На столе бутылки с настойками, рюмки, тарелочки и вилки. Нарезан окорок сырого копчения. В сковороде яичница. Салат из зеленого лука и редиски залит сметаной.-Горка вяленых окуньков в лозовой плетенке. Посреди-в вазочке с водой снопик васильков: те самые васильки, которые Демеитий Федорович нарвал дорогой во ржи. Густая свежая синева их была красотой этого стола.
Но нет красоты без хозяйки дома, пока с улыбкой не войдет она, переодетая и помолодевшая.
Вот и пришла. На ней розовая кофточка, сережкя с бирюзинками камней.
От нее чуть-чуть пахло духами: казалось, внесли в комнату веточку сирени.
Дементию Федоровичу этот запах напомнил о жене и о чем-то далеком, где тоже была она, Поля его. Без нее будто и не было у него жизни, будто не помнил, что было до нее.
- Да это же сказка! - воскликнул он.- И ты, Юленька, царевна ее. Сколько тут всего. Вот царство!
- Это тебе после долгого отсутствия так кажется,- сказал Родион Петрович.
Налили и, стоя, не чокаясь, подняли рюмки.
Штора на окне тяжело раздувалась, наливаясь ветром, и с шорохом опадала - дышала, обдавая комнату прохладой. За рекой заиграла гармонь. Щемяще-нежные звуки приблизились и вдруг отдалились: куда-то в поле вышла гармонь, звала на свидание.
- За твое возвращение, Демент!
Когда сели, Юлия положила на тарелочку гостя большой пласт яичницы.
- Постойте. Не все сразу. Дайте ощутить вкус рябиновой. До чего ж хороша!
- А можжевеловую не пробовал? - спросил Родион Петрович.- Есть и моховая.
- Он даже бурьян в бутылках настаивает,-улыбнулась Юлия.
- Делаю опыты,- пояснил Родион Петрович.- Вино должно быть целебным.
- Налей моховой. Такой вряд ли где попробуешь. - Дементий Федорович попробовал настойку на мху.
- Что? - поинтересовался Родион Петрович.
- Болотом пахнет.
- Не может пахнуть болотом моховая-себряковская.
- Прости. Я не так выразился. Она пахнет медом, в который добавили торфа и потихоньку разболтали в этой бутылке.
- Не смейся. Ты заметил, мох не гниет. Седеет, но не гниет. Сила!
- Тогда еще одну!
Под окнами захрапел остановившийся конь.
Стройков приехал.
Родион Петрович вышел на улицу. Поздоровался.
Стройков строго под козырек взял; дал знать - по делу приехал.
Он был недоволен и мрачен: подняли его, когда он хотел выспаться, и жена ругала его работу, да и этот дом для Стройкова никогда не был желанным в его дорогах.
Бывал тут редко.
- Что случилось? - спросил он, заводя во двор коня.
Родион Петрович вынес из пуни большую охапку сена, положил перед конем. Сказал:
- Елагин Дементий Федорович у меня.
- А я тут при чем? - с показным от злости равнодушием отозвался Стройков, хотя сразу и смекнул, что ночь будет с разговором любопытным.Не забыть бы коня напоить, как остынет.
Он снял сбрую - подпруги, седло с звякнувшими стременами, уздечку и взвалил все на дрова под навесом.
Тут же поставил и коня.
Вышла хозяйка, встретить .званого гостя, Подала ему полотенце. Он умылся. Крепко растер лицо.
- Не забыть бы коня напоить,- напомнил он и хозяйке.
- Напоим и накормим, Алексей Иванович. Не беспокойтесь.
Стройков было первым поднялся наверх. Но перед последней ступенькой остановился, дождался хозяйку и, как положено, пропустил ее вперед, чтоб она видела его уважение к ней.
Вошел Стройков в комнату усталый и сумрачный, в пропыленной, выгоревшей гимнастерке. Глянул на Дементия Федоровича. Помнил, как приезжал, бывало. Раз вошел в чайную, молодой, красивый, с какой-то лихой искоркой в веселых глазах. Тогда же Стройков покосился на свою жену, с которой сидел за. столиком, и встал, поприветствовал издали Елагина. Тот подсел. За окном цвела дикая сирень, а дорога сияла в утренней дымке, и пахло хлебом.
"Хорошо, Алексей, а?" - сказал Елагин.
"Не обижаемся".
"Прежде самый опасный участок был".
"Тихо. Только глухари - звон на весь лес",- и Стройков опять покосился на жену.
Потом, дома, сказал Глафире:
"Чего это ты так на него глядела, будто сроду мужи"
ков не видела?"
"Интересный. Таких бабы любят".
"Ну, рассекреть. Может, и на меня моя жена хоть раз таким небесным взором посмотрит".
"Верный он".