За спиной раздался смех.
Феня шла от тока с ворохом соломы для хлева.
- Что это вы, дядя Никанор, малинники ломаете.
- Крапиву вот ищу.
- Это зачем же?
- Сказал бы, да не для ветра наш разговор.
Она пошла впереди него, босая, с налипшей на икрах мокрой травой. Пролезла в узкую калитку своего двора, протаскивая шуршистый ворох соломы.
Зашел во двор и Никанор.
Феня бросила солому под навес.
- Сама таскаешь. Кирьку бы позвала.
Как жаром обдало лицо Фени.
Покашлял в кулак Никанор: не то и не так сказал.
- Идите в избу. Я сейчас,-сказала Феня: хотела хоть на минутку отдалить разговор, опомниться. Взяла ворох соломы - прикрыть прохудившуюся с угла крышу хлевка.
"Без хозяина-то как",- подосадовал Никанор, что разваливался хороший и крепкий когда-то двор. Раскрыл
дверь хлевка. Из дыры в крыше росил дождь на корову.
Никанор приставил к стене хлевка лесенку. Поднялся по ней. Солому в сноп связал и подсунул под старую кровлю - на слегу положил.
- Как же ты жить собираешься?
-Не мой двор, а то давно собралась бы. И хозяин был бы.- ответила Феня.
- Кто же?
- Киря ваш.
- А Митя как же?
- Я для него отрезанная, как трава на серпе. А с Кирои я как с родной землей. Только вот боюсь за него, как и вы Митю боитесь, да и меня с позором... Дядя Никанор, дайте уж от сердца скажу вам. Позор какои, что жизнь я свою не хочу губить, а хочу идти с человеком? Хоть на страдание, когда знаешь за что.
Не боюсь!
- Бунтуешь ты. Погодила бы бунтовать. А то и на волю хочется, и прежняя присяга держит.
Никанор зашил крышу, и этот свежий пласт соломы светло золотился на старой пропревшей кровле.
- Кирю вы не ругайте, дядя Никанор. Не ссорьтесь.
Не надо. Не виноват он. Это я из своей беды к нему потянулась.
- Ты его не защищай. Пусть он тебя защищает. На то он и мужик за бабью награду на рожон лезть.
Так и ушел Никанор. Как отоывать, когда всюду боль?
О чем говорить? Запуталось жквое, и жаль всех.
Феня стояла на крыльце. Тоава ппиупыла под дождями, будто задумалась: "Зачем я цвела? Злчем? И зачем цветут люди и эти депевья? Зачем н д."я чего все цветет?"
Хмурые тучп несли над травой свой с\т.;рак.
Холодно. Сыро.
В дом Стремновых кралась еще одна история, пока незаметная, но неотвратимая, как эхо.
Катя не думала, что так случится с ней, что она может стать матерью.
Она скроет все, так и решила сразу, как в горячке сразу решает юность.
Вечером, когда в доме затихло, вышла украдкой с сеновала, где спала всегда, и, боясь, что кто-то увидит ее, остановит, бросилась в темноту.
На хуторе брехали собаки, а ей казалось, кричали голоса: "Куда... стой... куда... стой".
Перед рекой остановилась.
Шла Катя на ту сторону, к Шелганихе, которая в своей избе за селом у лесочка избавляла девчат и баб - изводила плод.
Кате путь туда за прощальную ночь с Федей. Расплата? Или счастье свое бежала губить?
Угра крутила глыбами воды, которые стремительно проносились во мгле.
Кате надо было по затопленным кладям перебраться на ту сторону.
Была лодка. Но стояла она возле двора, и стащить ее к реке было не под силу Кате.
Она разулась, связала ботинки и по разлившейся воде добралась до кладей. И когда поднялась на них, ужаснулась бесконечности, открывшейся перед ней... Куда она идет? Зачем? Но то, что было там, впереди, не так пугало ее, как то, от чего бежала она.
Она не боялась и пропасть в этом разливе. Что будет, но только не тот самый миг, когда узнают о стыде ее. Как уродец жалкий будет сидеть она у стола - такой видела она себя. Нет, нет, только не это!
Она не каялась, что так случилось с ней. Она вспоминала встречи с Федей, как самые красные минуты в своей жизни. Но то, что было тогда, в прощальную ночь, под копной ржи, сейчас прихлынуло по-другому. В ней есть эта тайна могучая, которая зажигает новую жизнь, уже бившуюся в ней.
Медленно перебиралась по кладям, держась за трясущуюся в напоре воды перекладину.
Вода была выше пояса. Одной рукой Катя держалась за перекладину, другой прижимала связанные шнурками и перекинутые через плечо ботинки. Под ногами узкая половица кладеи над зыбучей бездной.