И уже не версты, а сотни верст остались вдали. Багровые от пожаров тучи над дорогою бегства, и какие-то всадники смерчем проносились в степи.
А потом и не версты, а годы пошли.
Ждал Антон Романович на чужбине часа скорого возвращения. Время заметало следы, и все безнадежнее мглилась их колесная бесконечная даль, где безвестно затерялась могила жены: в тифу закрыла глаза. И канул как в пучину, брат...
И нет теперь сына. Туда, туда пошел, выйдет на те
позаросшие следы. Что найдет он там?
"Веселуйтесь, барин, да шапочку не потеряйте..."
"А вот как поднимут - подумал Антон Романович что, может, и близка встреча с прежним, и в надежде подумал, что иной раз свершаются ожидания, даже когда их уж не ждешь.
Он зажег свечу и с подсвечником в отеках воска на позеленевшей меди поставил на стол. Подожженную бумагу на донышке перевернутой тарелки поднес к стене.
Сейчас тенями от пепла видения покажутся.
Он медленно повел тарелкой, поворачивая ее, и будто тронулись тени судьбы... Вот дорога - дерево и холмик под ним. Он знал: могила жены являлась всегда, когда он со свечой и пеплом гадал.
А вот уже новое. Большой темный холм, и на нем чтото высокое с желтыми просветами.
"Дом. Мой дом",- понял он и долго держал в неподвижности призрачное это видение. И чуть уже надвинулось другое из мрака: кто-то вроде бы как в кепке сгорбленный сидел у столба.
"Ты, Павел?..- Не было в душе ответа.- Брат, это ты?.." - И тоска заныла ответом неясным.
Дивизия Вихерта спешила на помощь своим танкам, которые вели ожесточенные бои на переправах через Березину.
Вихерт ехал в вездеходе среди одной из колонн, которая двигалась лесным проселком и должна была сбить на пути засевших в деревне русских.
Далеко позади котел. Аспидно-черный дым тянулся ввысь н мраком заливал горизонт.
В полях обгорелые сосны казались большн:.!;! крестами. В своей скорби они были величественны, как все трагическое, когда судьба молчит перед концом, взирая с потрясением на содеянное.
Успех этих дней ошеломлял: десятки тысяч пленных, убитых... Передовые немецкие части были уже на Березине.
Неужели скоро конец, и такой быстрый, неожиданный?
Россия, которая так страшила, теперь угасала в бессилии перед немецким оружием.
Так думали все. Так думал и Вихерт:
"Да, мы, немцы, действительно что-то значим. Нам лишь не сопутствовала удача в истории - со времен Цезаря нас теснили на скудные земли без пространства".
Колонна остановилась: дозоры встретились с передовыми заставами русских на подступах к населенному пункту - небольшой деревеньке на дороге.
С юга к деревеньке примыкал лесной массив, а с севера тянулось на многие километры заболоченное мелколесье. По донесениям разведки, местность южнее леса была свободна.
Вихерт приказал танкам обойти этот лес и ударом с тыла разбить засевшего в деревеньке противника.
В 1-гом маленьком узелке он почувствовал опасное.
Командующий не потерпит ни малейшей задержки. Он не посчигается, что дивизия понесла потери в предыдущих боях и силы ее истощены. Любой ценой к Березине на помощь танкам. Разрыв так велик. Это, может, критический момент всей кампании.
Вихерт подумал, что русские здесь, да и не только здесь, не просто тянули, решив подороже продать свою жизнь, они принимали любое отчаянное положение с мужеством, как будто исход войны зависел от какой-нибудь рукопашной в поле или на дороге, и считали: надо жертвовать, чтоб спасти все.
"Над нами рок-время. Мы не должны останавливаться, погибнем,-подумал Вихсрт.-И моя любовь к 1 ермапии в жестокости п беспощадности здесь".
Вихерт притаился. Он ждал, когда его танки выйдут в тыл русским, а сам тем часом копил силы к атаке Сколько уже сменилось солдат! В некоторых ротах не осталось ни одного из тех, кто от границы начал свой путь: казалось, захватывали землю могилы и кочующие госпитали, а войска ловят какой-то призрак.
Усталыми и мутными от бессонницы глазами с ненавистью вглядывался он в деревеньку и в порыжелую даль на востоке, где шли такие же, как и здесь бои которые сливались в этот сотрясающий просторы гнетущий ГУЛ.
Он поглядывал и на часы: ждал, когда пушки его танков возвестят, что они достигли цели.
Но что-то другое тревожило его. Это не обычная тревога перед боем было смутное чувство, как перед несчастьем, как будто уже что-то случилось.
Он ничего не боялся: опасность презирал, как старый солдат, который знал, что вернее судьбы ничего не придумаешь. Его страшило пространство, обманное, как мираж, к которому шли, а встречали все те же леса, те же дороги в серой полыни, тот же горький смрад пепелищ, и трупы, трупы немецких солдат на знойной и черной, как мрак земле.
Деревню держал отряд из двух рот курсантов и батальона, собранного из солдат и офицеров, потерявших во время отступления свои полки. Разные люди были среди них. Всех не проверишь.
Курсантов подняли по тревоге, когда кольцо окружения замкнулось у Минска и немецкие танки рванулись к Березине. Их бросили в эту деревушку.
Многое из скудных запасов отмерили отряду: две не полных батареи со снарядами, пулеметы, бутылки с горючей смесью, количество патронов на долгий бой, по три сухаря на каждого, а земля приберегла в старом срубе колодец со студеной водицей.
Ждал тут всех смертный бой. За дорогу.
На фронте всякая дорога трудится с предельным напряжением, изорванная и израненная в страде, она тянет движущееся войско - все его машины, и орудия, и пехоту, и грузы смерти в тяжелом металле. Ее бомбят и обстреливают, в нее зарывают мины, и она метелит огнем и пороховой гарью.
Здешняя дорога среди заболоченной местности и топких лесов имела особое значение: без нее не обойдешься...
Уходила она в родную даль с маревом горького зноя над холмами. Грохотали там грозы сражений, и никому еще неведомо было, что и беды для расплаты копят долю свою.
Жители деревни ушли в леса. Как опустевшие ульи, стояли избы - мирный рой улетел.
Повсюду окопы и окопчики - на дороге, по обочинам ее, и за дворами, п за огорожей, а впереди узкие щели.
В них сидят с гранатами и бутылками с горючей смесью истребители танков.
Последние приготовления в томящем ожидании: близится неминуемое и отсюда уж никуда не свернет. Ближе к болоту ждет начало боя стрелковое отделение. Как и все в отделении, их командир, сержант Елагин, уже нюхнул пороха. Но ему казалось, что самое главное делали где-то другие, а он лишь прятался от бомб и мин.
Его потрясало не горе оставления земли. Он верил, они вернутся. Потрясало само движение - бесконечность какой-то силы, в которой был и он, Сергей Елагин, и гордился, что несет со всеми великую долю... Война только началась. Он совершит еще свое, величественное и прекрасное. Сам маршал в звездах и орденах покажет на него своим жезлом: "Вот герои".
Сергей глядел с ожиданием на кочкастое поле с кустиками берез. Зелень их блеснилась на ветру, и в самой гуще оранжево перекипало солнце. Как в родничках трава - колотится в ней свет голубого неба и веет из просторов его таловой свежестью.
Полынь и белые ромашки по буграм ближе к дороге.
Там, в окопах, видны каски наших солдат, и их оружие, и сгорбленные спины.