- Убитого и убийцу бог рассудит. А не ты и нс он,- кивнула на Николая Ильича.- Все совесть изучает. Была у одного, да и того распяли. Спрашиваю, за что? Объясняет, а не понимаю.
Николай Ильич прошел мимо.
- Я потом,- проговорил он.
Остановился на той стороне, у булочной. Серафима отвела взор.
- Я и тещу его знала. Служила у нее. Садик был свой у окошек. Теперь другие живут. Садик запылился...
А ты, Алексей Иванович, чей гроб па горбу нес? И кого от души землицей со слезою пожалел? Выходит, гада?
- Опять понесло тебя, любезная.
- Как же? Разговор, будто я не за мужниным гробом шла. Не то воскрес. Второй в роду человеческом.
А не любили. Он тоже в мыслях желал, а наяву никак.
- После топора не воскреснешь.
- И свою могилу не сдвинешь. Барина пожалели и спрятали. А Астафий холуем остался, и гадом его показали. Унижали: не пролетарскими щами, а ловягиискими от него пахло. Подъедал. Вроде как пес. Надо бы не есть, а с голоду сдохнуть. Свет бы переменился - золотом и маслом счастье бы всем потекло. Ты святым духом питаешься? И откуда только силы?! Куда принесло, за кого-то погавкать.
- Ты полегче на таких поворотах! Успокойся.
- Про жасмин-то забыли, заговорились. Хоть и отцвел, а листики пахнут.
- Астафия жалеешь, а чего на могилку его плюнула?
- Ты, Алексей Иванович, в эти плевки не лезь. Ты со мной и чай не пил, и не видел меня. Лучше будет.
Жалела Астафня. Обманули его со всех сторон. Хоть бы один ход кто оставил. А плюнула потому, что дурак он.
И себя замучил, и меня. Приехала его помянуть, а не плюнуть. Но уж заодно. И помянула, и плюнула. Блюститель волнуется,- покосилась Серафима на Николая Ильича. Он заходил у стены булочной - туда и сюда.- Успокой. А я - вон по забору, за углом. Калитка там.
Обожду.
Серафима, оглянувшись, скрылась за углом.
Стройков от ворот магазина показал Николаю Ильичу на поворот на той стороне - у керосинной. Перебежал через мостовую.
Николай Ильич подошел. Протянул Стройкову вроде бы бронзовую круглую крышку.
- Лупа. На память. Открывается.- Из бронзы выдвинулось выпуклое стекло линзы в оправе.
- Погодите с лупой. Отсюда за воротами посмотрите.
Внимательно! - распорядился он.
За углом забора подошел к назначенной Серафимой калитке. Заглянул во двор, заваленный ящиками.
- Серафима!
Никто не ответил.
Стройков бросился к подъезду Николая Ильича:
"Может, эта калиточка?"
Постоял у двери в квартиру. Прислушался.
В подъезде застучала трость Николая Ильича.
- Что происходит?
- Дверь, дверь откройте,- поторопил Стройков.
Николай Ильич ключом открыл дверь.
Стройков оглядел комнаты и на кухне устало сел.
Взял хлеб, положил ломоть ветчины. Зажевал.
- Назначила свидание у калитки. А не оказалось,- проговорил он.- Вы от ксросинной по соседней улице шли?
- Да.
- Из ворот никто не выходил?
- Нет,- Николай Ильич сел на диван у стола. Обождал, пока гость доест хлеб, подумал: "Здравый мужик:
и желает и делает",- сказал:
- А теперь объясните мне, что происходит?
- Сам не разберусь.
- Кто должен был выйти из ворот?
- Не знаю.
- Кого-то хотели поймать? Так я понимаю?
- Давно Серафима на ваши окошки любуется?
- Любопытство женское. Ничего другого не нахожу.
Отдохните. Вы устали. Представляется и искажается.