- А что по этому поводу народ говорит? Это очень важно. Какое-нибудь одно словцо, бывает, одно словцо, а чашу-то весом и склонит окончательно.
- Есть такие, что просто вовсе не верят, что Федор Григорьевич убил.
- Кто же это? Мне важно - кто. Что за человек?
- Только вы уж не путайте его, Алексей Иванович.
- Как боимся за правду покой потерять. А ведь правда. Зовем ее, когда себе нужно. А это и не мне нужно, а всем вывести убийцу. Так кто же не верит, что Федор Григорьевич убил?
- Себряков Родион Петрович. Очень горячо возражал.
- Кому?
- Никите Мазлюгину.
- А что Мазлюгин говорил?
- Сказал, что сын родной, Митя, признался: отец, мол, убил. А Родион Петрович сказал, что красота души Федора Григорьевича свидетельница его, что он не убивал.
- Так и сказал?
- Да.
- Интересно. Да красоту-то не вызовешь. И от умиления это все. Человек уважаемый, безусловно, Родион Петрович. Но как бы тебе сказать? Он жизнь с уютного бочка видит, А она вон какая, и с убийствами бывает.
Череп трупа, а из черепа мох пророс. Тут не до умиления.
- Добр Родион Петрович и образован...- Хотел еще сказать Никанор, что доброта ближе к человеку, а значит, и видит лучше человека-то, но Стройков перебил его:
- А что ты, Никанор Матвеевич, думаешь?
- Коли вы сами не уверены, так и бросьте все это.
- Убийцу оставить?
- А если вы пз-за этого убийцы невинного погубите и сами, как убийца, станете?
- Я не тороплюсь. Только пока собираю. Чую, чтото должно быть, и рядом где-то. Глядит на меня, а не вижу.
- Вот, вот,- подхватил Никанор.- Может, кто другой глядит. Он-то видит вас, а вы нет. А приблизишься - он из тени и выйдет, как к Желавину вышел.
Стройков постучал по кобуре.
- И встряхнуться не успеет.
- А как вы не успеете?
Но Стройков уже не слушал его.
"А приблизишься - он из тени и выйдет, как к Желавину вышел",повторились ему вдруг слова Никанора. "Вот как выманить можно,- сразу сообразил Стройков и задумался.- Федор Григорьевич не выйдет уже.
А Митя? Митя закрыт. Или кто еще?"
Стройков поднялся, и в этот момент показалось ему, как за кустом мелькнуло что-то белое.
- Идет кто-то,- сказал Стройков и живо махнул на другую сторону от березы, залег за грядой вереска. Лег рядом и Никанор.
Конь похрупывал траву по ту сторону пупи, в росистой тени, которая обдавала прохладой уже согретый солнцем вереск с дурманно-терпким и лиловым дымком цветов.
Показалась Феня.
Конечно, как и догадался Никанор, за своей потерей пришла.
Феня быстро забралась в пуню и вскоре вылезла оттуда с косынкой, которой не спеша повязала голову и пошла в сторону хутора лугом.
- С кем это она тут ошибку жизни исправляет? - поинтересовался Стройков.
- Не знаю. Хуже ошибка бы не вышла.
- Хуже не будет. Ученая теперь. Вот жена твоему Кирьке... А что? Мигом сосватаю и в крестные пойду.
- У нее муж есть.
- Какой это, к черту, муж!
Примолкли Никанор и Стройков, заглядевшись в сторону Фени.
Она шла через луг. В скошенном просторе его цвела одиноким цветком ее косынка.
В этот день Кирьян был в лесничестве. Перед вечером возвращался на хутор и на повороте к мосту встретил Анфису.
- Здравствуй, Кирюша. Давно не виделись-то как!
- С самих праздников, день тому назад.
- Прости. Забылась, забылась. Знать, время мое шибко идет. У кого стрелочка на одном часе стоит, а моя крутит.
Кирьян слез с велосипеда, который недавно купил у начальника почты. Денег, правда, только половину отдал, а на остальные расписку оставил с обещанием погасить долгов два месяца из своих получек.
- Садись, прокачу,- сказал Кирьян Анфисе.
- Меня пока свои ноги катают,- сказала она и крепко переступила ногами.-И ждать не устают. Час уж стою. Видела, как ты с Родионом Петровичем остановился. А мне очень тебя видеть надо.
Она поманила его в сторону от дороги. Тут справа и слева по рву сплелись лозинники, уже уставшие за лето от зноя и от бремени плетучих вьюнков, взворошпиались под ветром серой изнанкой.
- Ты сядь, сядь, милый, посиди. Людей обгоняем, а жизнь нет.