- Ты сомневаешься? А я ни капельки. Дадут тебе
шинель, винтовку с окованным прикладом и койку в казарме. С твоей мамой будем приезжать к тебе и гденибудь под кустом угощать пирожками. Расскажешь нам про поле Куликово,- улыбнулась, скрывая грусть. - Помнишь? Степь пряно пахла травами, и в небе вились коршуны...
Сергей повернулся.
"Почему я люблю его?"-с задумчивостью оглядывала Сергея. Он смотрел взором прямым и скрытым в душе, от которого исходило в нее легкое и розовое пылание; в жизни ее не было ничего похожего, хотя бы отдаленно напоминавшее это чувство, наплывшее из бесконечно чудесного; отводило в какой-то праздник оттепелью, с золотым крестом в бирюзовом небе и красной с паром чашей в снегу. Что это было, когда? Или ещебудет, явится? Что-то звенит и звенит.
"Телефон",- услышала она.
Лия спрыгнула на пол и побежала в кабинет отца.
Звонил Николай Ильич. Сказал, что идет домой.
Сергей оделся в прихожей. Стала одеваться и Лия:
надела сапожки, пальто, закуталась в пуховый платок и улыбнулась внезапно:
- Вылечилась. Пойдем в парк.
Они шли по широкой парковой аллее, наряженной по газонам поздними цветами астр, георгинов и багровыми с червонной позолотой кустами жасминов.
Настоянный на листьях и травах воздух смешивался с гарью шашлычной.
На веранде играл духовой оркестр. Тяжелы, печальны и пронзительны были прощальные звуки, словно сверкали под холодным солнцем.
- Меня поразил выпад отца еще и каким-то испугом. Будто раскрылось вдруг чужое лицо,-сказала Лия, продолжая начатый из тревог своих разговор.
- Арест моего отца. Вот в чем испуг,- ответил Сергей.
- Он умеет владеть собой. А тут из себя вывернулся. Видим в небе серп, но это лишь часть скрытой в тени луны. Ведь не исчезли злоба и зависть, ревность и жажда иметь, владеть. Это же с планеты никуда не сбросишь,- в общем, поискала ответа Лия и замолчала.
- В планете перегниет,-сказал Сергей.
- Человеку даны все страсти, Сережа. Не так-то просто с ними. Да и судьба.
- Изречения твоего отца. Страж закона и совести, а слезными речами отмоет любого, как страдальца судьбы.
- Он трудолюбив, копается в бумагах, как крот.
Много знает и много видел, что нам и не снилось.
Родился в бурлацкой барже. Детство прошло среди нищеты и страдания. Он никогда не поднимает высоко голову. Когда-то в судьбе его приняла участие его будущая теща, моя бабушка. Он, мальчишка, пришел к ней колоть дрова. Накормила, приютила и выучила.
А ей выбиться в люди помог барин Викентий Романович Ловягин. Мама рассказывала про него: сильный, хитрый. Он никогда никого не любил, лишь страсть и бриллианты. Отцу ты не нравишься за изнеженность, Сережа. Он не признает этого в мужчине. Но ты мне нравишься. Со мною он должен считаться? В тебе бескрайнее, и мне хорошо, свободно. И я боюсь... ее боюсь,-сказала Лия про Феню.-Красивая. Слышала, муж ее перед ее красотой падал. А она не любила его.
Нелюбовью погубила.
- Не разберешься.
- Не все просто. А у нас должно быть просто и ясно.
Она повернулась к нему, в пуховом платке, черноглазая, губы смородиной красной.
- Так и будет.-Он взял ее за руку, не сжимал и не ласкал, а держал робко.
Они остановились у пролива пруда. За проливом островок. В затишке его покачивался на воде белый лебедь. Голова под крылом.
- Сережа, это тот самый лебедь. Про него писали в газетах. Подруга его погибла, и он умирает без нее,- сказала Лия.
Она подошла к краю берега, присела у куста и тихо позвала:
- Лебедь, лебедь мой прекрасный, ну подплыви ко мне. Милый, ну подплыви.
- Лия,-сказал Сергей на холодном ветру,-я люблю тебя.
- Милый... милый... ну, подплыви ко мне,-со слезами в глазах все звала и звала она.
Николай Ильич зашел в комнату дочери, посмотрел на опустевшую тахту и на стол, где на уголке стояла бронзовая пепельница с табачными огарками.
"Был тут, сосунок трубки. Значит, с ним. Не могут расстаться. Бездельник, протирает штаны, заработанные матерью,-негодовал Николай Ильич.-Прокоптил дымом всю комнату".
Он брезгливо выбросил огарки в ведро и вымыл пепельницу.
Его возмущало, что дом - святой их дом - стал местом свиданий, возмущало и то, что Сергей, которому он высказал свое презрение, продолжал встречаться с его дочерью.
"Что нашла в нем хорошего? Просто горячка. Как избавиться?"
Сегодня утром он позвонил Полине Петровне - хотел поговорить с ней по делу мужа, кстати, и о сыне.
Через четверть часа должна прийти.
Николай Ильич постоял в комнате жены. Раскрыл гардероб. Поинтересовался: в чем пошла? Висела беличья шубка, пальто с собольим воротником, на полке стояли шапочки: красные, голубые и белоснежные.
Ушла в простом пальто и в платке.
"Ее вкус изменился. Почему? Она стала пленительнее",- и вспомнил, какой восторг вызвала она у Сергея.
В прихожей он задержался у зеркала, посмотрел на СБОИ сильные, крупом, плечи, на низко посаженную голову. Как из пеньки волосы. Распрямился, и глаза его осветились янтарем.
Он был силен, уверен, и ничто не могло стронуть ею, когда он стоял на своем.
"Заелись",-успокаиваясь, определил он состояние жены и дочери.
В своем кабинете он достал из ящика стола пакет с карточками. Его личный сбор по делу Дементия Федоровича. Да в личном, в любовном, в борениях прошлых лет не находил концов.
Был осторожен. Дело темное, с топором и лесочком, из которого бог знает кто еще выйдет.