А дальше события разворачиваются с ошеломляющей скоростью. В учительской находят следы поджога и чей-то целенький, почти не обгоревший мобильный телефон. Довольно быстро устанавливают, чей — ученика выпускного класса нашей школы Данила Зимина.
Это шок! Я живу как во сне все последующие дни, потому что не верю, что Данил способен на такое. Хочу пойти в блоки и поговорить с ним, но узнаю, что его уже забрали прямо оттуда. И теперь Данил находится в следственном изоляторе полиции. Более того, останется там вплоть до выяснения всех обстоятельств дела.
Я как раз веду урок в одном из классов, когда мне звонит дядя Ваня. Ввиду чрезвычайных обстоятельств недавних событий, отвечаю ему прямо посреди урока. Извинившись перед своими пятиклашками, выхожу за дверь.
— Да, дядь Вань?
— Антонина, привет, — слышу по тону, что он сердит и озадачен, — а ну-ка дуй ко мне сразу после работы.
— А что случилось, дядь Вань?! Здравствуйте.
— Что-что! Ничего хорошего, — ворчит, — ты все равно нужна майору Сидорову, так что приходи. Расскажем.
Кладет трубку. Его звонок, кажется, не предвещает ничего хорошего. Со вздохом, я возвращаюсь в класс. Майор Сидоров — тот самый следователь, которые ведёт дело о поджоге в школе. Формально дядя Ваня не имеет, конечно, к этому делу никакого отношения, но в нашем маленьком городке оно уже приобрело такой резонанс, что абсолютно все сотрудники полиции в курсе. О поджоге написали даже в местной газете.
Дядя Ваня в курсе больше остальных в связи с тем, что теперь и я там тоже задействована, так или иначе. Сразу же после уроков мчусь в городское отделение полиции.
— Валерий Геннадьевич тебе всех карт, естественно, не сдаст, но это сделаю я, — грустно усмехается мой дядя. Давненько же я не видела его таким серьезным, — нарушу, так сказать! Потому что в вашем школьном деле вскрылись новые обстоятельства.
— Какие? Не томите, дядь Вань, — нервничаю. Мы секретничаем с ним в кабинете только вдвоём. Ещё один занимаемый здесь сотрудником стол пока пуст — человек в командировке. Но разговариваем тихо, как будто нас тут могут подслушать.
— Нашли-то телефончик Зимина аккурат под металлическим сейфом, так чтоб наверняка не сгорел! Кто-то прямо постарался его туда подальше засунуть. Так телефоны случайно не теряют, Тонечка. И вот тебе свежая рабочая версия — Зимина кто-то очень хочет подставить. Вопрос, кто? И с какой целью?
Пытливо смотрит на меня, а затем с улыбкой продолжает:
— Тебя я, племяшка, знаю, потому уверен, что не ты! Хотя, должен сказать, слухи у вас в интернате уже огого какие на этот счёт ходят.
— Да в смысле?! — опешиваю.
— В коромысле! Кое-кто из твоих коллег уже дал показания, что у вас с Зиминым были своеобразные отношения и, возможно, конфликт. Давний. Якобы именно ты могла спровоцировать его на хулиганские действия! Он у них и без того, мягко говоря, не пай-мальчик, но его выходка могла иметь целью как-то заслужить твое внимание. И в учительской его накануне видели. А ну-ка, скажи — был у вас конфликт? Или роман?!
— Нет, нет, — я пугаюсь от его предположений, — и вообще, то, что Данил не виноват, я уверена. Ну, подкатывал он ко мне, дядь Вань, было, да! Грубоватый, странный мальчик — тоже да, но детдом есть детдом, сами понимаете. Откуда им там нежными быть? Но я не думаю, что он заходил в учительскую, чтобы устроить поджог. Мы с ним в тот день там поговорили и вышли, завуч еще оставалась…
— Значит, этот детдомовский приставал к тебе, и ты молчала?! — свирепеет он, — почему сразу не сказала мне? Я бы на него управу нашел. Ты знаешь, по какой статье он у нас на учете?
— Да знаю я все! Ну, дядь Вань, — с досадой перебиваю, — нормальный он пацан. Поверьте. Я ж тоже не дура какая-нибудь… Просто влюбился, увлекся, ерунда, пройдет! У подростков такое бывает.
— Как у тебя все просто! — заключает он.
— И не виноват он по той статье, мне тетя Маша из детской комнаты милиции говорила. Вина не доказана.
— Там не виноват, тут не виноват, — дядя Ваня раздражается, — ты откуда так хорошо его знаешь, Антонина?! Может, и сама влюбилась?
— Ну, вы как скажете, — я слегка краснею от его предположения, и складываю руки на груди в молитвенном жесте, — выключите следователя, пожалуйста. Что дальше?
— Я-то выключу, зато Сидоров включит! — хмыкает, — и устроит вам обоим по полной! Ладно. Дальше. Телефон обгорел, но не так, как рассчитывал злоумышленник.
— Что значит не так?
— А возможность «снять пальчики» с него осталась! Будет теперь Сидоров дактилоскопию вам устраивать. Снимет отпечатки пальцев у всех учителей и учеников постарше начальных классов, пока не установит, чьи там ещё есть, кроме Зимина. Теперь ясно?
— Ясно, — киваю.
И радуюсь. Сказанное им означает, что я не ошиблась и Данька Зимин невиновен! За подобное он бы точно угодил в колонию для несовершеннолетних преступников. А уж там, я уверена, нет ни малейшей возможности заниматься музыкой, и это не говоря уже обо всех прочих «прелестях» пребывания в колонии.
Дядя Ваня замечает выражение счастья на моем лице, и оно ему явно не нравится.
— Теперь тебе, Тонечка, к Сидорову, в десятый кабинет. Сдашь там пальчики…
Я уже с готовностью подрываюсь с места, как вдруг его служебный телефон звонит. Он поднимает трубку, коротко разговаривает с кем-то. Хмурится.
— А вы мне, кстати, свидание в СИЗО с ним устроить сможете? — довольная, интересуюсь, когда он кладет трубку.
— Зимин сбежал из СИЗО! — сообщает дядя Ваня отрывисто, — это очень плохо, Тоня.
Повисает недолгое молчание. Я, мягко сказать, ошарашена.
— Он как будто сам расписался этим побегом в том, что виноват, — добавляет дядя Ваня, — идиот! Своими руками судьбу себе ломает.
Опять недолго молчим.
— Ты это, знаешь что, Тонь… Верни его в СИЗО, если сможешь.
— Ого. Но как?! — я снова сажусь на стул перед ним.
— После колонии среди малолетних ублюдков мало кто потом поднимается, — разъясняет он жёстко, — я уже наслышан немного о том, что парень талантливый. И ты говоришь, хороший. Будет жаль! Есть у тебя его контакты? Где он может быть? Подумай.
— Я не знаю, — отвечаю ему почти в отчаянии, — у нас с ним, правда, нет никакого романа! И контактов. Мне просто жаль его, по-человечески. Но я готова, я хочу помочь! Вот только как?
— Подумай, куда он мог сбежать. Спроси у близких друзей мальчика! Вряд ли у него есть много вариантов. Если найдётся телефон или адрес — позвони или съезди, хочешь, я с тобой?
— Нет, что вы! С вами он не будет разговаривать. Я ж его немножко знаю, мой ведь ученик. Хмм… если бы вы только видели, какие ему места и премии дают в интернет-пространстве, вы бы удивились! Из него, правда, может получиться самая настоящая звезда в будущем.
— Если у него есть это будущее. Ну, пробуй тогда сама! Убеди вернуться добровольно. Если он вернется сегодня до ночи — попробуем уговорить начальство, чтобы закрыли глаза на побег, и даже документально аннулируем…
— Поняла! — снова вскакиваю, — сделаю все возможное.
— Ты скажи, что его не считают виноватым.
— Скажу! Спасибо, дядь Вань…
— Антонина, стой, — строго окликает, когда я уже хватаюсь за ручку двери, — все сказанное строго между нами. И к Сидорову сначала зайди!