- Как скоро,-сказала она.-Стала соперницей и чуть ли любовницей твоей. Что ж делать? Я жить без тебя не могу.
- Я люблю тебя, Лия.
- И я. Но уже не то. Что-то снялось и улетело. Значит, так надо.
Он взял за плечи ее, прижался к ее груди, проговорил:
- Я же люблю тебя.
Она поцеловала его в голову и поднялась.
- Что-то улетело, Сережа. Найду в полях, что меня ждет. А не найду, что будет. Прощай, милый мой, прощай.
Она пошла по улице. Сергей глядел ей вслед.
"Лебедь, лебедь ты мой прекрасный".
Он, как-то ломаясь на костылях, взмахами словно полетел за ней.
- Лия!
Она остановилась на уголке, посмотрела на него.
"Нет, нет. Надо родиться заново",- и угол отсек ее от Сергея.
Он снова увидел ее вдали, перед башней Донского монастыря, как бы склонялась и склонялась женщина в платке, опускалась под бойницами.
Полина Петровна поставила на плиту чайник. Подошла к окну. Радужной влагой парило из гущи вековых лип. Шуршала, плескала и звенела дождевая капель.
А вдали еще мокли облака над крашеными крышами в садах по луговому угорью.
"Какой лжи она хочет,-втравились в сердце слова Серафимы. - И откуда такое?"
Если бы знал лжец, что тут же сам провалится за ложь, не было бы и лжи.. Но потому-то лжец и смел, что знает: чем чудовищнее ложь, тем тяжелее правде размести ее. И страшнее для него лай собаки за закрытой калиткой, чем все проклятия, которыми грозит правда с плевком лжеца на своем лице.
"Да как же можно!" - подумала Полина Петровна.
Вот и все, что могла, негодуя, подумать.
Но так и копится в мире гнев и ненависть, рождающие из бессилия силу карающую, и так выходит, что лжец сеет семя погибели своей.
В прихожей раздался звонок.
"Она!-решила Полина Петровна, что Серафима пришла: не отбесилась.-Тряпкой ее",-лишь вздохнула: не позволяла совесть, отличая достойное от дурного.
Открыла дверь. Лия стояла с чемоданчиком и плащом на руке.
- Лия! Ну, заходи. Как хорошо, что пришла. Кудато собралась?
- К Вале Звонцовой. А на самом деле...-не договорила.
Полина Петровна провела ее на кухню. Лия поставила на стул чемоданчик и положила плащ.
- Куда же, если не секрет?- спросила Полина Петровна.
- Возьмите с собой.
- На фронт? Не имею права.
Полина Петровна поставила блюдца и чашки для чая.
Лия сняла косынку и показала подрезанные под затылок волосы.
- Зачем же? Такие красивые,- пожалела Полина Петровна.
- Я все равно уеду.
- Что-то случилось? - подсказало материнское чутье.
"Неужели из-за Сергея? Какой-нибудь пустяк. А потом не вернешь".
- Ничего, ничего,- успокоила Лия.- Чуть не уехала.
Машина остановилась. Солдаты замахали мне.
- А кто слезки утрет?
- Я не боюсь.
- Ты не представляешь. Как тебе объяснить. Война не для тебя, и вообще не для женщин.
- А как же другие? Вы?
- Разве хорошо? Объясню тебе как врач. Мужчина в любви передает женщине как бы шифровку об увиденном и пережитом. Женщина разбирает ее и, что необходимое, самое нужное, оставляет в наследство детям. Чем сильнее, шире и прекраснее мужчина душой, тем точнее его шифровка. Ведь цель природы рождение и обновление-жизнь, а не тупик. Не разрушай себя, глупенькая...
А фронт - вся земля.
Лия взяла щипчиками кусок сахара из оплетенной серебром вазочки и опустила в чашку с чаем. Посмотрела, как па поверхности заморосили пузырьки воздуха.
- Та1,! воюют.
- Да на такой же улице или лугу. Сережа разве не рассказывал?
- Хочется самой,- стояла на своем Лия.
- Л что будет дома? Ты подумала? И мое положение. Взять - боюсь и не взять - боюсь. А если что случи гся с тобой? Всю жизнь проклинать себя.