— Гм… Отец Игнатий, да отвлекитесь вы! А если близкий человек умрет у того, кто возложил на себя миссию спасения и сохранения христианской религии в стране, где у власти — исчадия ада, антихристы, атеисты, не верящие ни во что, но рядящиеся в тогу московского православия? И человеку этому нужно продолжать борьбу?
— Да брось ты, Юра, — улыбнулся отец Игнатий, учившийся с Рошкой на одном факультете журналистики, и бывший вместе с ним активистом комсомольской ячейки, — брось, мы ж не на митинге! Еврей с лопатой…Ха-ха, смешно! Кстати, как дела у твоего бат…
Тут до него дошло.
Быстро уползая из под опрокинутого толчком Юрия кресла, отец Игнатий еще надеялся, что убедит друга Юрку в том, что сохранит тайну, но, получив первый удар ногой в почку, понял, как ошибался. Тогда он попробовал завизжать, но воздуха в легких, уже отбитых при падении на пол, уже не было…
Согласно официальному заключению судебной медицинской экспертизы, отец Игнатий умер от сердечного приступа. По городу поползли слухи, что умер-то он от смеха, а книжку с анекдотами подсунули ему евреи. На утренней летучке, как раз перед рассмотрением дела священника из Унген, который трахнул собутыльника газовым пистолетом по голове, митрополит Молдавский Владимир призвал подчиненных не повторять ошибок конкурентов из Бессарабской митрополии.
Также он добавил, что евреи виноваты как всегда, но на сей раз виноваты особенно удачно.
Енот осторожно приподнялся на задние лапы и начал шарить передними лапками по двери курятника. Сейчас, в сумерках он был похож на подвыпившего гуляку, поздно вернувшегося домой, и который никак не может попасть ключом в замочную скважину. Только у енота ключа не было. Да и на курятнике — замка. Хозяева просто прикрутили дверь проволокой. Для енота размотать ее не представляло труда.
Если бы он умел думать, то даже порадовался тому, что попасть в курятник оказалось не так уж и легко. Еноту нравилось шарить своими цепкими лапами по двери. Нравилось слышать, как беспокойно кудахчут куры. Ему нравилась эта страна, и если б он мог говорить, то воскликнул бы:
— Боже! Благослови Молдавию!
Сюда, в лесочек у села Варница, у реки Прут, на север Молдавии, енот попал не так давно. Несколько лет назад в России начался эксперимент по разведению енотов в диких условиях. Животных стало больше, постепенно они расширили среду своего обитания, добравшись до Молдавии, где прежде енотов видели только в зоопарках.
Здесь, в селе, енота не видел никто. Местные жители только поражались тому, что куры пропадают все чаще, несмотря на то, что лисиц и волков в округе перебили лет десять назад.
Наконец, открыв дверь, енот скользнул в курятник и, нежно повертев голову первой попавшейся курицы своими артистическими пальцами, свернул птице шею. Подхватив тушку, енот потрусил к выходу.
Внезапно дверь захлопнулась, и из кучи куриного помета раздался грохот. Енот остановился, аккуратно лег на курицу, и умер вполне счастливым животным, которое так и не поняло, что его убили. В его непроницаемо черных глазах отражалось небо, сквозившее в щели курятника.
Сельчанин Василика, прятавшийся в помете, радостно подбежал к непонятному чудовищу, которое он все-таки подсторожил. Нет, такие ему раньше не попадались. Подняв курицу, Василика решил, что продаст ее завтра на базаре. Потом бросил тушку неизвестного зверька во двор и пошел в дом, порадовать жену.
Утром на зверька пришла посмотреть журналистка уездной газеты Лучия Бакалу. Она писала стихи про Румынию — мать, ела по утрам чеснок натощак, так она лечила язву желудка, — но тоже никогда не видела енота и даже не читала о нем. Лучия вообще не читала. Она говорила:
— А чего это я буду читать книги, неужели эти писатели умнее меня?
Глянув на полосатого зверька, Лучия признала, что и ее знания не безграничны, и побежала на почту, передавать срочное сообщение агентству «Дека-пресс», которое специализировалось на сельских сенсациях.
— Это же надо, — отложила в сторону очки редактор газеты «Новые времена». — Что в селах-то творится!
На следующий день в «Новых временах» вышла заметка…
Животное-мутант в Варнице.
Жители села Варница поймали неизвестное науке животное
Тридцатипятилетний Василика. Х., житель села Варница, некоторое время назад заметил, что число кур в его хозяйстве стремительно сокращается. Решив, что в его курятнике промышляет ласка или лиса, Василика установил на двери капкан и спрятался в курятнике с ружьем. Подсторожив зверя, крестьянин застрелил его. Оказалось, что животное, таскавшее кур у мужчины, неизвестно науке! Ученые в раздумьях. Мы будем информировать вас о дальнейшем ходе событий …
— Я есть все. Голова моя покоится в небесах, и волосы мои осыпаны звездным тальком. Мой разум — вся вселенная, и все, что в ней есть — я сам и мой разум… Я есть все. Голова моя…
Журналист, бормотавший это, валялся на паркетном полу президентского кабинета. Он был еще в состоянии придерживать на груди бутылку коньяка «Тирас», и потому опасно заблуждался относительно своей, якобы, малой степени опьянения.
В углу кабинета испуганно всхрапывал чистокровный жеребец с повязанными ногами. Некоторое время одним глазом конь опасливо косился на лежащего человека, другим — на распахнутое окно, откуда раздавались крики «Долой коммунистов!» и «Не хотим президента-большевика!».
Долго так продолжаться не могло, и потому конь прикрыл глаза, всем своим видом говоря: «Ах, оставьте меня в покое, странные, сумасшедшие люди». При последнем, особо громком лозунге, журналист приподнялся на локте, и невнятно заговорил:
— Вот-вот! Я тоже не хочу президента большевика. И меньшевика. Я вообще президента не хочу, потому что он мужчина. Вот если бы президент был роскошной женщиной, а, коняга? Если бы… Впрочем, тебе не понять, ты, конь македонский. Если б я имел коня, это был бы номер… Если б конь… Эх, миляга, дай я тебя обниму и расцелую!..
Тут журналист, в противоречие высказанному намерению, обессилено упал, но успел каким-то образом присосаться к бутылке и потянуть еще коньяку. Это явно придало ему сил, отчего он вновь забормотал:
— Я есть все. Голова моя покоится в небесах, рука моя — Гималайский хребет, а другая рука — Альпийский хребет. Впрочем, господа, как рука может быть хребтом? Никоим образом. В детстве я любил географию, и старенький седой учитель всегда отличал меня перед классом. Он уже умер, увы. Вы бывали на его могилке? Там очень мило, и поют птички…Так бывали?
Конь не отвечал.
— Это еще что такое? — сдерживая ярость, спросил вошедший в кабинет президент у семенящего сзади помощника.
— Ваше высокопревосходительство, конь — подарок горожан Чадыр-Лунги к годичному юбилею вашего правления. Серая кучка рядом с ним — навоз.
— Коня привез из командировки, — помощник неодобрительно посмотрел на посапывающего уже журналиста, — господин Лоринков. В дороге он с шофером напился, и привез коня на крыше лимузина.
Президент махнул рукой, и, перешагнув журналиста, уселся за стол. Там лежали письма в поддержку руководства страны и с осуждением митингов оппозиции. Письма были: от цыганского барона, митрополита Молдавии, гагаузского башкана,[6] многочисленных союзов рабочих и крестьян, деятелей культуры и искусства. Президент уже ласково взглянул на журналиста и умиленно прошептал:
— Понятно, отчего он так устал…
— Как вы прошли к столу? — неожиданно трезво и зло спросил его Лоринков и хлебнул.
— Переступил через вас, — недоуменно виновато сказал президент. — Вы уж простите, но иначе никак нельзя было. Поверьте, я никоим образом не хотел данным поступком как-либо унизить вас либо поставить в неловкое поло…
— Да какая, на хрен, разница?! — перебил его журналист. — Я же теперь не вырасту!!!
— Все, что я сделал по вашему приказанию, — ерунда, — сказал журналист, прихлебывавший кофе.
Президент внимал. Коня уже увели.
— Во-первых, — продолжал журналист, — письма эти нам ничего не дадут. Во-вторых, все эти бароны, башканы, главы местных администраций и прочие мудаки согласились подписать письма лишь под большим нажимом. При малейшей возможности они от вас откажутся. Приходилось давить. Префекта оргеевского уезда удалось уломать на третьем часу беседы. И знаете, как? Он обязал руководителей всех предприятий уезда купить ваши портреты, запретил производить ваши портреты всем фотоателье, кроме одного, и назначил на должность директора этого самого ателье свою жену. Впрочем, неважно. По сравнению с префектом Кожушны, чья жена занималась йогой на заднем крыльце дома, в чем мать родила, это еще цветочки. Им все равно. Когда грызутся две большие собаки, маленькие псы ждут, когда дерущиеся обессилят, а потом отбирают у них кость. Наконец, самая важная причина, по которой я знаю, что мы заняты ерундой. Народ вас действительно поддерживает. Действительно он за вас и действительно против Рошки. Если выборы состоятся сейчас, ваша партия ветеранов с пылью в ушах и шумами в сердце получила бы девяносто процентов голосов, а не шестьдесят, как зимой.
— Действительно за меня, — прошептал президент, и погладил календарик с картой Молдавии, — о, мой народ…
— Прекратите заниматься фетишизмом, — резко оборвал его журналист, — прекратите! В том-то и суть! Матерь божья! Я, журналист, был занят сбором доказательств того, что действительно есть на самом деле! Улавливаете?! Этому меня ни на журфаке, ни в газете не учили. Вот собирать доказательства того, чего нет, да так, чтобы все поверили, что оно есть, — всегда рад! Доказывать же людям истину — профанация моей профессии!
— Что же нам делать? — спросил президент.
С каждой минутой он верил своему советнику все больше и больше.
— Сейчас мы это обсудим. План у меня уже есть, — резко сказал журналист. — А теперь скажите, может ли вы хоть что-то реально сделать?!
— Да, конечно, — пролепетал президент, — с удовольствием.
— Хорошо, — Лоринков набрал номер, и протянул трубку. — Это мой деканат. Отмажьте меня от лекции по радиоделу.
— Что делать, вождь? — у помоста, откуда выступал Юрий, стоял взволнованный член молодежного крыла ХДНП (про себя Юрий называл их демократическими пиписьками).