Эх, засветала, засветала...
Высоким, легким и сильным голосом запела Анфиса, и тотчас другие женщины, а потом и мужчины подхватили:
Эх, засветала, засветала..-
Снова запевает Анфиса:
Эх, да молода горювала,
Подплелись женщины в лад разными голосами, из разности которых и вкладывалось соцветие песни:
Эх, да пошел, пошел он...
А тут и мужчины басами и напряженным тенорком Пикансра подгрянули:
За другой по лесочку.
Замолкли все на миг, и песня еще отдается в лесу, будто там такой же праздник, п повторяют там песню застолья такие же голоса, что каждый узнавал свои, удивительно ясно отзывавшийся издали голос:
А мне куда, куда идти?
Эх, да идти некуда.
Не пели лишь Феня и Кирькн: глядели друг на друга в колдовстве любви своей, и этой песни, и счастья, что рядом они и с людьми они в этом празднике.
Анфиса учуяла, что где-то за столом молчат. Поглядела на Феню и на Кирьяна, и то, до чего чуть-чуть не дозналась тогда в избе, когда Феня собралась к Мите ехать, открылось теперь.
"Вот и прочь, Митя! Покричишь, побесишься, да и сползешь, как змей с косы",- подумала Анфиса, и голос се выше и сильнее прежнего весь уже отдался последним словам песни.
Эх, да пойду я, пойду,
К темпу омуту.
Да какое же это колдовство - русская песня, когда сойдутся вот так голоса, словно гением настроенные, чтоб так петь, чтоб в песне так чутко было сердце к голосу печали, что сразу и повелела отойти веселью своим напоминанием о смятеньях гордой и несмиренной любви человеческой.
Пели и на другом конце хутора, и где-то за площадью пели за каждым столом свое, а издали, если прислушаться, сливалось все в одно, как разные травы сливаются в луг, как разные судьбы сливаются в одну судьоу народную, в которой этот праздник был и неведомым прощанием с друзьями, с последним летом родной земли перед тяжким крестом ее.
Проводили эту песню и встретили новую за полными стаканами.
Заметил Никанор, что одна четверть уже иссякла.
- Киря, сходил бы ты в наш арсенал.
Кирьян взял пустую четверть, положил ее па плечо и пошел в избу для наполнения посуды из резервных кувшинов.
- Для кого это вы своего Кнрю так бережете? - сказала Анфиса Никанору и Гордеевне.- Не пророс бы, милый, как несжатый колосок на жниве. Или жниц нету?
- Есть, да серпы их его не берут,- ответила Гордеевна.
- Что же это за серпы, раз нс берут?
- Может, и взял какой, да родителям теперь не докладывают.
- Все ученые теперь,- вступил в разговор Порфирий Игнатьевич и снова получил предупреждение от коленки жены: тебя, мол, не спрашивают.- Они теперь и жены такие пошли: слова нс скажи, нс больно-то охота под их серп голову вешать. Вот примерно моя,- сказал Порфирий Игнатьевич и подальше убрал от жены свою коленку.- Выпить чуть захотел - она коленкой тебя жмет под столом. Слово сказал - опять ее коленка, как местная власть, указует тебе. Иной раз с праздника придешь, так неделю хромаешь, так она тебя своей коленкой натрет.
За столом смех над немудреной этой шуткой.
- Годков уж целый мешок, вот и хромаешь под таким грузом,-был ответ жены.-А коленка у меня, как пух!
- Вот про это и хочу сказать. Не спешить надо себя под серп обрекать, а походить лет так до полета. И взять уж молодую, со свежими силами, как моя: сорок уже ей, а она на работу впереди девчат бегает. Пока я дойду, она уж все дела сделает. Сяду, покурю, да и назад. Пока приду, и дома все готово. Опять сел, покурил.
- А если она с такой прытью да к молодому? Пока ты по своей раскорячке дойдешь, она и с молодым намилуется и дома наспится до твоего обратного хода на последних силенках,- весело, громко говорит Анфиса.- Вот и успей за ней на работу, когда у тебя со вчерашнего похода еще ноги подкашиваются... Одно и остается:
сел, покурил... Брать надо старше себя. Ты па работу бегом. А она потихоньку, пока соберется, ты уж назад с работы. Ты в постель, а она к тебе со свежими силами.
Ты глаза закрыл, а она опять будит тебя - обниматься:
не ей, а тебе завтра на работу бежать. Вот жизнь!
- Бабе жизнь, а мужу тут какая радость? - сказал Порфирий Игнатьевич из любопытства, что ответит Анфиса.
- Какая тебе еще радость нужна? На работу ты бегаешь-силы есть, слава богу, и на жену хватает. А то какая жизнь с молодой? И на работу не бегал, т-олько отставал по всем нормам. А тут ты, как знатный человек, по всем нормам впереди. За это и орден можешь получить. Куда и повыше двинут, с орденом-то. А там уж не бегают, а сидят в креслах, а все вокруг тебя бегают.
- Вот сагитировала меня Анфиса - на старой женюсь, а ты, Марья, развод давай!
- Развод тебе дам, а самогону уж нет,- сказала и убрала от мужа стакан. Поставила ему свою рюмочку - А то как перепьешь, непременно с тобою какая-нибудь история случится... Как со львом.
- Да неужели правда? - спросила Юлия.
- Что было, то было, хоть и приврали. Умеют это мужики.
Кирьян поставил на стол полную четверть.
- А на площади что творится. Танцы - дым столоом.
- Пошли, Киря,- позвала Катя.
- Анфиса Ивановна, племянницу вашу разрешите пригласить? - попросил Анфису Кирьян.
- А кто меня пригласит - не молодую, не старую, а самую середочку?
- Разреши,- предстал Новосельцев.
- Так бы кто в жизнь меня пригласил, а то только по праздникам.
Поднялась. Новосельцев сразу под руку ее взял, и, когда шли, нарочно покачивалась Анфиса, он крепче держал ее.