35118.fb2
Там и Сергей, сын, - в военном училище учится.
Не успел к самому дорогому Дементий Федорович.
Спешил в Белоруссию. По пути туда свернул в поля этой, с давних пор знакомой сторонки. Дело у него здесь - тайна его ареста. Как проклятие пересекла она дорогу Нлагина, и где-то здесь пропал заросший быльем ее след.
Вот и дом, к которому шел: двухэтажная башенка.
над железной крышей распростерла свою зеленую тучу сосна.
Он остановился, не спешил теперь. Незабываемое встречало его, и он наслаждался - вдыхал радость и грусть этой встречи. Вон луг за Угрой. Стояли дубы на кремнистом уступе перед дорогой. Вершины их с гранатовым сумраком, как скалы, горели перед закатом.
А вот и тропка в колосистой траве - одинокая для него без Поли,- вьется к берегу, где камень и брод. Струятся камыши. Кусты склонились к воде под тяжестью все нарастающих лет.
Дементий Федорович поднялся на крыльцо. Живы и здоровы хозяева, еще дорогой узнал.
На широкой лавке смотанный на просмоленной плашке перемет, жерлицы в углу. На огороде с зелеными крышами домики пчел. Золотыми решетами подсолнухи под раскрытыми окнами. Все, как в то лето, когда был здесь последний раз Елагин.
"Как корч в землище. Не стронешь",- подумал он о хозяине и дернул за кольцо на дубовой двери.
За стеной брякнуло. Потом послышались медленные тяжеловатые шаги.
Родион Петрович открыл дверь. Распрямился. Выше поднялась седая глыбнна головы.
- Демент! Демент! - громче и увереннее, но и удивленно повторил он.
Они долго обнимались на крыльце, и было похоже, два добрых зверя боролись друг с другом.
Вышла Юлия, загорелая, в легкой белой кофточке.
- Ты глянь. Кто явился! Ну, брат, не ждал.
- Дёма! Господи! Дёма!
Юлия поцеловала его; слезы в глазах.
- Смейся, Юленька!
- Поленька бы... Далеко.
- Переступи порог! Шагни!-потребовал Родион Петрович.-Видеть это хочу!
Дементий Федорович с улыбкой посмотрел на порог - широкий дубовый брус с вбитой в него подковой: примете счастливого следа. Переступил. Знакомые сени с большим ларем и с пустыми бочками. Пахло от них просоленп.ым деревом. Из слухового окошка, словно огненным ветром, сквозил закат.
- Вот и свершилось! - сказал Родион Петрович.- Ты в моем доме. А он и твой. Снимай свою амуницию.
Что полегче найдем.
- Родион, постой. Мне Стройков нужен.
- Может, завтра?
- Откуда позвонить ему?
- Отложи ты. Успеешь.
- Нельзя.
Они шли к сельсовету по тропинке среди луга. За лесом все пламенело кварцево-красное окно зари. Какие-то тени проходили там медленно - не спешили, словно приглядывались. Земля доверчиво и тихо дышала повлажневшими после зноя сладкими кашками, хвоей. Сквозило сырой горечью ольховых кустов.
- Нет ничего вьзшс воли, Родион!
- Когда на душе добро, добавим.
- Безусловно,- согласился Дементий Федорович.
- Поля была уверена: все обойдется. Я, признаться, не совсем. Мы еше поговорим. За что тебя? Все мне расскажешь. Но прежде ответь: будет ли война? Идут слухи.
Да и не только слухи. В апреле у нас призвали мужчин старших возрастов. Перед полевыми работами! Такого никогда не было. Чувствуется какая-то тревога.
- Потом... потом, Родион... А передо мной извинились.
- Но годы...
- Молчи. Бил враг.
Из сельсовета Родион Петрович позвонил в милицию.
Передал дежурному просьбу, что Стройкова ждут сегодня в лесничестве по важному делу.
В селе было тихо.
Посреди площади с колодцем одиноко блестело на срубе ведро.
Вышли к Угре. Любимое место Поли. В воде камень, до которого, разувшись, добиралась она по шафранной мели и ложилась, обняв эту глыбину.
Под берегом бочаг родниковый. В него когда-то окунул Дементий Федорович сына своего. Поднял над рекой:
"Родная твоя!"
Камень будто бы стремился навстречу течению- рассекал гладь мерцавшими стрелами. А вокруг темная вода и медленное движение тумана, из которого поднимались клубы пара и, охладев, опускались. Так по всей реке шло это тяжелое движение, словно что-то тайное творилось в глубинах, похожее па страшную работу, которую застали вдруг люди, и река настороженно замедлила ее.
-Сколько тайн на свете! Но из всех тайн самая непостижимая - судьба, та, что еще ждет за близкой, или отдаленной завесой, за которую невозможно проникнуть - глянуть, что там впереди.
Они повернули к дому. Под звездами темная крыша была похожа на крылья птицы, а просветы в окнах - золотые глаза ее.
В душе этого дома светил огонь.