- Скажу и зачем. Сперва давай поговорим по душам_,
- Вы своей-то душой человека невинного не тро^ гайте.
- Какого человека?
- .. чего тогда прискочили?
- Да ведь два человека-то.
- Кто еще? Может, я?.. Может, я его стукнула, что больно ухаживал за мной ваш Желавин?
Рука Стройкова с папироской так и дрогнула.
- Ухаживал Желавин? - удивился он.-Не знал про это.
- Убили его, жалеть надо. А я и про убитого скажу.
Подльгй он был. Подлый! Грозил с Митей что-нибудь сделать, со мною повольничать.
Для Стройкова это было неожиданностью. Как близко и просто все! Час назад он был в отчаянии, что тогда момент проглядел. А сейчас этот разговор возвращал ему из прошлого этот момент. Теперь не проглядеть бы.
"Не спеши, не торопись",- успокаивал он себя и думал, что нельзя и медлить в разговоре с Феней, которая в горячке своей, как блеском мгновенным, осветила знаки этой истории.
- А ты Дмитрию своему говорила про ухаживания Желавина и про угрозы его?
Вот он, этот момент: сейчас одно слово могло все решить. Только скажет: "Да".
Стройков это и ждал: Митя убил, а отец его в безумии такого ужаса кончил с собой. Конечно, это не все, чтоб вину и правду доказать, это только версия.
- Нет,-сказала Феня.- Убил бы Митя его. Боялась. А Желавину сказала: "Если ты над Митей свою подлость исполнишь, возьму топор и убью, прямо на людях, среди бела дня, топором зарублю".
- Каким топором?
- Обыкновенным. Вон на дровах валяется.
- А топор этот новый или старый у вас?
Феня еще сильнее, с щемящей тоской почувствовала, что сама не заметила, как открыла дорогу беде.
- Не все ли равно, какой топор.
- Новый или старый? - повторил свой вопрос Стройков.
- Новый...
- А старый где?
Феня поднялась и как-то пошатнулась, задев за скамейку, которая со стуком упала на пол.
- Не убивал Мнтя, и Федор Григорьевич не убивал.
Что вы!
- Не говорю я про это. Что ты вперед забегаешь?
Про топор скажи. Садись.
Она поставила к столу упавшую скамейку и села.
- Был топор. Пропал или потеряли где, не знаю. Новый Митя из лавки принес. А Федор Григорьевич топорище сделал. Вот и все!.. Разговорились мы тут, а мне на работу пора,- сказала Феня.- На молотилке стою. Только подавай. Языком барабанить некогда.
- Не задерживаю,- сказал Стройков.
- Только вы Митю и Федора Григорьевича не примешивайте к этой истории.
- Зря не примешаем,- успокоил ее Стройков и подумал: "Какая ниточка потянулась".
Во дворе он остановился перед поленницей, где лежал топор. Поднял его. Пальцем провел по затупевшсму лезвию.
- Новый?
- Да.
- А старый так и пропал?
- Я же сказала, не знаю. Вот пристали...
Глаза Стройкова построжали, ноздри дрогнули с гневом.
- Еще и нс так пристают. Человека убили, председателя. Ты понимаешь?
- Не наше это дело.
Стройков хотел вскочить на коня, по нога сорвалась со стремени.
- Так пусть и убивают, так, что ли? Говори, да не заговаривайся. Прощай пока!
Не успел Стройков уехать с хутора, как пошли разговоры в том самом направлении, которое своим посещением Феии указал Стройков: Митю п отца его Федора Григорьевича в убийстве подозревают.
Разгадались вдруг сразу и запои Мити и смерть Федора Григорьевича - не зря так плохо он кончил.
Говорили, что Митя убил, а Федор Григорьевич знал и не выдержал - с горя обнялся с мерзлой березой.
Другие, наоборот, говорили, что Федор Григорьевич убил Желавина, а Митя потому-то и пил, что знал об этом и мучился.
Были и такие: не верили, что Митя и отец его могли пойти на такое, но доказать это ничем не могли, лишь была вера сердца.