Феню, как и прежде, с хмельной наглецой в рыжих глазах.
- На грязь и рвань мою поглядеть приехала?
Она молча глядела на него. Как будто и не дрогнуло его сердце, что рядом она.
- Думала, рад будешь.
- К радости эта огорожка не пускает.
- Плохо тут,- с жалостью сказала Феня.- Скучаешь?
- Воли нет, а так ничего, жить можно, как на собачьей цепи.
- Гостинец тебе привезла.
Он чуть ближе подошел, сжал руками проволоку.
Протяжно заныла она.
- А ночку вольную не привезла?
- За это спасибо скажи.
- Попрекнешь, думал: не одна, мол, ночка, и вольная жизнь была, да все растрепал.
- Ты и сам понял. Да не все, кажись.
- Что еще?
-- Совесть бы должна подсказать.
- Отработаю... Ближе подойди.
- Некуда,- сказала Феня, оглядывая эту черную в рядах проволоку.
- А там есть куда, без проволоки-то?
- Далеко не хожу.
- Далеко и не надо. Своих комаров на хуторе хватает. Не впился ли какой?
- Одного хватит.
- Писала ты, что Кирька домой пришел.
- Пришел.
- Гляди,-произнес он, и лицо его будто треснуло:
тень проволоки пересекла его.-Убью!-глухо как-то простонал его голос.
Чужой... чужой... Будто для того и ехала, чтоб это чужое увидеть.
- Помни, что сказал. А теперь УХОДИ. Не растравляй. Или я всю эту проволоку зубами!..
- Кончайте! - сказал в' это время начальник охраны. Он стоял неподалеку и смотрел на это свидание с сожалеющим участием, что так вот мы сами мучаем свою и без того трудную жизнь. Думал он так, не зная, как потом отплатит ему этот человек за это свидание.
Но Феня уже отошла, а Митя отступал, глядя на нее, на то, как она невозвратно уходила к дороге с завызным поворотом в луга, за которыми даль и где-то там, в сиренево зацветающем мареве, хутор мучили его недоступною волей.
* * *
В этот день палило и на хуторе.
Но к вечеру с запада наплыла туча, обдала свежащей тенью поля, и вдруг сверкнули капли. Как сквозь решето, забрызгало по листьям и по траве, фиолетово завьюжилась пыльца над встрепенувшимися цветами.
В недрах тучи разветвилась молния-мигнул ее ослепляющий след. С гулом грозы разлился медовый запах гречихи.
Кирьян переждал дождь под елью. Падали с листьев капли в освеженном лесу.
Кирьян шел к лесничему. Просил он зайти: надо было поговорить, прежде чем взять на службу нового объездчика.
Лесничий - Себряков Родион Петрович жил в Щекине. Жил бездетно с женой Юлией. Юлия - вторая жена у Родиона Петровича. Первая умерла лет десять назад. После смерти ее стал захаживать Родион Петрович в чайную. Работал он тогда во Всходах. Брал стакан вина и засиживался за столиком у окошка; не хотелось идти в опустевший дом. Свежо, как с мороза, лицо буфетчицы.
Карие глаза ласково теплели, когда глядел на нее Родион Петрович. Нравился ей этот высокий с седой головою лесничий. По воскресным дням она часто видела, как он поднимался от Угры в гору, заложив за спину руки, одиноко шел со снопиком полевых цветов и трав.
А вскоре сошлись - стала она его женой в ясный для обоих вечерок бабьего лета.
Родион Петрович переехал работать в Щекинское лесничество. С тех пор и жил тут.
Дом с мезонином на взгорке уединен среди сосен.
Юлия встретила Кирьяна на крыльце, чисто вымытом, застланном половичком.
- Ждет тебя. Наверх иди,-сказала она с улыбкой, чтоб не волновался: все хорошо будет.
Знали все: строг был Родион Петрович. И когда уходил Кирьян, отец напутствовал:
- Гляди, ретивость свою не выказывай...
По крутой лестнице с перильцами Кирьян из сеней поднялся наверх.
Наверху - небольшая комната. Раскрыто окно, широкое, в четыре створки, перед которым стоял стол с выдвижными ящиками. Пара плетенных из лозы кресел.
На стене зеленая карта леса. Бинокль в футляре висит на гвозде.
Хозяин, в белой гимнастерке, в яловых сапогах, седой, поднялся с дивана.