Он поцеловал мать в припудренную щеку. Скрывала тоску. Нс сохла и не сгорала. Как осина, горьким соком жила на земле ненаглядной.
Полина Петровна поставила на стол фарфорово-белую сахарницу в цветочках вересковых.
- Погода, кажется, разгуливается.
По свету на стене было видно движение облаков - то светло, то сумрачно.
- Жизнь удивительна, мама. И знаешь чем? Думаешь и хочешь сделать одно, а выходит совсем другое.
Я стал замечать. Будто что-то уже определено заранее...
Видел вчера Николая Ильича. Он изменился.
- Годы, Сережа.
- Странное что-то.
- Да и заботы родительские. Когда-нибудь узнаешь.
Хочется быть счастливым в любом возрасте.
Сергей выпил чашку чая, сходил в комнату и принес кисет с трубкой.
- Зачем ты куришь?
Он долго набивал трубку табаком.
- Что с отцом, мама?
- Я тебе говорила.
- За что же все-таки его?
- Возможно, нам и не положено знать.
- Я хочу знать, что думаешь ты. Чего-то боимся, чего-то скрываем. Без откровения нельзя.
- Откровение - ке всегда правда.
- Я прожил сравнительно мало. Но чувствую: одно идет по поверхности видимое, другое - глубоко, у дна, в яме. Я не сомневаюсь в честности и доброте отца. Надо разобраться.
- Я мало что знаю. Как и ты. Что мы можем?
Глаза Полины Петровны заблестели от слез. Сергей тронул руку матери.
- Прости. Тебе тяжели. Верю, ты все разобрала по ниточкам. Попробуем вместе. Вдруг что-то да выйдет?
Случится.
- Николай Ильич сказал. Он имеет связи, он знает.
Он мне сказал, что самое разумное ждать, ждать, чтоб не быть виноватым в "изменении к худшему"- "геГогпшю ш ре^иа",- произнесла Полина Петровна незнакомым голосом.- Его слова. Можем напутать. Я прошу, никаких действий без меня.
- Страх перед какой-то правдой. Я понял.
- Поклянись, что никогда не проболтаешься, что я скажу тебе.
- Никогда,- заверил Сергей.
- Я не говорила даже брату. Было письмо на отца.
Отец представлен как сподручный бандитов.
- Это ложь! От кого письмо?
- От Желавина.
- Так вот какого подлеца он проглядел. Врага! Вот и дело!
Полина Петровна открыла 4юрточку.
- Ты накурил.
Из форточки потянуло прохладой, влажной с терпкой прелью от багровевших за окном кленов.
- Желавин терял совесть,- сказала Полина Петровна.- Бывало жалко его.
Сергей вскочил со стула.
- Этого подлеца!-с удивлением и негодованием произнес.- Отец пострадал за свою жалость.
- Ты хотел разговора откровенного.
- После всего как можно говорить о какой-то жалости?
- Желавин когда-то спас жизнь отцу.
- Первый раз слышу,- как внезапным, был поражен Сергей. Он сел на свое место, взялся за кисет и трубку.
- Отец не любил вспоминать об этом,- ответила Полина Петровна.- Было это давно, на старой Тульской дороге, за Чурой возле пруда. Троих молодых коммунистов с завода встретили какие-то люди. Лица их были закутаны башлыками. Свалили и стали бить сапогами.
Двоих сволокли в прорубь. Волокли и отца. Раздались выстрелы. Убийцы разбежались. Отца взвалил на себя человек и понес к домам. Это был Желавин.
- Постой, мама, постой,- Сергей вспомнил, как однажды с отцом они подошли к пруду. Отец долго стоял в задумчивости, глядел в воду с желтыми кубышками кувшинок на уходивших во тьму стеблях.- Это за мостом?- спросил Сергей.
- Да.