Они вышли за хутор, где мрачно шумела лесная мгла, спустились к Угре-к камням, замшелым на берегу и гладким, скользким, смолисто блестевшим в воде.
Луна отражалась. Камни разбивали ее, но россыпь снова сплавлялась в алмазный кусок, который сверкал из темноты.
- Навсегда вместе мы. Вот тут и поклянемся,-сказал Кирьян.
Феня обняла его, прижалась щекой к его груди, глядела на камни. Вода вилась, и шелестела, и что-то, как в горячке, шептала из-за камней.
- И без клятвы нам хорошо, пока есть любовь,- сказала Феня.- А разлюбим - никакая клятва не поможет: раскатимся, как с Митей мы раскатились.
- Жалеешь его?
- Тебя жалею. Берешь ты меня, как блесенку.
А блесекка с острым крючком. Митин крючок. Хочешь, отцеплю, пока не поздно?
- Ты меня не пугай и не испытывай.
- Я видела его в лагере. Такой страшный глядел на меня из-за проволоки.
- Не бойся. В обиду не дам,- сказал Кирьян.-Для него ты жена. А для меня ты выше жс-пы
- Что же выше?
- Ты на всех путях заезда моя негасимая.
- Киря...
* * *
Подходили праздники - успеньев день, или, как говорят, успенье, которое хлопотливо встречали на хуторе.
Ни к одному празднику так не готовились, как к этому. Ьго ждали, о нем говорили и долго вспоминали потом.
Красный угол в году.
Праздник полных закромов, ржаных скирд на току и у риг. Летняя страда позади - почти конец августа, когда сжаты хлеба и луга откошены. На огооодах полно огурцов, новой картошки. В садах налиты яблоки. В лесу залежи грибов - белых, березовых, осиновых. Кочки в кистях брусники кармннно горят среди зеленых мхов болотца засыпаны клюквой. А на старых вырубках, где зеленые навесы орешников, выспели уже орехи в буроватых гранках.
Дни в прозрачной синеве, солнце уже не палит, а греет с прощальной ласковостью и чуть теплит к вечеру Но еще высоки гаснущие пожары закатов.
Ночи самых ярких звезд.
А по зорям в тумане рдеющими рябинами уже молодится близкая осень.
Недели за две до праздников начинают готовить гриоы - соленики, которые в мешках приносят из лесу Крепкие, с углисто-черной шляпкой грибы в решетах промывают в Угре, потом пересыпают солью в бочках, добавляя чеснок, укроп, смородиновые листья, и покрывают холстиной, сверху ставят гнет-деревянный круг с тяжелым камнем.
Мочили бруснику в ушатах, заливая ягоды подслащенной водой. Брусника давала бледно-розовый кнслосладкии сок, который с особенной яростью пили ковшами с похмелья. Сок освежал и придавал силы с утоа когда начинался второй день праздника.
За деиь до праздника ловили рыбу сетями, в сежи и па зуицы, которые ставили по берегам и на бродах. Приносили щук, окуней, лещей, иногда ведра по два по три всякой рыбы, как кому удавалось.
Из ульев вытаскивали рамки с сотами, наполненными медом с луговых и лесных цветов и с лип вековых, которые в июльское цветение желтыми пахучими облаками стояли над хутором.
Резали баранчиков и поросят на холодец и па кандюк, с запахом и вкусом которого ни одна колбаса в мире не сравнится.
А делался кандюк так. В вымытые кишки набивали рубленого мяса с чесноком, перцем и салом. Клали в большой чугун с растопленным жиром. Чугун крепко закрывали и ставили в печь - томили на углях, в сухом жару.
Это была одна из закусок, после которой самый крепкий самогон бездействовал.
Гкать самогон не разрешалось, конечно. Наезжал иногда для испуга участковый милиционер из района - Стройков Алексей Иванович.
Вот и на этот раз свернул он на дымок, курившийся нз надбрежпых олешников.
Привязал коня за куст на лужайке, скрытой от хутора ольхами. Приподнял ветку и глянул из-под нее. Прямо перед ним самодельный аппарат, похожий на артиллерийское орудие, дымит, как в минуту жаркого боя. В тени на скамейке сидел Никанор, задумался, что и не заметил, как из-за кустов вышел Стройков в милицейской форме, в фуражке. На ремне револьвер в желтой кобуре. Хромовые сапоги чисты: перед хутором суконкой налощил. Молодой еще, с веселой хитрецой в голубых глазах.
- С поличным, Никанор Матвеевич?
Никанор вскочил со стукнувшим в сердце страхом...
Вот не ждал!
- Или не узнал? - с веселым удивлением сказал Стройков.
- Как же это не узнать? Знаем вас и почитаем всемерно.
Стройков снял фуражку. Волосы сумрачны, с сединой, проколовшейся на висках, смяты и влажны от пота.
"Никанор подставил скамейку. Но Стройков сел в траву, в прохладок под лозы.
Трещал костер под большим чугуном, в котором кипела барда.
- Дымит завод? - сказал Стройков и попугал: - Додымится!
- Пропади он пропадом!-выругался Никанор.
- Что это? Или план не выполняет?
- Выполняет.
- А качество?
Никанор в растерянности взял стакан: шутит?
- Похвались, похвались,- подсказал ему Стройков.- Что делать. А то особой беседы не будет.
Ннканор сполоснул стакан в ведре и из большого, литров на восемь, кувшина налил.
"Что за беседа у него на уме, о чем?"