Не так уж сильно опоздав на работу, я провожу запланированные сегодняшним расписанием уроки и собираюсь на факультатив. За дополнительные занятия с ребятами мне государство, увы, не платит, да и желающих их посетить, обычно ничтожно мало.
Направляюсь в учительскую за учебными методичками. За столом у окна сидит Лариса Тимуровна, что-то недовольно черкая в ученических тетрадях красной ручкой. С ней мне даже не хочется здороваться. Ещё здесь присутствуют Татьяна Ивановна и физрук. Не глядя на Кобылянскую, я подхожу к книжным шкафам, где хранится весь учебный материал.
— Тонечка, большая группа факультатива на сегодня? — озабоченно интересуется завуч.
— Восемь человек, — отвечаю почти с гордостью. Учитывая добровольность мероприятия, это много. Сегодня будем заниматься с ними русской литературой. Я очень стараюсь преподавать как можно более занимательно. Некоторые произведения, такие как «Война и мир» Льва Толстого, особого энтузиазма, понятно, не вызывают, но я не против изучения только их краткого содержания, без детальной прорисовки и анализа персонажей и сюжета. Зато всегда останавливаюсь подробнее, чем нужно, на тех произведениях, которые для ребят по-настоящему интересны.
— Хорошо. А я вот планирую, Тонечка, сделать факультативы два раза в неделю обязательными для всех, начиная с девятого класса, — сообщает мне Татьяна Ивановна, как тут, из своего угла, в наш диалог злобно вклинивается биологичка:
— Это если только у Антонины Сергеевны найдётся время!
— А почему ж не найдётся? — удивляется завуч.
— Потому что, например, вчера она весь вечер по квартирам бегала, Зимина искала, — сообщает Кобылянская со змеиной улыбочкой, — нашла, уговорила в СИЗО вернуться! Молодец.
— А вы откуда знаете?! — резко ее перебиваю.
— Сорока на хвосте принесла, — бросает она мне высокомерно после драматично выдержанной паузы. Возвращается к своим тетрадкам. Потом добавляет, — но все, что ни делается, к лучшему! По этому уголовнику малолетнему давно уже тюрьма плачет…
Ругнувшись про себя, я натыкаюсь на вмиг похолодевший взгляд Татьяны Ивановны:
— Это правда, Антонина Сергеевна?
Беспомощная в своём нежелании врать и на этот раз, утвердительно киваю:
— Да.
— Я слышала, что он сбежал и оттуда, но вам-то что?! Какие отношения вас связывают?
Невольно смотрю на вновь увлекшуюся тетрадями Кобылянскую. Мне неприятен подобный разговор в ее присутствии.
— Потому что Зимин мой ученик, — отвечаю завучу ровно, — а мой дядя работает в полиции. Это он попросил моего содействия и, поверьте, я вернула Зимина вовремя — никаких серьёзных последствий его побег иметь не будет! А таким проступком он мог бы поломать себе всю дальнейшую жизнь, вы знаете это не хуже меня, если бы его перевели в колонию. И по квартирам я не ходила. В милиции подсказали адрес, туда-то я и зашла!
Взгляд завуча невольно смягчается, Лариса Тимуровна же громко хмыкает из своего угла. И только завуч начинает что-то говорить мне, как в дверь учительской тактично стучат. К нам заглядывает майор Сидоров с ещё одним оперуполномоченным, фамилии которого я не знаю.
Они здороваются и представляются по всей форме. Сообщают Кобылянской о предъявленном ей подозрении, и задерживают для проведения допроса в отделении полиции.
Она, равно как и Татьяна Ивановна, впадает в шок от этой новости. Я же просто наблюдаю за тем, как крысу-Ларису уводят, и даже испытываю нечто вроде удовлетворения. Не понимаю, зачем она выкинула подобное, но уж теперь правоохранители должны докопаться до правды!
Завуч тут же пристает ко мне с осторожными расспросами, но я «не колюсь», выражаясь лексиконом дяди. Быстренько провожу факультативное занятие и еду в СИЗО.
Там, первым делом, иду в кабинет дяди Вани. Он кивает мне на маленький приставной столик у своего рабочего стола и тут же, не спрашивая, заваривает крепкий чай.
— Итак, Антонина, — ставит передо мной дымящуюся кружку, двигает сахарницу. Устало плюхается в свое скрипящее офисное кресло, — на дежурстве еще пришлось задержаться. Кобылянская-то ваша, оказывается, давно состоит на учёте в психдиспансере!
Вот так новости. Я даже, кажется, открываю рот от удивления:
— Ого. Ничего себе!
— Да. Не буйнопомешанная, конечно, но с проблемами. И, разумеется, скрыла сей факт при приёме на работу! Но, это еще не самое страшное.
А что же самое?! Тянусь озябшими ладонями к раскалённо-горячей чашке и замираю в ожидании продолжения. Дядя Ваня тоже делает глоток, снимает очки для работы за компьютером и потирает ноющую переносицу.
— Раскололась она быстро. Уже установлено, что телефон Зимина выкрал его одноклассник Егор Тяпилин, с которым она состоит в интимных отношениях. Его пальчики там тоже «присутствуют»…
— В интимных? — зачем-то растерянно уточняю.
— Именно. Что ты хочешь, ненормальная баба со справкой из дурки! Берут туда, кого попало на работу. К Зимину твоему она, судя по всему, тоже приставала. Надеюсь, безуспешно.
Я в который раз откладываю ложечку, забыв набрать сахару.
— Блин, что жизнь у этого Зимина, — яростно шепчу, испытывая самое искреннее возмущение, — мало того, что детдомовские, в морозы без шапок ходят… так еще учителя у них такие! Зарплата небольшая, ученики специфические — вот и берут, как вы говорите, кого попало. Меня даже без опыта работы взяли.
— Ты права, — он вздыхает, — тоже сочувствую ему, но малый сильно на тебе зациклен, Тонечка! Я сам говорил с ним. Нехорошо все это. Как бы чего не вышло…
— Да что он вам сказал?! Неужели про свадьбу?
— Нет, — дядя Ваня улыбается.
— Зачем вы вообще с ним говорили?
— А что, нельзя? — он в притворном удивлении вскидывает брови, — считай, стало интересно. Спросил, какие отношения вас связывают.
— И что? — на миг почему-то даже дыхание перехватывает.
— Сказал коротко, по-мужски! Я ее люблю, — дядя Ваня смеется, — давно я такой романтики не встречал. Не жалко тебе его, Тонь?
Это, и вправду, так трогательно, что мои губы, помимо воли, расплываются в улыбке:
— Жалко. А как же то, что я младенец против него, а, дядь Вань?! Или неужели думаете, что, в самом деле, любит?
— Откуда мне знать! А поджигатель кто, тебе уже совсем не интересно? — меняет он риторику разговора.
— Вообще-то очень интересно! Не Кобылянская?
— Тяпилин. Он-то и уговорил свою ненормальную учительницу-совратительницу помочь с этим. Принес ей телефон, зажигалку, взрывпакеты…
— Ну а мотив?!
— Мотив обыкновенный, Тонечка. Зависть! И низость. Тяпилин этот в своей маленькой никчёмной жизни ничего не умеет, не знает, зато с Зиминым в Москву собрался. За компанию, так сказать. А Зимин возьми да откажи ему! Ну, Тяпилина, видишь, жаба задушила. И попались они с Кобылянской аккурат на камеру! В одной из припаркованных под школой машин, у сотрудника Гороно в салоне был в тот день работающий видеорегистратор. На записи хорошо видно, как Тяпилин через окно передаёт Кобылянской телефон и взрывпакеты в учительскую.
— Офигеть, — не могу сдержать эмоций, — а где они сейчас оба?!
— Она в психдиспансере, где и положено. Завтра будет принудительно проходить медкомиссию на предмет дееспособности! На ней же теперь не только поджог, а еще и развратные действия в отношении несовершеннолетнего.
— А Тяпилин?
— Тяпилин уже в СИЗО. Я похлопотал там, чтобы они с Зиминым нигде не пересеклись. А то так и до драки недалеко, или ещё до каких проблем! Расскажи все Данилу сама — майору Сидорову сейчас как-то не до пацана совсем.
— Хорошо. Спасибо, дядь Вань! — горячо благодарю его, — без вас, я даже и не знаю, что было бы… Как он здесь вообще?
— Нормально. Понятно, что не курорт! Хотя ему не привыкать. Телефон забрали — был недоволен, но отдал спокойно. Вот откуда у этих детдомовцев телефоны мобильные, скажи?
— Ну, так сейчас время такое, без телефонов никуда, — пожимаю я плечами в ответ, — Данил не воровал точно, у него вроде есть какой-то стабильный доход в сфере музыки.
— Вроде, но не воровал точно! — ворчит дядя Ваня, — ты там давай особо не проникайся чувствами от жалости к нему, хорошо?
— Вот что-то, а жалости я не чувствую, — отвечаю честно, — наоборот! Сочувствие да, а еще, может быть, чисто человеческую симпатию и уважение…
— Да что ж такое, Тоня, — грубовато перебивает он, — забыла, о чем мы с тобой говорили накануне?! Такой даже если влюбился, так же быстро разлюбит. Заруби себе это на носу.
Но я не обижаюсь на него за этот «холодный душ». Возможно, как раз именно он мне и нужен.
Дядя Ваня снова улыбается, вставая со своего скрипучего кресла:
— Ну что, пойдём к твоему любезному? Я провожу.
Не стесняйтесь дарить звезды и комментировать, автору будет очень приятно;)…