- Это Митьки Жигарева женка. По слуху дошло ей, будто он у меня раненный лежит. Был. Из окружения шел. Вот тут свалился,- показала Дарья на пол.- А утром поднялся и в лес. Она-то сюда, а где искать?
Дитц поднял воротник шинели.
- На улице теплее.
- Так изба: из подпола тянет.
- А этот человек, который заходил, кто такой?
Дарья взяла веник, замела в угол следы разные, распрямилась.
- А бог их разберет. Глядеть-то на них боюсь. Глаза не знаю куда девать.
- Так, видно, не боишься одна?
- Думала, и не дойдут сюда. Куда же теперь? Поймают. Угонют-то, еще хуже. Вот и сиди, и терпи.
Дарья пощипала лучины, положила в печь поленца. Запахло дымком от вспыхнувшей и затрещавшей бересты.
- А Желавин не заходил? - спросил вдруг Дитц.
- Да ведь убили.
- За что же его?
- А вот этой самой бабы муж-то поревновал и убил.
Сам и признался.
Дитц достал карточку: уже снят был Желании для личного дела, завелось в папке с черным орлом и свастикой на обложке.
- Это Желании?
Дарья взглянула на карточку. Постарел Астафий:
от взгляда холодило хмуростью.
- Да, он,- подтвердила Дарья.
Вошел солдат в шинели, в фуражке со звездочкой.
Вызвал Дитца.
- Спасибо за беседу, хозяйка.
- Так заходите, печь затопила. Чай будет малиновый.
Павел стоял за хлевом. Дптц быстро подошел.
- Потеряли ее след, господин майор.
Дитц обдал его насмешливым взглядом.
- Вы прозрели?
- Я не понимаю вас.
- Почему она вам не поверила? Она испугалась вас.
Ваше настоящее лицо было известно ей. Вы где-то провалились. Вас кто-то знал.
- Меня знал один человек. Тот, из сапожной будки.
Я не отвечаю за измену других.
- Когда вернется, мы разберем. Если окажется, что вы правы, то считайте, мы выиграли сегодня.
- Я понял вас.
Зажгли фонарь. Личная секретная Дитца в рубленой новой избе на краю села, занятого разными немецкими службами.
Ввели Желавина. Опавшее лицо его пожелтело, устал и прел в грязной одежде.
- Садись!- сказал Дитц.
Желавин сел на табуретку.
- Без привязки?- будто бы и презрел за такую милость.
- Как ты оказался в деревне, где тебя взяли?
- Местечки знакомые. Охота тут бывала хорошая.
Петухи краснобровые.
- Охотник.
- Я больше насчет волка. За него, серого, деньги давали. Вот, бывало, и кружил без еды, без курева, чтоб хлебный или табачный дух не чуялся, только лесной, болотный. Овчинный он уважает. И барсуки водились.
Норы тут у них были, ходы. Выкуривали и вилами покололи. На шапки. Да и сказать, знакомая в этой деревне.
- Кто?
- Дарушка Малахова, милая, свет клином сошелся.
- Бывал у нее?