- Жалостливые веяния Родиона Петровича.
- Нет. Один попутчик дорогой рассказал.
- Он, Митя, сам ей, судьбе-то, дал вожжи в руки.
Не брала, да заставил. А теперь и подхлестывает перед пропастью.
- Я знал его, когда он был совсем мальчишкой, а потом и подростком. Он никогда не был лентяем, трусом или лжецом.
- Выходит, этого мало. Надо еще постоять за себя.
Хорошие начала ценят по плодам их. Плоды его подлые.
Ведь он, не думая, и вас зацепил. Хотел жену зацепить, а зацепил-то и вас...
- Зацепило другое... Достаточно, думаю, поговорили, вернее, выяснили кое-что. Теперь я расскажу и свое...
Родя! - позвал Дементий Федорович своего шурина.- Вы зря его выпроводили,- сделал он замечание Стройкову.
- При нем я не сказал бы ничего.
- При нем можно говорить все. Советы таких людей достойны внимания.
- Я знаю, что делаю,-с прежней мрачностью ответил Строиков.
Он презирал поучения людей несведующих. Как это так: человек но карте рассказывает про дорогу другому, который пешком исходил ее.
- Свои дела иногда надо проверять умом друзей. Ум хорошо - два лучше.
- Дела мои проверяются по работе людьми не только ури^ыми, но и знающими.
Дементий Федорович еще раз, громче позвал Родиона Петровича.
Тот вошел.
- Если ты, Демснт, посчитал, что я, как хозяин дома.
должен непременно быть за столом, то это лишнее. Или разговор ваш окончен?
- Нет.
- При некоторых разговорах, действительно, бывают посторонние при всей вере им,- сказал еще Родион Петрович.- В каждой работе есть свои секреты.
- Об этих секретах скоро узнают все,- был ответ Дементия Федоровича.
- Но секреты иногда и попридержнвают. Обстановка.
А может, вдруг изменится от излишней болтовни,- сказал Стройков.- Это секреты нашей работы.
В словах Стройкова была доля истины: действительно, имел ли право Дементпй Федорович на огласку того, что хотел он сказать? Но Родиону Петровичу он верил.
- После разговора мы, возможно, по твоему совету, Стройков, и вынесем решение держать язык за зубами,- согласен был Дементий Федорович с предостережением Стройкова.
- Поняли и насторожились. Значит, есть! Не лучше ли повременить с этим разговором,- сказал Стройков, противясь тому, что могло помешать его работе.
Стройков встал: хотел совсем прекратить разговор, намереваясь продолжить его где-нибудь в другом месте.
- Жаль. Я завтра уезжаю. Но Роде я скажу все равно. Он многое знает из наших прежних бесед с ним.
- Как только, Демент, ты начнешь свой рассказ, я тотчас уйду. Разговор должен состояться. Но коли начало я слышал, дозвольте и мне высказать свои соображения. Я не посторонний: дело касается мужа моей сестры, а следовательно, и меня.
- Прежде об этом молчали. Тихо посиживали. И не надо торопиться сейчас,- посоветовал Стройков, присаживаясь к столу, чтоб выслушать Родиона Петровича.
- Отвечу. Меня о родстве никто не спрашивал, и было бы глупо назойливостью оповещать об этом. Сестра просила молчать - смириться, чтоб я не усугубил и без того тяжелое положение ее мужа. Оно могло стать совсем безнадежным. Так считала она. И третья причина. Молчал, как выразились вы, для сохранения нужной обстановки:
была опасность дать сигнал истинному преступнику.
- Вот как,- сказал Стройков, настораживаясь,- И тогда не поделились со мной своими опасениями.
- Алексей Иванович, вы меня и сейчас с неохотой слушаете. Тогда, как и сейчас, я был против обвинения в убийстве Федора Григорьевича. Вы об этом и слышать не хотели. Теперь же идут слухи о признании Дмитрия в его преступлении.
- Сказано им в помрачении,- уточнил Стройков.
- От того, что на него пало, можно помрачиться. Я искренне жалею этого человека, загубленного мытарствами.
- Первое мытарство-он сам.
- Это следствие. А первое-смерть отца, в которой много загадочного. Но нет вины в убийстве. Он, скорее, принял по каким-то случайностям эту вину или какая-то подлая рука направила ее на него. На топоре с клеймом и замкнулся круг. Исключаю, что это сделал Митя или Фен я.
- Что исключаете, убийство или что ОЕ!Н направили вину? - спросил Стройков.
- Исключаю и то и другое.
- Значит, семья эта ни в чем не повинна. Так кто же?
Кто убийца? Не Федор Григорьевич, так кто?-требовательно спросил Стройков с горячностью.
- Люди седых лет чаще обращают свой взор в прошлое, может, потому, что там заключено изначальное в их судьбе? И еще, пройденный путь-это наследство. Зрелость оставляет его последующему для более разумного пользования жизнью.
Стройков откинулся на спинку стула.
- Так кого там увидели?
- Он стоял в моей памяти, как музейная фигура, одетая в затхлые одежды. Она вдруг шевельнулась как-то грубо, мучительно, словно жизнь содрогнулась в ней. Эта фигура - Викентий Ловягин.
- Еще один мертвец в этой истории. Не слишком ли много загадок они задают живым?