Во рву полынь, репейник в дреме малиновых цветов.
Лечь бы тут да выспаться.
С вышек не сводили глаз с Фени, не потому что опасались ее, а будила она женской красивой молодостью манящее желание уйти и где-то жить на вольном просторе.
Она чувствовала эти взгляды с вышек, из этого зноя, как из тоски, жадно стремилась к ласке мужская сила.
"Вот жизнь. И за что же такая жизнь?-подумала Феня.- Счастливая хожу. Домой могу поехать .. На Угру.
А как же им?- подумала она о тех, кому за проволокой годы жить.Неужели так надо было что-то натворить, а потом тут мучиться за какой-то кусок? Ведь знали, что так будет. Знают, а идут воровать, грабить, прогуливают чужие деньги. Радости-то никакой: ведь это вот ждет.
А творят".
По другую сторону дороги, среди редких елок, такие же, как и в лагере, бараки, но с большими окнами, перед которыми зеленели гряды в картофельной ботве и в огуречных лопухах.
Возле барака женщина стирала белье.
Феня пошла туда попросить попить.
Женщина, раскрасневшаяся от стирки и от жары, в полной молодой силе, босая, вынесла воды в кружке.
Феня напилась.
- Какая вода хорошая!
- Чего в ней хорошего? Болотом пахнет,- сказала женщина и, поставив на лавку кружку рядом с корытом, принялась стирать.- К своему черту, что ли, пришла?
- К мужу.
- Побрезговала бы мужем называть. А выйдет, еще спать с такой грязью,говорила женщина, с шлепаньем настирывая белье. В мыльной пене быстро работали ее руки, и от этих быстрых движений тряслась ее грудь с мокро налипшей майкой,- Плюнуть бы в рожу такому мужу^ да и прощай. Это разве люди? Сброд. Перековывать их? Чего перековывать, когда совести нет: выгнила.
А у другого отроду ее не было. С соплей папироску в зубы, вино да девочек давай. Что с него? Негодный. Повидала я их. Седьмой год с мужем по этим местам.
Феня сказала про Митю, фамилию его назвала.
- Может, знаете?- спросила она.- Высокий такой, молодой.
- Голову еще всякими забивать.
- Гостинец ему хотела передать.
- Вон на окно поставь. Попрошу мужа.
Феня поставила на подоконник раскрытого окна узелок с салом и кисет, набитый под завязку махоркой.
- За что сидит?- спросила женщина.
- Деньги он разгулял.
- Мошенник, значит. Своему же народу в карман залез. Такую шелуду жалеешь еще.
Слова эти Феня приняла без обиды, с покорностью перед встречей. Увидит его сама и решит, так чувствовала, что с одного взгляда решит.
Женщина крепко выжала рубашку, бросила ее с хлястом в ведро.
- Идут вон. Гляди.
На дороге послышался шум, говор. В пыли, темно просвечивая, двигалась колонна.
Они шли торопливым шагом, спешили в лагерь к еде.
Сзади и по бокам конвойные с винтовками шли, слитые с быстрым движением колонны, но отдаленные от нее положенным расстоянием, которым и замыкалась воля этих преступивших закон людей: воров, мошенников, хулиганов, пьяниц, бывших счетоводов и бухгалтеров, завмагов и кассиров. Многие из этих людей когда-то жили в семьях, хорошо одевались, спали в чистых постелях.
А теперь шли в грязной одежде, спешили к куску хлеба, за который работали - рыли и возили землю, чтобы потом отщипнуть от этого куска желанную корочку. Еще и это считается благом в преступной вине за загубленное, которое никому не дано воскресить, как ни тяжко бывает старание и раскаяние виновного.
Феня подошла ближе. Искала глазами Митю. Где же он?..
Колонна завернула к воротам. Остановилась. В сторону Фени - все взгляды, тягуче-угрюмые и дерзкие, весело подмигивающие ей.
Сразу раздались голоса:
- Кого ждешь, ягодка?
- Пошли с нами. Любить будем.
- Не бойся. Мы люди смирные и хорошие. Вон как нас берегут.
Где же Митя? Никак не найдет его Феня.
- Кого потеряла?
- Жигарева,- сказала Феня.
- Жигарева? А он сегодня на кухне дежурит,- ответил крайний во втором ряду мужчина с загорелым лоснистым от пота лицом.
Конвойные пересчитали ряды.
Когда все прошли и ворота закрылись, вышел дежурный, сказал Фене:
- Подойди к колючке. Вот тут,- указал он на ограДУ рядом с воротами.
Феня подошла к проволоке-совсем близко к запретной земла, от которой дыхнуло, как из погасшей печи горечью дыма.
Где-то тут Митя. У кадки с водой заключенные рвали друг у друга железные кружки, ругались. Другие спешили к бараку, где кухня с едой и хлебом.
Она вдруг увидела Митю. Он подходил к ней, присутулившись, опустив голову с коротко подстриженными, бурыми, как волчья шерсть, щетинившимися волосами.