Провела в постели два дня, которые слились в единый ком воспоминаний жара, боли в горле, тумана в голове, и чего-то еще неосознаваемого, какой-то тревоги что ли на самой грани сознания. Просыпалась, смотрела на закрытые днем и ночью плотные шторы, на царящий в комнате полумрак, неизменный стакан воды и лекарства на прикроватной тумбочке. Из кухни слышался приглушенный Сашин голос, когда он говорил по телефону, шум воды и хлопанье дверцами — значит готовит завтрак или обед. Как ни странно, эти звуки успокаивали меня, и я снова проваливалась в сон.
В пятницу вечером звонила Наташа, спрашивала, что принести и чем помочь, и пока я собиралась силами, чтобы что-то ей сказать, превозмогая боль в горле, Саша, стоящий рядом и наблюдавший за моими мучениями, мягко забрал телефон из моих рук и сказал в трубку:
— Наталья, добрый вечер, это Александр. Спасибо Вам за заботу, но не надо. Я сам все сделаю и организую. Да и вдруг Надежда заразная, опасно это вам, не стоит приходить.
На что верная подруга сначала поинтересовалась:
— А она точно не в заложниках? Почему сама не говорит со мной? Дайте ей трубку.
Но потом, когда он, закатив глаза, поднес трубку к моему уху, Наташка взорвалась своим фирменным:
— Вау, Надь! Ты молчи, ничего не говори. Я поняла, ты в заложниках, тебя не выпустит начальство из цепких лап. Так что я умываю руки и ухожу отдыхать. Звони если что. Ну и поправляйся побыстрей. Если хочешь, конечно, поправляться. При таком-то уходе. Я бы не захотела точно. — Голос становится мечтательным.
Смеемся обе. Верней, она смеется, а я обдираю горло рвущимся смехом, охаю от боли, морщусь и сипло выдавливаю из себя:
— Пока, потом позвоню.
К вечеру воскресенья жар немного спал. Я проснулась от рассерженного Сашиного голоса, мне было не разобрать слов, но по интонации стало и так понятно, что ругает кого-то на чем свет стоит. Подумалось еще, что не хотела бы я сейчас оказаться на месте его собеседника.
Приподнялась на подушках, и огляделась по сторонам, когда мой взгляд упал на место на моей постели, которая должна быть заправлена по моим представлениям. Только постель была расправлена и смята. С колотящимся сердцем я вдруг ярко вспомнила, что во сне ко мне прижимался Саша, гладил по волосам, шептал, что надо потерпеть и скоро боль пройдет, приносил лекарства или воды, клал на лоб свою холодную ладонь и обтирал меня влажным полотенцем.
Память услужливо разворачивает картину и дальше, до малейших деталей напоминая про Катю его и их общие планы на ребенка. Мне становится трудно дышать, но на этот раз не от боли в горле, а от боли разбившегося сердца. Поперхнувшись воздухом, закашливаюсь, и на этот звук Саша открывает дверь в комнату и просовывает голову. Прикрыв ладонью трубку, глуша звук для телефонного собеседника, он смотрит на меня, шепотом говорит:
— Погоди минутку, я сейчас освобожусь. — Кивает на телефон и снова скрывается в коридоре.
Но дверь так и остается приоткрытой, и я слышу окончание его разговора.
— Эвелина, я, кажется, ясно выразился? Мне такие болтливые на работе не нужны. Пособие тебе выплатили, билет до Москвы купили, как и твоей подруге Кате. Я вас обоих по-хорошему прошу: быстро улетайте обе. Просто на глаза мне не попадайтесь никогда! — Гремит его голос так, что даже я вжимаю голову в плечи. Но Эвелина видимо привыкшая, потому что она что-то отвечает ему, но Саша перебивает и ледяным тоном чеканит чуть ли не по слогам в трубку:
— Я все сказал. Обе — вон из офиса и из города!
После чего заглядывает в дверь и совершенно спокойно и ласково произносит:
— Проснулась, Кисунь? Выглядишь лучше намного, хотя бы взгляд уже живой, а то пугала меня расфокусированным.
Он приближается ко мне, склоняется и трогает губами лоб. Мое сердце стучит как бешенное. Я ничего не понимаю. Почему он так разговаривал с Эвелиной? Неужели из-за меня? Просто хотел скрыть, что скоро станет папой и поэтому выгнал Катю из города? Миллионы вопросов взрываются в голове, но я не успеваю задать ни одного, потому что Саша отстраняется от меня и произносит:
— Кисунь, я с самолета сразу к тебе, и от тебя не отходил все эти дни, но мне сейчас домой надо, я быстро сгоняю хотя б переодеться, завтра мне на работу. Я сейчас чай тебе принесу, а сам поеду.
Глава 41
Проходит еще два дня, прежде чем я чувствую в себе силы выйти на работу. Саша больше так и не пришел, но я не могу сказать, что я его и ждала. Правильней сказать, что я его ждала, но была уверена, что он не придет. Так что сюрприза не случилась. Я уже взрослая девочка, и все понимаю. Сюрпризы бывают редко. А приятные сюрпризы — так и вовсе раз в год, и то только у маленьких девочек на новый год. Сейчас не новый год, да и я давно выросла, так что ничего не жду.
Он, правда, звонил, но телефон стоял на беззвучном режиме и я не услышала, через пару часов он прислал сообщение, что не может приехать и потом все объяснит. Я примерно представляла, что он собирается мне объяснять. Что наш прошлый брак давно в прошлом, что мы можем быть друзьями, а может он и роль любовницы для меня заготовил — не знаю. Но он должен был быть с Катей, они вместе должны были ждать ребенка и строить свою новую прекрасную жизнь, полную любви и счастья.
При мыслях об этом, меня уже не обдавало жаром, а просто накатывала тупая тоска и отчаяние, весь мир погружался в серые краски. Я даже плакать не могла, то ли сил не было, а может быть просто выплакала уже все слезы еще в первый раз, когда он ушел от меня пять лет назад.
Когда я вышла на работу первый день после болезни, слабость была такая, что ноги немного дрожали, хоть я и стараюсь скрыть, что я болела.
Я помню, что Саша ухаживал за мной во время болезни. И я очень ему за это благодарна, но также я помню, что Катя беременна от него, а он хочет скрыть от меня этот факт. Совершенно не понимаю для чего ему это, разве что скрыть беременность ради сохранения наших отношений!
— Ты в курсе, что приемная пуста, а эйчары ищут новую помощницу или предпочтительней помощника руководителя? — поинтересовалась она, заговорщицки мне подмигнув, как только я вошла в наш кабинет.
— Да мне все равно, — равнодушно сообщила я. — Ну подумаешь, отослал свою девушку и свою секретаршу в Москву. Просто он всегда не любил показывать отношения на работе. А беременность как скроешь? Вот и отправил в другой город. Надеется наверное, что никто ничего не узнает.
— Думаешь? — Спрашивает подруга, — мне кажется, ты не права. Он глаз с тебя не сводит. Змеищ двух этих он просто выгнал, потому что достали тебя. А ты ему дорога, и твое спокойствие дорого. Он выбрал тебя, понимаешь? Не Эвелину эту губасто-грудастую суперпрофессиональную. Не раздумывал, а выбрал тебя.
Слушаю ее, и на сердце становится чуточку теплее от ее слов, наверно так расцветают робкие цветы надежды. Не зря говорят, что она умирает последней. А у меня, видимо, и вовсе не умирает, это же моя суть и есть, меня даже зовут так.
— Только знаешь, мне почем-то кажется, что две эти грымзы еще где-то проявятся, не исчезнут они просто так.
— Конечно появятся, как минимум, Катя так точно. Она же беременная от него. — Кисло соглашаюсь я.
— В смысле, Надь, ты реально веришь в эту беременность? Он безвылазно сидит тут уже три месяца, откуда ребенок? У нее бы уже живот на нос лез! — Авторитетно заявляет Наташка.
— Я ей верю. Не может человек придумать беременность. Да и Саша мне ни разу не сказал, что не он отец.
— Ты определись уже, а? — Голос подруги полон сарказма. — Где твоя хваленная логика? Он может и жил с ней, но это в прошлом. И расстались они раньше, чем вы снова повстречались. Да и вообще я видела, как он смотрит на нее и как на тебя! На нее — как на муху надоедливую, а на тебя — как на свою строго охраняемую собственность! Чувствуешь разницу?
Наташка неисправима, но мне приятно слышать ее слова, хоть я и уверена, что она ошибается или просто хочет подсластить мне пилюлю.
Я не успеваю возразить, как у меня звонит мобильный, на экране незнакомый номер. Беру трубку, собеседник сухо интересуется, правильно ли он звонит Ярловой Надежде Игоревне и потом сообщает, что мне необходимо подождать и меня сейчас соединяет с заместителем Губернатора. Через пару минут в трубке раздается голос:
— Добрый день, Надежда Игоревна! Как ваше здоровье? — И не делая паузы для моего ответа продолжает: — У меня появилась некая личная информация касательно вашего сотрудничества с фирмой «Базис-М» и ее генеральным директором, вашим однофамильцем, — он выделяет последние слова интонацией, произнося их с нажимом, — Ярловым Александром Владимировичем. Я думаю, нам стоит обсудить ее с глазу на глаз. Поэтому ожидаю вас в четверг к двенадцати часам у здания Правительства. Вас встретит мой помощник и проводит куда следует.
Глава 42
Телефонный звонок оставляет ощущение тревоги. Рабочие вопросы заместитель Губернатора решает через своих подчиненных, последний раз мы с ним общались на подписании контракта. Тогда я была ему благодарна, что пресс-секретарь увел меня к нему от Саши.
Я помню выражение Сашиного лица и его слова «Только попробуй!», когда я шла в сторону кабинета заместителя Губернатора вместе с пресс-секретарем, но в памяти стерся наш разговор. Встреча с Сашей показалась более важным воспоминанием и была запечатлена памятью в малейших подробностях, будто подсвеченная театральными софитами, в то время как все остальное происходящее вокруг было скрыто в полумраке.
Сейчас же, когда кладу трубку, едва успев произнести на прощанье «Хорошо, поняла», прежде чем собеседник нажал на отбой, вспоминается только ощущение от нашего прошлого разговора. Какие-то скользкие полунамеки-полуугрозы. Изо всех сил напрягаю память, но, как ни стараюсь, самого разговора не могу вспомнить, потому что это и не разговор был вовсе, а вот примерно такой же монолог, не предполагающий моего участия. Мне в такой же манере как сейчас, было сказано, что за мной будут следить и у меня нет права на ошибку.
Наташа волнуется:
— Кто это был? Что такое? На тебе лица нет.
— Ковтун Игорь Степанович собственной персоной, помнишь такого?
— Ого! — чуть не присвистывает Наташка. — Вот это люди тебе звонят на мобильный. Номер сохрани на всякий случай, даже если это номер секретаря, все равно добраться проще будет при необходимости.
Понимаю, что она абсолютно права, и вношу номер в телефонную книгу, попутно решая, что звонить на этот номер я буду только в случае практически смертельной угрозы, настолько мне неприятно с ним общаться.
Смутное беспокойство перерастает отчего-то в уверенность, что об этом разговоре нужно сообщить Саше, в каких бы странных и запутанных отношениях мы не состояли. И при отсутствии отношений тоже.
Однако в приемной пусто, кабинет генерального закрыт. В дверях приемной сталкиваюсь с главным инженером, который радуется встрече со мной как ребенок, получивший новогодний подарок на месяц раньше: