— Да уж… Я, кстати, завтра уезжаю, поэтому постарайтесь решить вопрос Рубрякова аккуратно, весьма аккуратно.
— Куда это вы?
— У меня встреча, — горделиво расправил плечи Воронин, — с президентом США, Джорджем Бушем-младшим!
— Ох уж эти ваши встречи. Коммунисты вас не поймут, а демократы все равно не поверят.
— Ладно, ладно, — поморщился президент, — это уж позвольте решать мне и советникам по внешней политике.
Отойдя от окна, Воронин подошел к Лоринкову, и подозрительно спросил:
— А что это вы в последнее время почти не пьете?
— Лечусь же. Лекарства со спиртным несовместимы.
— Отчего лечитесь?
— От туберкулеза, — ответил Лоринков, преднамеренно кашлянув в лицо собеседника.
Последовал очередной взрыв ругани и смеха.
— Тупею, — утирая слезы, хихикал Лоринков, — тупею я тут с вами совсем. Мне бы книги писать.
— Это вы бросьте, — прикрикнул Воронин, — никаких мемуаров!
Потом подошел к зеркалу и потер лицо рукой.
— Придется побриться здесь. Самолет через полчаса. Домой заехать не успеваю.
— Хотите лосьон после бриться? — предложил Лоринков.
— Не откажусь, — поблагодарил президент.
Через несколько минут, распростившись с журналистом, благоухающий отменным немецким лосьоном Воронин отбыл в аэропорт.
— Милый, — поцеловав его на прощание, сказала секретарша, — милый, что это за странный запах какой-то?
— Лосьон, — млея от ласки, ответил президент.
— А, тот, немецкий, которым я Лоринкову перед уколами задницу протирала…
В реве двигателей взлетавшего самолета президенту чудился гадкий, шакалий смех Лоринкова…
— Здравствуй, барон, — с удовольствием распрямил затекшие в машине ноги журналист и подпрыгнул несколько раз.
— Рад видеть, — радушно осклабился старик.
Собрав в густой пучок бороду, барон подмел перед Лоринковым немного места во дворе. Затем женщины принесли ему медный таз, полный живых рыбешек. Опустив туда бороду, старик со смехом глядел, как они очищают густую растительность на его лице. Лоринков, отчасти привыкший к чудачествам барона, терпеливо ждал. Язык младшего сына старика все еще болтался на воротах его красивого, внушительного дома.
— Что ты привез мне на этот раз? — спросил барон, когда они с гостем поели в пристройке у дома.
Лоринков продумал, что не отказался бы жить в такой пристройке всегда, и ответил:
— На этот раз я приехал забрать Рубрякова.
— Жаль, — улыбнулся барон, — мы привыкли к нему. По вечерам мои рыбы выклевывают насекомых из его головы, вино струится по стенам его подвала, мой племянник рассказывает ему историю рода, а мы с ним беседуем о красоте.
— Много он понимает в красоте! — желчной отозвался журналист.
— Все мы в ней понимаем, — мягко не согласился цыган.
— Что это вы тут устроили на днях, — увел беседу в сторону Лоринков, — весь Кишинев об этом только и говорил.
— А ты сказал когда-то, что Кишинев только об этих ваших акциях протеста и думает, — лукаво подмигнул старик.
— Не лови меня на слове! — раздраженно отмахнулся Лоринков. — Лучше приведи своих людей в чувство. Как можно брать в заложники человека, который не совсем удачно положил кафель в ванной!
— Он не был заложник, — развел руками барон, — он обиделся на нас, намазал хлеб маслом и вареньем, а потом зашел в подвал и закрылся сам! Он просто расстроился из-за того, что сделал свою работу плохо.
— Надо же! — ехидно воскликнул Лоринков. — Какой мягкий, вежливый, тактичный и самодисциплинированный строитель вам попался! О, сама невинность! Воплощение! Образ! Только, чтобы бедолагу из вашего подвала вызволить, нам пришлось спецназ к вам посылать…
— Недоразумение, — поджал губы барон, — исключительно недоразумение.
Внезапно Лоринков зажмурился, после чего вновь широко раскрыл глаза. Во двор дома зашел конь неестественно стального цвета, с наростом на лбу, смахивавшим на рог…
— Единорог? — прошептал Лоринков, крепко держась руками за край стола.
— Может быть, — уклончиво ответил цыган, и видение пропало.
— Ладно, — вяло сказал уставший Лоринков, — не много ли мистики? Ведите меня к Рубрякову. Отпустим его сегодня ночью.
— Повезете в Кишинев? — спросил барон.
— Ни в коем случае. Вывезем куда-нибудь на дорогу, там и оставим. А дальше пускай пешком идет.
— Что ж, — сказал барон, — что ж… Странствие — лекарство от тоски. Пускай развеется.
Мужчины вновь вышли во двор. Бороду барона за его обладателем несли пажи. Под ногами шедших трескались орехи, скорлупа которых возвышалась по углам забора, переливаясь молдавскими сумерками, как золотистая чешуя рыб барона.
— Что это за рыбы у тебя, барон, — вспомнил Лоринков, — прямо дрессированные!
— Это не рыбы, — ответил старик, — разве ты видел рыб, выклевывающих крошки из бороды человека? Это птицы.
— В воде? В виде рыб? Ты сошел с ума?
— Ты видишь их рыбами, я вижу их птицами, а они, может, звери. А может, их вообще нет, или есть, но только призраки?