким гребаным неудачником является ее отец.
— Ты не неудачник.
Ной взглянул на него и отвел глаза. Сморгнув слезы, он фыркнул.
— Нет, чувак, так и есть. Я подумал, что, если проведу больше времени с ней, она поймет, что я не дерьмо. Нет никаких сомнений в ее уме. Таким образом, это все еще остается тайной. Я мог бы оправдываться тем, что был в заключении. Я бы звонил ей пару раз в месяц, поддерживал связь. Олив важна для меня, чувак, — Ной схватил салфетку с маленького столика рядом с ним и промокнул глаза. — Она очень милая, умная девушка. Не такая, как я… Я имею в виду, что она немного на меня похожа, те же самые губы, такая же форма глаз, даже остроконечные уши как у меня. В общем, вот почему меня не было рядом с ней… не хотел усложнять ей жизнь. Я посылал ей подарки, никогда не пропускал день рождения, когда не сидел в тюрьме, и даже тогда я отправлял ей открытку. Я скучаю по ней, чувак. Это мой ребенок…
— Позвони ей и скажи, чтобы она приехала в больницу, Ной. Это все, что тебе нужно сделать.
— Я не хочу, чтобы она видела меня таким, чувак. Я не хочу, чтобы это было ее последним впечатлением обо мне.
— Ной, а что с ней, мужик? Она, вероятно, хотела бы провести с тобой время. Ее последний раз с тобой.
— Я не могу этого сделать! — он махнул рукой и разочарованно отвернулся. — Я хочу, чтобы она помнила меня здоровым. Сильным. Она считала меня смешным, — он грустно улыбнулся. — В общем, я хочу, чтобы она думала обо мне… не как о слабом и больном. Итак, смотри, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, хорошо?
— Что именно?
Ной бросил быстрый взгляд на закрытую дверь палаты и снова перевел взгляд на Хантера.
— Я сказал, что доверяю тебе. И доверяю тебе очень сильно, я дам тебе немного денег, которые хочу, чтобы ты передал моему ребенку. Я знаю, что ты один из немногих ублюдков, которые не заберут их себе и не сбегут.
— Это может показаться странным, если приду я, а не член семьи. Твой ребенок не знает меня.
— Меня она тоже не знает, настоящего меня, так в чем проблема? Короче, я храню деньги в абонентском почтовом ящике. Я отложил их для нее и продолжал добавлять с тех пор, как ей исполнилось шесть лет. Я должен был убедиться, что их не перехватят, поэтому я не положил их в банк. Я не хочу, чтобы она была на мели, боролась, продавала свою задницу или что-то в этом роде, чтобы получить деньги!
Гнев послышался в голосе мужчины, когда он тряхнул своим костлявым кулаком. Закашлявшись, он вынужден был замолчать. Хантер поднялся на ноги и поднес соломинку к губам мужчины, как это делала Кайли. После того, как Ной сделал глоток, Хантер поставил стакан обратно и вернулся на свое место. Возможно, Холли прибегала к таким вещам, чтобы сводить концы с концами.
Закрыв глаза и открыв рот, Ной откинулся на подушку. Выглядя полностью измученным. Хантер смотрел на мужчину, пытаясь представить его мертвым. Он представил себе похороны, странную органную музыку и душный запах в похоронном бюро — сладкую смерть. Там будет много цветов и кучка фальшивых задниц, которые будут лицемерно оплакивать его, а затем сражаться за то, что он оставил. Хантер был на слишком многих погребениях, чтобы сосчитать. Воспоминания о них смешались в его голове. Пару раз он даже представлял свои собственные похороны. Он не был расстроен этой идеей. Она не пугала его и не вызывала ночных кошмаров. Для него думать о своей собственной смерти было все равно, что смотреть повтор старого, посредственного комедийного сериала. Возможно, вы смеялись пару раз на каких-то сценах, но забыли обо всем этом утром.
— Я дам тебе кое-какие документы, письмо, адрес почтового отделения, в котором лежат деньги, ключ и данные о женщине, у которой она живет. Они здесь, в Детройте, — Хантер кивнул. — Второе, что я хочу, чтобы ты сделал… Я хочу, чтобы ты убил Дрю Доуэри.
Хантер, напряженно потирая шею, обдумывал слова Ноя. Дрю был мягкозадым гнилым сукиным сыном, который был с ними в тюрьме и занимался кражами со взломом. В какой-то момент он был сокамерником Ноя. Он был родом из Нэшвилла, но перебрался на север, чтобы продолжить свою преступную жизнь, которая привела его в их тюремную систему.
Дрю украл деньги из камеры Ноя и настучал на него. Это привело к тому, что приговор Ноя был продлен из-за новых обвинений, когда он сдал его по делу, о котором полицейские даже не имели понятия, что он его совершил. Ной напал на него, обнаружив, что его деньги исчезли, он пытался выбить дерьмо из этого человека, но это закончилось до того, как зашло слишком далеко. Благодаря Дрю власти узнали о причастности Ноя к другим нераскрытым делам. Этого само по себе было достаточно, чтобы убить ублюдка, но Дрю был полон решимости вызвать хаос в тюрьме. Настолько, что ублюдок даже пытался втянуть Хантера и нескольких других в кучу лжи, рассказывая другим заключенным, что они оба сидели на куче денег, замышляя напасть на определенные фракции и прочее дерьмо вроде этого.
— Итак, ты справишься с этим? — глаза Ноя стали темными и холодными.
— Дрю все еще в тюрьме.
— Как будто это что-то значит.
Ной хмыкнул, цвет его лица с каждой минутой становился все более серым. Хантер пожал плечами и зевнул.
— Думаю, ты прав. Хорошо, я позабочусь о том, чтобы твоя дочь получила деньги. Что касается Дрю, я не могу этого обещать.
— О, ты нашел свою чертову душу? — сказал его друг. — Ты молился и обрел религию? Аминь! — Ной рассмеялся и стал раскачиваться в кровати. Хантер знал, что друг его просто дразнит. Ной часто делал замечания о том, что у него нет никаких чертовых чувств, ни души, ни веры. Это был не первый раз, когда ему говорили такое, и он был уверен, что далеко не последний. Хантер понимал, что производил впечатление хладнокровного человека. Черт, да в большинстве случаев. Но он ничего не мог с этим поделать.
То дерьмо, о котором заботились другие люди, он просто не учитывал в своей жизни. Когда люди плакали после получения плохих новостей, он хотел, чтобы они просто заткнулись и страдали молча. Жизнь была несправедлива. Смирись с этим и двигайся. Он знал, что не обязательно нормально чувствовать такие вещи или вообще не чувствовать. Он злился на тех, кому нужно время и место, чтобы справиться с несчастьем, но он ничего не мог с собой поделать. Плач не возвращает мертвых. Молитвы тоже не помогут… поэтому он молчал.
— Ты теперь католик, да? — его тощий друг снова подколол его.
— Дело не в обретении религии, Ной.
— А в чем тогда? Мы договорились, что достанем его, когда ты выйдешь. Ты вышел. Я здесь, черт возьми, но ты свободен и здоров. Мы собирались сделать это вместе!
— Как мы можем сделать что-нибудь вместе, когда ты здесь? Ты хочешь, чтобы я провел гребаный сеанс после твоей смерти, чтобы ты мог победить его задницу в загробной жизни? Что за хрень…
— Чувак, не делай этого. Ты знаешь, о чем я говорю, Хантер. Ты уже забыл, через что он нас провел? Это из-за него тебя отправили в карцер, а как насчет той драки, в которую вы с Кертисом вступили из-за него? А до этого вы двое не теряли головы. Затем вас одели в костюм из четырех частей из-за той драки, и после этого они нашли ту заточку в твоей камере и добавили еще больше времени к твоему сроку. Ты сидел по обвинению в хранении оружия, срок отсидки по которому равнялся двум годам! В итоге ты отсидел четыре, и все из-за его задницы! Ты практически оторвал нахрен голову Дрю, когда выбрался из карцера, прижал его к кормушке, и после этого твой срок также увеличился. Мы были его жертвами.
— Дрю разозлил многих людей, Ной. Не только нас.
— Я знаю. В системе правосудия нет справедливости, чувак! Ты должен совершить свою собственную справедливость. Он свел лбами слишком много чуваков, но это было для него сродни спорту. Они перевели этого гнилого сукина сына в Линкольн Парк, прежде чем я смог добраться до него (Примеч.: город в округе Уэйн в штате Мичиган). Гребаный отморозок, чертов тюремный боец, и в тот момент я даже не знал, что я в дерьме! Из-за него я не узнал об этом раньше, и теперь я покойник! Мой диагноз был отсрочен из-за дополнительного года в этой чертовой дыре из-за него! Если бы моя ушатаная в хлам печень была вовремя обследована, я бы не просил моего лучшего друга передать моей дочери ее наследство! ТЕПЕРЬ УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО!
Ной был прав. Все это дерьмо было правильным.
— Дрю допрыгался, Ной. Без сомнений. Просто…
— Неважно, ладно, забудь об этом. Даже не произноси этого вслух, — Ной махнул рукой.
— Я не впал в религию, и я не киска. Дрю находится под охраной и…
— Я знаю, что ты не киска, это даже не приходило мне в голову. Слушай, Хантер, я не хочу, чтобы у тебя были какие-то проблемы… Может, это лекарство говорит, — Ной упал на подушку, выглядя подавленным и мрачным. Он на мгновение закрыл глаза и замолчал. — Прежде чем я сделаю последний вздох, я хочу помочь тебе, Хантер, — его голос был тихим, и он начал задыхаться.
— Мне ничего от тебя не нужно.
— Почему нет? Гордость?
— Не хочу быть в долгу перед тобой. Я буду в долгу перед покойником, понимаешь? Я начинаю в это верить, — Хантер сглотнул, отводя взгляд. Хотел бы он этого не говорить. Было бы слишком сложно объяснить, что он имел в виду, и это звучало бы безумно. Может быть, ему нужно было отказаться от книг по философии. Он прочитал их кучу в тюрьме, особенно когда Леон подкидывал их, чтобы помочь ему скоротать время. Эти слова застряли у него в голове.
— Ты ни хрена мне не должен. Если что, это я твой должник. Ты прикрывал мою спину много раз. Это даже не обсуждается, Хантер. Я не собираюсь отступать и торговаться с тобой. Ты возьмешь то, что у меня есть, и это окончательно. Теперь слушай, у меня есть машина на складе. Красный Pontiac-Firebird 1967 года. Я оставляю его тебе. Над ней нужно поработать, но я уверен, что ты можешь ее починить. Это классика. Коллекционеры очень ценят ее. На этом же складе у меня хранится хорошая кожаная мебель, пара больших плазменных телевизоров, ошейники с бриллиантами, которые носили мои питбули, еще какое-то дерьмо. Когда у тебя будет свое собственное жилище, ты заберешь все это.
— Я не могу взять все это, чувак. У тебя есть семья, которая, вероятно, нуждается в этом.
— Семья!? — взревел Ной. Хантер медленно поднял голову и их взгляды встретились. — Моей семье плевать на меня, чувак! Я говорил тебе это. Кайли — единственная, кого это волнует. Ты видишь кто здесь, не так ли? — он указал на дверь. — Но я уже подготовил ее, отложил для нее кое-что. Она знает обо всем этом. Моя мать, бл*ть, отрицает. Слишком переполнена чувством вины, чтобы увидеть, как ее мальчик умирает, а мой гребаный кровный брат, Джошуа, получил пожизненное в Мэриленде. Он никогда не выйдет. Семья… смешно. Моя семья появлялась только тогда, когда им что-то было нужно от меня. Когда у меня были деньги и я летал высоко, я был им нужен. Когда удача покинула меня, можно было услышать сверчков. Никто не приходил навестить мою задницу в тюрьме, кроме Кайли и время от времени моей матери. Итак, нахрен семью. Ты моя семья! Ты, Кайли, мама и Олив… вот и все!
— Хорошо… Я понял.
— Забери это дерьмо, оно твое. На этом складе много вещей: игры, велосипеды, одежда, брендовые новые кроссовки, ликер, немного оружия и прочее дерьмо. На них нет тел, я от них избавился. Оружие, которое ты увидишь, свободно и чисто. Там также есть пули. Что тебе не нужно продай. Итак, это были три вещи, о которых я хотел тебя попросить… Забрать мои деньги из абонентской ячейки, найти мою малышку и отдать ей все. Во-вторых, ты должен убрать сам знаешь кого, но мы решили не делать этого, потому что ты внезапно стал праведным.
— Это не так.
— Ну, как бы там ни было, я буду звать тебя Монашкой, ублюдок, который боится нескольких вооруженных охранников, защищающих подлого мудака, — Хантер покачал головой и ухмыльнулся. — В-третьих, — улыбнулся Ной, — забери свой кусок пирога. Иди на склад и используй дерьмо так, как считаешь нужным. О, еще одна вещь. Когда ты приедешь на мои похороны, надень что-нибудь приличное и сядь рядом с мамой. Как бы ни были испорчены наши отношения, я люблю ее и хочу, чтобы она имела немного поддержки.
— Ты боишься, что кто-то может туда вломиться, начав какое-то дерьмо, и ты хочешь, чтобы я был рядом с ней на случай, если это случится.
Ной посмотрел на него и рассмеялся. Хантер последовал его примеру, а затем поднялся на ноги.
— Видишь, ты хорошо меня знаешь. Можешь видеть меня насквозь… но я имею в виду то, что сказал. Ей понадобится кто-то там, кто-то сильный.
Хантер посмотрел в глаза своего умирающего друга и улыбнулся. Это было все, что он мог сделать, что-то большее было бы похоже на лопату, откапывающую старые скелеты, которые он был не в настроении видеть.
— Ты дерьмово выглядишь, Ной, — мужчина казался очень удивленным его хамскими словами. — И пахнешь ты так же.
— Спасибо. Это много значит для психически больного, помешанного на «Амазоне» сукиного сына, как ты! — они рассмеялись и Хантер, взяв руку мужчины, крепко сжал ее. Его сердце сделало это — не быстрый удар, но скачок и всплеск тупой боли. — Я люблю тебя, Тиран… У меня нет никаких высокопарных мудрых слов и другой лицемерной чуши. Включи что-нибудь из гребаного Мак Миллера. Мы отрывались под него.
Хантер достал телефон и включил «Donald Trump» Мак Миллера. Они наслаждались музыкой, улыбаясь друг другу… Он ненавидел его за то, что тот лежал там и умирал, плакал и улетал туда, куда он не мог за ним пойти, чтобы…
— Все, что я могу сказать, Хантер, это то, что ты чертовски хороший человек, ублюдок. Мы будем говорить до тех пор, пока я больше не смогу. Когда я умру помни: мне повезло, что я тебя знал. Если ад существует, бездушный ублюдок, я уверен, что увижу тебя там. Мы будем гонять с вылетающим из задниц пламенем на наших белоснежных «Кадиллаках» и сине-черных «Порше», трахать горячих сучек и жить как рок-звезды.
— Так и будет, Ной…
Чувствуя великодушие, Хантер сунул руку в карман и достал сигарету. Подкурив, он сделал пару затяжек и передал ее своему брату по тюрьме. Какой может быть ад без огня?