Одна из лучших ночей
Антонина
— Еееперный экибастос, — слышится откуда-то справа, стоит только мне выйти из машины с букетом в руках.
О Боги. Илья! Мой бывший парень. И столь витиеватое выражение я слышу от него впервые.
Мы давно расстались, но сейчас почему-то ожидаю от него какой-то совершенно идиотской сцены ревности! Наверное, потому что он тоже стоит с букетиком в руках. С ума сойти, снова розы.
Но то, что происходит дальше, «разворачивает» ситуацию примерно на сто восемьдесят градусов.
Радостный как щеночек, он подскакивает прямо к Данилу с вопросами.
— Вы — ZIMMA?! Можно совместное селфи?
Тараторит что-то дальше в этом духе, абсолютно игнорируя меня. Облегченно вздыхаю. Слегка ошарашенный его мельтешением, Данил утвердительно кивает.
Я что-то не припоминаю, чтобы Илюха был его фанатом, но вообще-то, парень он не агрессивный, и даже крайне коммуникабельный. Что тут же подтверждает своей болтовней или, вернее, монологом с неразговорчивым Зиминым. Наконец, замечает меня:
— Тонь, а как это?! Привет. А я тут… Вы вместе, вы знакомы?
— Нет, конечно. Только не зови журналистов, Илья, — пытаюсь шутить, — ZIMMA мой старый друг, хотя тебя это не касается. Пока!
Но он не отлипает:
— Я ждал тебя…
К счастью, в этот самый момент позади нас уже паркуются парни из охраны Данила. Они выходят из своего авто, недобро глядя на Илью, и этого оказывается достаточно, чтобы тот молча ретировался. Мой бывший исчезает так же внезапно, как появился.
Я слышу, что Данил прощается со своей свитой, и договаривается о встрече с ними здесь же, в пять утра. Машинально смотрю на наручные часы — времени и много, и мало одновременно…
Едем в лифте, смеемся.
— Откуда взялся этот черт?! — недоумевает он, ревнуя.
— Ну, ясно же, твой фанат, — отвечаю, не моргнув глазом.
Улыбаюсь ему. Ревность это, конечно, хорошо, но с ней лучше дозировано, чтобы не перегнуть, а то у нас и без того отношения непростые.
— Ну да, ну да, — Данил хмурится, — цветочки только забыл тебе передать!
— Я ж и говорю, как тебя увидел, забыл обо всем! — шучу в ответ.
Он замолкает. Мы выходим на нужном этаже, и от моей веселости не остается следа.
Все потому что между нами постепенно возникает, разрастаясь, невидимое, но вполне осязаемое напряжение.
Я, конечно, понимаю, откуда оно. Но все равно злюсь на себя за стеснение и дурацкую неловкость, пока ищу ключ от квартиры. В подъезде царит почти абсолютная тишина.
Медленно вставляю ключ в замок непослушными пальцами. Данил стоит совсем близко, и я даже ощущаю его теплое, чуть учащенное дыхание.
— Помочь?
Отрицательно мотаю головой. Выставляю охапку роз как щит между нами, вручая их ему:
— Подержи, пожалуйста!
Он молча берет букет. Наконец, дверь распахивается, и я ступаю внутрь квартиры первой. Нашариваю рукой выключатель, зажигаю в прихожей свет.
Втайне любуюсь сверкающей чистотой и порядком, когда все на своих местах. Я люблю этот дом, и свою арендованную квартирку. Здесь все мило и уютно, как внутри, так и снаружи.
И пусть моей «норе» далеко до тех фешенебельных отелей, к которым он, вероятно, привык, но жить тут точно не стыдно.
— Вот, Данечка, располагайся, чувствуй себя, как дома, — весело бормочу ему, бросая сумку и ключи на маленький комод.
Скидываю туфли и, не глядя на Даню, захожу в кухню-студию.
Дверь в спальню предусмотрительно закрыта, чтобы это не выглядело как приглашение, и я даже заранее расставила на кухонном столе столовые приборы. Остается только достать из холодильника и по-быстрому разогреть приготовленный мною накануне вкусный ужин.
Быстро мою руки. Потом включаю чайник, и хватаюсь за дверцу холодильника. Но тут Данил «нападает» на меня.
Уверенно закрывает дверцу и разворачивает к себе, взяв за запястье и талию. Я по инерции впечатываюсь в его рельефный торс. Он обнимает нежно, но крепко, и пальцы его уже скользят по моему затылку, удерживая и надежно фиксируя меня на месте.
Мы сейчас так близко друг к другу, что я вижу его расширившиеся зрачки, и даже крапинки на радужках миндалевидных серых глаз. Эта жесткая хватка вкупе с голодным взглядом никак не напоминают прелюдию к романтичному поцелую.
Его и не происходит.
Данил просто впивается в мои губы, выкачивая из легких воздух, и всякий проблеск разумной мысли из мозгов. Мое безмолвие только распаляет его.
Напор парня, его сила и откровенное нетерпение вдруг зажигают, как спичку, меня саму. Пугаюсь.
Это наш первый поцелуй, но в нем нет ни трепета, ни нежности. Данил пожирает меня. Мягко впечатывает в стену кухни, и безо всякого стеснения даёт почувствовать свой каменный пах.
Целует тягуче сладко и самозабвенно, и я, ведомая древними, как мир инстинктами, даже, кажется, отвечаю ему. Однако, прочувствовав всю мощь его желания, тут же быстро прихожу в себя и решаюсь сказать Зимину «стоп».
— Данил, — мягко отстраняю его. Он замирает.
Отворачиваюсь. Убираю его пальцы с маленьких пуговичек на моей блузке, и замечаю, что некоторые из них уже расстегнуты. Когда он успел сюда добраться?!
Застегиваюсь. Данил вопросительно глядит в мои слегка ошалелые глаза. Я стремительно выскальзываю из его объятия и присаживаюсь за стол. Улыбнувшись, пытаюсь перевести все в шутку:
— Дань, присаживайся. Ты прямо выбиваешь у меня почву из-под ног своим напором! — улыбаюсь, — ну, а я предлагаю не торопиться. У меня, кстати, есть вкусный плов, ты ведь наверняка голоден?
— Да, — он хитро прищуривается, и медленно присаживается рядом со мной, — очень. Но это не про еду.
— Я поняла, — смеюсь, — но пока могу предложить только плов. Любишь настоящий, узбекский?! И овощной салат.
— Пока? — уточняет с обреченным видом.
— Пока.
— А точнее? — продолжает веселить он меня. Вся штука в том, что этого не знаю даже я!
— Зимин, не наглей! — легонько стукаю его по носу салфеткой, — ты же знаешь, как я этого не люблю.
— Знаю, — теперь он тоже улыбается, хоть и выглядит все еще слегка напряженным, — но это и все, чем ты можешь утолить мой голод?!
— Нет, конечно, — заверяю. И тут же начинаю перечислять, — есть еще фрукты, конфеты, кофе… килограммовая банка нутеллы непочатая. Короче, все, что ты найдешь здесь съестного, все твое!
Данил смеется. Проворно перехватывает меня за руку, когда я пытаюсь встать из-за стола:
— Не надо ничего! Просто посиди со мной.
Я смотрю на него. Еще слишком опасно, причем нам обоим. Но кто-то же из двоих должен быть разумнее, значит, придется мне. Без вариантов.
И пусть Зимин чуть поостынет! Его взгляд по-прежнему полыхает жарким огнем, возбуждая в моем теле, как по щелчку, волнующие шевеления тех самых пресловутых бабочек.
Я ловко уворачиваюсь, и перемещаюсь от него подальше, к плите. Включаю телек. Несу какую-то чушь, лишь бы он не заметил, что я периодически «подвисаю» в его присутствии. И чтобы не молчать, конечно же.
— А можем что-то приготовить вместе, хочешь? Говорят, это переводит отношения на новый уровень…
Данил наблюдает за тем, как я бездумно хватаюсь за гейзерную кофеварку и, наполнив ее кофе и водой, ставлю на плиту. Кофе точно не будет лишним.
Он встает и подкрадывается ко мне с плавной, хищной грацией профессионального танцора. С виноватым видом признается, что не умеет готовить.
— Но я хочу готовить с тобой! — тут же оживляется.
Я решаю не мучать его и себя совместной готовкой, и разворачиваю его обратно к столу:
— Ладно, это если закончится плов, а его у нас много! Подожди, пока разогрею, окей? И не смотри на меня так. А то я все роняю. И теряюсь.
Зимин улыбается мне счастливой трогательной улыбкой, вероятно от моего чистосердечного признания, и сдается. Поколебавшись, усаживается за стол. Просто ждет. Просит рассказать, как я живу, и как оказалась в Питере, впрочем, не задавая никаких неудобных вопросов.
Зима умный, он не хочет портить нам свидание.
Он даже не заговаривает о прошлом и не спрашивает, почему я бросила его тогда. Возможно, время этого вопроса однажды еще придет, но это уже не страшит меня.
Я суечусь на кухне, непринужденно с ним болтая. Теперь, когда напряжение между нами немного спадает, атмосфера свидания снова становится волшебной.
Оба голодные, мы радостно поглощаем пищу, заговорившись так, что кофе сбегает. Я вскакиваю, лишь только когда запах разлившегося по плите кофе становится едко-горелым. Бросаю бумажное полотенце прямо в черную жижу, не трудясь убирать сразу, чтобы не терять ни минутки драгоценного времени.
Возвращаюсь на мягкий диванчик у стола. Мы общаемся как будто ровесники, как будто только что познакомились, и этих последних лет просто не было. Слегка флиртуем, но в меру.
Наевшись, Данил приобнимает меня и внимательно слушает мою болтовню о Питере. Он пахнет свежестью и изысканным парфюмом, который я вдыхаю с наслаждением, а еще, борюсь со своим тайным щенячим восторгом от того, каким он стал.
Зима выглядит очень брутально. В нем как-то резко поменялось все, даже манера речи, ставшая более уверенной, с четкими интонациями. Немного медлительная, но, может быть, это я на него так действую?!
Иногда мы случайно соприкасаемся. Едва дышу. Стараюсь не ерзать, чувствуя его крепкое, словно высеченное из камня, тело так близко. Зимин обжигает меня.
Одинаково зачарованные друг другом, мы долго, неспешно пьем кофе. Время пролетает незаметно. Данил иногда легонько, словно бы невзначай, поглаживает мою руку…
Я незаметно отодвигаюсь чуть подальше, глядя на часы. Скоро рассвет. Как жаль.
Я не готова отпускать его. Переняв "эстафету", расспрашиваю Данила обо всем подряд, и он, с нескрываемым азартом, очень воодушевленно рассказывает мне о главном деле своей жизни.
Слушать его настолько интересно, что когда в телефоне Данила срабатывает звуковое напоминание и оба мы, как по команде, смотрим на часы, у меня шок. 04.55 утра.
Это значит, пора прощаться. «Пацаны» вот-вот подъедут, если они уже не во дворе. Какие-то слова застревают у меня в горле.
Но неожиданно, вопреки законам логики, нас просто притягивает друг к другу и мы еще долго-долго целуемся, не обращая внимания ни на что. В какой-то момент это становится невыносимо.
Я задыхаюсь от того огня, что он мне «транслирует». Пасую перед требовательностью Зимы, отодвигаясь, впрочем, и пытаясь привести в порядок одежду и мысли.
Телефон Данила настойчиво звонит.
— Мало, очень мало тебя, — глухо, как бы в укор мне, говорит он.
Сбрасывает вызов. Сжимает меня крепко, почти до боли.
— Прилетай ко мне через два дня в Сочи! — хрипло шепчет. Ловит мой взгляд, — давай…
Дрожь по коже.
Голова идет кругом. Я молчу, еще туго соображая после слишком жарких объятий. Но Зимин держит свое слово, не переходя грани дозволенного, хотя, не уверена, что мне намного легче, чем ему.
Он резко придвигается, и начинает горячо убеждать, постепенно наращивая напор. Уверяет, что мне нужно всего лишь сесть на самолет, а все остальное он организует.
Я отрицательно качаю головой. Отпроситься с двух моих работ сразу пока не представляется возможным.
Да и если говорить в целом, наши отношения еще так зыбки и невесомы, что я попросту боюсь идти у него на поводу.
У Данила стабильная гастрольная жизнь, а я должна быть независимой от него, во всяком случае, финансово.
Понимаю, что ему сложнее, но должна ли я прогибаться под его график, вернее, будет ли так всегда? Не может же он без конца приглашать меня в разные города, в разные отели? Не думаю, что это лучшее решение. Однажды мы просто устанем от такой жизни и разбежимся.
И потом, стоит мне уступить один раз, как это покажется ему приемлемым вариантом. Если я буду колесить за ним по стране, то какие перспективы меня ждут?! Нетрудно догадаться, что сначала это будет потеря работы, а затем, как следствие, квартиры.
Я понимаю, что Данька стоит всего и даже больше — для меня это человек, ради которого можно вообще послать все к черту! Но найти не просто новую, а хорошую работу в Питере ох как нелегко, да и моя квартира, и жизнь здесь стоят недёшево.
— Пожалуйста, ну попробуй понять меня, — прошу его, — я всегда рада видеть тебя здесь, в Питере! Весь мой отпуск, и все мои выходные теперь твои! Но в Сочи через два дня, увы, никак. Прости…
Зима обреченно кивает, размышляя о чем-то.
— Ладно, разрулим как-то, — реагирует коротко.
Эту безнадегу тяжело переживаем мы оба. Желая хоть немножко утешить Данила, я обнимаю его.
Взгляд его темнеет, но он по-девичьи застенчиво опускает глаза и долго, сосредоточенно помешивает ложечкой невидимый сахар в холодном, давно остывшем кофе.
В воздухе повисает такое напряжение, что хоть ножом режь. Но я, вместо того, чтобы грустить, сижу и улыбаюсь. На ум почему-то приходят строки из стихотворения Сергея Есенина: «…Если б знала ты сердцем упорным, как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным…».
— Что там шкафы твои, не заждались? — спрашиваю у него.
— Кто?
— Секьюрити, — объясняю, и он смеётся.
Наконец-то отлипает от своей чашки, поднимая на меня взгляд внимательных серых глаз. Пожимает плечами.
— Подождут. А ты что, уже торопишься меня выпроводить?! Тош, а дай-ка мне номерок того фаната под подъездом, — вдруг неожиданно меняет он тему.
Удивляюсь.
— Зачем?
— Секрет, — хмыкает.
— Вот еще! Но он был бы польщен.
— Тонечка, я серьёзно!
— Я тоже, — спокойно реагирую, — потому что это как раз тот редкий случай, когда фанат не твой, а мой. Разберусь!
— Но он точно отвалит от тебя?! — сверлит взглядом.
— Точно, точно, — улыбаюсь в ответ.
Этот смешной мальчишеский приступ ревности вдруг поднимает мне настроение, хотя я считаю ревность без причины страшной глупостью. И серьезной помехой в отношениях.
Со вздохом поднимаюсь, чтобы проводить Данила, а иначе так он не уйдет. Никогда. Вот было бы здорово…