- Спасибо за чай,., И солнышко тебя не грело, говоришь.
- Вдумчиво слушал.
- А как же. Прорубь ты холодная, прости, или очень распалилась с чего-то. Солнце горячо, а своя печка жарче. Тараканы-то не шуршат? Жаркую тьму они любят.
- Куда же ты?
- К адвокату напротив. По Митькиному делу просили.
- Любовью - любят, любовью - губят. Все тут и дело.
- Говорит, Астафия-то он убил.
Серафима, пошатнувшись, села на кровать, расцепила ворот кофты.
- Замучили! Сил моих нет.
- Что, опять? - подхватился Стройков.- Да я пулей!
Стуча каблуками сапог по мостовой, перебежал улицу, Скрылся за воротами двора, отдышался.
"От бомб так не бегал. Сил у нее нету",- он выглянул из калитки и снова скрылся. Сел у теплой стены на скамейку под сиренью.
Не ждал уж конца в изнурительной ловле: тянуло одно, а другое запутывалось, и самого водило над краем;
воскресало близкое в ночах и пожарах, куда провалом сдвинулась сторонка его с любимым лозовым кустиком:
эх, посидеть бы когда-нибудь с удочкой! И рядом тот кустик, да не приляжешь под тминный бочок, пока не заглушишь своими руками сверкучее жало в изгорелой, паркой от дыма дернине, сужденной и ему на сорванных бешенством ада окопных полях.
"С змеи кожа сползает, а змея остается,- подумал он, встряхнулся от дремоты.- А милка неспроста здесь".
Стройков снова позвонил в квартиру Южинских.
Дверь приоткрылась-натянулась поперек тяжелая цепь.
- Кто? - спросил с той стороны голос.
- Николай Ильич?
- Что угодно?
- Простите. А голову можно просунуть под эту зацепу? Не прищемите?
- Кто вы такой?
Строчков вытащил из кармана гимнастерки документы в завертке из клеенки. Сверху полс/лил записку. Подал в щель. Рука взяла и скрылась. Зашелестел:; л;:сткн.
"Николай Ильич!
Человек по делу к тебе. Он расскажет.
Крепко жму твою руку.
Привет Ире и дочке твое;!.
Дементии Елагин".
Николай Ильич прочитал записку и развернул документы.
Стройков разглядывал цепь, СЛОЕНО из подксз крученную: "С церковных ворот, что ли, отбил?"
Цепь натянулась. Показалось лгпю. Глпза поглядели внимательно.
- Участковый?
- Он самый.
Николай Ильич впустил его п отошел к вешалке, где на крючке, с края, висела трость с рогатым набалдашником.
Стройков старательно вытер ноги о джутовый мшистып половичок. Дал время присмотреться хозяину, которого и сам мельком оглядывал. В летах с виду, серединка самая - крепок, плечи крупом конским. Голова повязана влажным полотенцем. Халат длинный, до пят, стянут махровым кушаком. На ногах вроде бы лапти, только крашеные, свекольного цвета.
- Стройков? - спросил Николай Ильич, словно подтверждепия потребовал.
- Так точно!
- Дементия Федоровича видели?
- Да. На фронте.
- Командир?
- Дали полк.
- Свое докажет.
Лучи оранжевой пыльцой озаряли комнаты, и казалось, двери раскрыты в пожар.
Стройков постоял в коридорчике, как раз напротив окна через улицу, уменьшенного расстоянием, затенен"ое, виднелось отсюда. Уловил он движение, как под темной водой что-то бросилось в испуге.
"Повело",- отметил Стройков.
Он сел на табуретку в углу прихожей.
- Христа ради, перепрягусь,- со вздохом снял сайог. Вытер пот со лба.Ох, гулять не пускают,- снял и второй. Посмотрел на ноги. Зашевелились, распрянулись разопревшие пальцы. "А еще топать. Лучше все же, чем по мерке лежать. Сейчас бы Глафира тазик с водицей поднесла. Что это я, не в своей хате расселся".
- А ну-ка в баньку! - скомандовал Николай Ильич п распахнул дверь ванной, блеснувшей зеркалом и кафелем.