Сердце заколотилось.
Приближались шаги, гремя по полу коридора, маленькая заминка, потом повернулась ручка двери, и вошел человек в штатском; если бы не кавалерийские сапоги да орденские колодки на лацкане пиджака, вошедшего можно было бы принять за озабоченного канцеляриста. Это был Башке, заместитель и тень Каутце, обычно его видели в фюзеляжном следующим по пятам за своим здоровенным начальником и прозвали Мертвяком. Прозвище было меткое, вид у него на самом деле похоронный: болезненно-бледная рябая физиономия производила впечатление смертельной усталости, провалившиеся глаза глядели на мир с флегматичным, даже почти благодушным безразличием, и страшного в них ничего не было. Ни о каких исключительных жестокостях его не было слышно, он всегда прятался за спину своего рыкающего шефа; он был на вторых ролях, пунктуальный исполнитель распоряжений, тип полицейского чиновника, которому привычнее корпеть над бумагами, чем работать с преступниками; он заметно припадал на правую ногу, видимо, ранение на фронте обеспечило ему желанную возможность устроиться в тылу. Мертвяк...
Он посматривал на Гонзу, но в глазах его не было ни злобы, ни враждебной предвзятости.
- Вот и вы! - Он кашлянул в кулак и указал на стул. - Что же не садитесь? У нас целая ночь впереди, и вам надо сохранить свежую голову.
По-чешски он говорил почти безупречно - был, видимо, из судетских немцев; голос звучал с сухой учтивостью чиновника.
Гонза сел, но решил по-прежнему быть начеку.
Долгое время ничего не происходило. Башке рылся в карманах, потом стал отпирать ключом ящик стола. Он перебирал бумаги, с головой уйдя в это занятие; можно было подумать, что он забыл о посетителе. Наконец он нашел, что искал, небольшую стопку розовой бумаги, вздохнул с облегчением и положил ее на середину стола, закрыв надпись на верхнем листе пресс-бюваром. Зажег лампу. Надень он еще саржевые нарукавники, сходство с канцеляристом было бы полное. Но этого не случилось. Он долго тер кулаками усталые глаза и страдальчески вздыхал, потом устремил на гостя скорбный взгляд.
- Вам страшно?
Вопрос был неожиданный, но не смутил Гонзу - он выдержал взгляд Мертвяка, не дрогнув.
- А мне нечего бояться.
Мертвяк на секунду замер, заинтересованный, но и только. Слабо улыбнулся.
- Что-то не верится. У нас обычно боятся, даже те, кто вовсе ничего не сделал. Право. Видимо, в этой стране чистая совесть - явление редкое.
К чему эти дурацкие подходы? Гонза ждал, что он сразу пойдет в атаку, и принудил себя к спокойной сосредоточенности, но не дождался. Это было не только странно, но и подозрительно. Вместо грубого допроса старание завязать интимный дружеский разговор; Башке своим усыпляющим голосом расспрашивал о самых невинных пустяках. Какой может быть для него интерес в том, есть, ли у Гонзы, родители? Есть только мать, работает на железной дороге. Башке сочувственно кивнул, вспомнил даже свою мать, которая, бедная, погибла во время налета на Эссен. Не надо было посылать ее к брату, тогда она, наверно бы, осталась в живых. Сами знаете, мать никто не заменит, прибавил он с умилением.
Посмотрел на наручные часы.
- Только час!.. Тут жарко, как по-вашему? Не дожидаясь ответа, стал спрашивать Гонзу о его занятиях, о том, что он собирается делать после войны.
- Вы двадцать четвертого года рождения? Этот возраст пострадал больше всех... Я понимаю, поденщина здесь вас не прельщает, но тотальный призыв только вынужденная временная мера. Если б вы жили по ту сторону, скажем, в России, либо еще где, вряд ли вам пришлось бы теперь учиться. Скорей всего валялись бы где-нибудь в грязи на фронтах. Вы не знаете, что это такое, мой милый! - Он выразительным жестом указал на свою правую ногу. - Память о Смоленске... Вам несравненно лучше, вы, в сущности, даже не испытали, что такое война. Вот наши парни - те испытали, а есть среди них даже моложе вас. Война для всех - зло, поверьте мне! Взять, к примеру, хоть нас с вами: два обыкновенных человека. Встреться мы при других обстоятельствах, какая между нами могла бы быть вражда? А война посадила нас за противоположные концы стола. Страшная, тотальная война. - Он печально поник головой. - Что вы о ней думаете? Ничего? Маловато.
Не жди, на такой крючок не попадусь. Да ты и не настолько наивен, чтоб на это рассчитывать. И вызвал ты меня сюда не для дружеской беседы. Вопросы были все глупее, Гонза отвечал сухо и коротко.
- У вас есть девушка? Здешняя, с завода? Если хорошенькая, - Башке ощерил, зубы в желтой улыбке, - я, конечно, ее заметил. Хотя у нас тут довольно много хорошеньких девушек. И даже... гм... гм... артисток из бара. Можно бы составить очень приличную эстрадную программу, как вы думаете? Жалко, нет времени.
Наконец он стал расспрашивать о том, как кормят в заводской столовке, и, когда Гонза с отчаянной дерзостью обругал кормежку, он несколько раз меланхолично кивнул головой и, казалось, искренне возмутился.
- Там, видимо, здорово крадут, как и всюду на заводе. Иногда мне кажется, что тут работают пятнадцать тысяч воров. Чего только не крадут...
Он замолчал и снова долго тер глаза. Ну, начинай, Мертвяк, чтоб уж было ясно, чтоб я знал, в чем дело! Не тяни!
Вместо этого Башке сделал невероятное предложение: сыграть в шахматы. Не ослышался ли Гонза? Нет.
- Ночь длинная, у нас пропасть времени. Может, до самого конца войны.
И, не дожидаясь согласия, он вытащил из ящика стола коробку с облупленными фигурами и начал тщательно расставлять их на шахматной доске, которую разложил под лампой. Розовую стопку бумаг он отодвинул в сторону, но пресс-бювара не снял. Сел поглубже на стуле и обхватил пальцами свой бледный лоб. Гонза с отвращением заметил, как на висках под кожей у него вздрагивают голубые жилки.
- Начинайте! Вам, как гостю, белые...
Как там ребята? Как она? Мелихар? Бог знает что думают, а я тут бессмысленно передвигаю фигурки. Идиотский сон. Гонза заставил себя смотреть на доску, но мысли были далеко; он никогда не отличался особым искусством в этой игре, но тут допускал совсем уж любительские ошибки. Будь здесь Павел, тот бы тебе врезал, Мертвяк... Время течет лениво. Может, обтекает меня?
- Неважные ваши дела, - послышался бесцветный голос с той стороны стола.
Внутри все сжалось от холода, Гонза поднял глаза и увидел слабо улыбающуюся физиономию. Ничего. Мертвяк постучал по доске согнутым пальцем.
- Берегите слона. Так нельзя, открываете королеву...
После нескольких ходов Гонза оказался в совершенно безнадежном положении, понял это и посмотрел испытующе на своего мучителя. В каком кармане у него револьвер? Башке делал вид, будто поглощен борьбой на доске, казалось, он играл с наслаждением, качал головой по поводу каждого хода Гонзы и осуждающе шипел:
- Туда нельзя, Mensch! Глупый ход...
Тут послышался какой-то непонятный крик, он проникал сквозь деревянные стены, переплетались два голоса, один угрожающий, другой приглушенный; Башке только беспокойно тряхнул головой.
- Не обращайте внимания. Это к вам не относится... Сами понимаете: допрос!
Опять крик и грохот, от которого мурашки по спине забегали. Вскочить, ударить? На окнах решетки. Погляди какой: притворяется, будто заинтересован шахматами, норовит довести до безумия. Это игра кошки с мышью, видно, хочет сперва расшатать мне нервы...
- Ну вот, - постучал Башке пальцем по доске. - Вот и мат. Плохо играете. Жаль. Вам надо бы потренироваться, научиться правильно комбинировать и сосредоточиваться, может пригодиться.
Он с разочарованным видом смешал фигуры, встал из-за стола, без всяких объяснений вышел вон и повернул ключ в замке.
Гонза остался один, жара была невыносимая, в желудке урчало от голода. Время тянулось невероятно. Спокойно, держаться, сосредоточиться! Наши, наверное, успели все спрятать... Он расстегнул ворот рубашки, вытянул затекшие ноги. Внимание его опять привлекла розовая стопка, она так и притягивала взгляд. Надпись. Стоит только приподняться - и все станет ясным. Одно быстрое движение... тело уже напряглось, собралось, еще раз окинуть взглядом деревянные стены, вождь из мелких на портрете наблюдает за ним противными глазами... Нет! Прозрачная уловка! А если стены здесь имеют глаза, если он точно заметил положение пачки? Как бы не налететь! Ничего не знаю, не помню!
Господи, который же час?
Вдруг дверь настежь, на пороге - Башке, впился в него взглядом. Тот же Башке - и не тот. Движения его стали быстрей, беглым взглядом он удостоверился: пачка не сдвинута.
- Вижу, вы сдержали свое любопытство, - заметил он. Сел тощим задом на угол стола, против Гонзы, одной ногой уперся в пол, другой стал покачивать в воздухе. - А жаль. Не люблю лишних объяснений.
Мертвенные глаза с вдумчивой пристальностью уставились в лицо гостя, следя за его выражением. Кончилось тем, что Башке устало вздохнул, вынул из кармана портсигар и раскрыл его перед носом Гонзы.
- Кyрите?
Вопросительный взгляд, Гонза чуть поколебался, но жажда успокоительного дыма была так велика, что он протянул руку.
Не тут-то было! Портсигар захлопнулся перед его носом, и будто робкое движение арестанта было сигналом к атаке - левый кулак Башке молниеносно и мастерским ударом - боксеры называют это левый крюк - поразил Гонзу в нижнюю челюсть. Внезапный сокрушительный удар сбросил Гонзу на пол, опрокинув вместе с ним стул, но не вышибив полностью сознания.
- Наглец! - услышал Гонза. - Спятил? Не знаешь, почему ты здесь? «Не знаю», да? Не знаешь? Не знаешь? Опять не знаешь? - С каждым словом голос его повышался, пока не перешел в смешной визг. - Мерзавец! Курить захотелось! Я тебе вправлю мозги!
Если Мертвяк рассчитывал на внезапность, то снова ошибся: вместо расслабления и покорного страха в Гонзе проснулись ярость и жалость к себе. Он остался на полу, первое время не чувствуя боли, а только тупое сотрясение, сопровождаемое каким-то жужжанием в голове - такое ощущение бывает, если прислонишь ухо к телеграфному столбу.
Словно излив в этом ударе всю скопившуюся ненависть. Башке соскочил со стола и пнул Гонзу носком сапога.
- Не валяйся, как потаскуха. Встань, слышишь? Сесть!
Уже сидя на стуле. Гонза обратил внимание, что Башке по дороге к столу удовлетворенно улыбается.