Двери концертного зала открылись и на морозном воздухе появилась фигура человека. Макс наблюдал, как она приближалась к нему, всей кожей ощущая, как безвозвратно уходит момент наслаждения тишиной и покоем.
— Сигаретки не найдется? — спросил незнакомец.
После непродолжительных размышлений Макс, молча, протянул ему раскрытую пачку. Тот внимательно посмотрел на неё.
— "Reemtsma"? Никогда не пробовал.
В ответ на это Макс лишь вздохнул. Он не знал, кто это такой и чего ему нужно, но ему здесь не найти дешевого французского или американского хлама, типа "Gauloises" или "Marlboro". За последние пару месяцев даже выбор марки сигарет стал показателем политических пристрастий.
— Благодарю, сэр.
Макс был человеком в возрасте и, как многие в его годы, не любил, когда его беспокоили. Он не любил толпу, длинные речи, прокуренные концертные залы. Болтать он тоже не любил. Он уже собирался что-нибудь сказать, как из зала раздались бурные аплодисменты, шум и крики. Макс открыл рот и замер. Всё равно, для разговора сегодня слишком холодно. Он лишь однажды бывал в Стокгольме зимой и после того случая, навсегда зарекся приезжать вновь. Но Нобелевскому комитету он отказать не мог, к тому же, Ада давно мечтала побывать в Скандинавии. И вот он стоит здесь, на холоде, рядом с человеком, который не знает, что бывают немецкие сигареты.
— Полагаю, Ферми Энрико Ферми (1901–1954) — итальянский физик. Лауреат Нобелевской премии по физике за 1938 год. уже закончил речь. Вы же знакомы с лауреатом, так ведь? Я слышал, вы друзья, — произнес мужчина.
— Я вас знаю?
— Нет, мы не встречались.
Макс фыркнул. Нужно было остаться внутри, но старые привычки трудно изжить. Когда ему было семь лет, он и пяти минут не мог усидеть на месте, и ничего не изменилось, когда он подобрался к семидесяти.
— Чего вам нужно?
Человек выступил из тени и Макс, внезапно, успокоился. Во взгляде этого человека было нечто такое, что заставляло думать, что он что-то просчитывает, что-то знает. И когда одетая в перчатку рука мужчины указала на парковку, он подчинился и посмотрел туда. По парковке шли двое и тихо переговаривались. Они прошли мимо и исчезли в вечернем тумане.
— У вас есть девять минут.
— Простите?
— Эти двое в пальто выследили вас. Они считают, что остались незамеченными, но если знать, куда смотреть, упустить их невозможно.
Макс уронил тлеющий окурок на землю.
— Что значит "девять минут"?
— Они уже доложили своему руководителю, что вы здесь, на церемонии награждения, и совершенно четко опознаны. Возможно, ему также доложили, что вы уже долго стоите здесь, снаружи.
Макс хотел засмеяться, но смог выдавить лишь кашель. Если это и шутка, то несмешная.
— Кто вы?
— Кто я — неважно. Но если хотите, можете звать меня Мэтью. И, боюсь, всё это не шутки. Эти двое из Гестапо и если вы не будете слушать меня очень внимательно, они вас убьют, — он замер. — Осталось 8,5 минут.
— Откуда вы знаете?
— Их руководитель находится в парке через улицу. До него идти пять минут и, полагаю, ещё меньше на обратный путь.
— Нет… в смысле… откуда вы знаете меня?
Мэтью нетерпеливо потряс головой.
— О, господи. Вы — Макс Фельдт. 68 лет. Уже 40 лет женаты на Аде Фельдт, урожденной Сокольтски. Вы познакомились на университетской лужайке в Познани в 1897 году. Она домохозяйка. Вы физик. Издали 13 монографий, 2 книги и, несмотря на недавний выход на пенсию, продолжаете преподавать. Сегодняшний лауреат — ваш близкий друг, но во всем мире вас знают, благодаря вашим словам о том, что, впервые в истории, новые научные открытия ведут, скорее, к новым страданиям, нежели к спасению. И, — добавил мужчина. — У нас с вами есть общий друг. Тот, который дважды в день посещает залив Мёнкеберг Залив Мёнкеберг — бухта в порту города Гамбурга., - он поднял вверх руки, как бы говоря: "Ну, что, довольны?"
— Вы… вы уверены?
— Те люди вернутся. Они молоды и вооружены. Тот, кто прислал их за вами, никогда вас не выпустит. Никогда, — Макс покачнулся, но Мэтью поймал его. — Вам нужно уходить и направляться к реке. Там вас ждет лодка, чтобы переправить на тот берег, но она не задержится надолго. Слышите меня?
— Д…да.
— Пойдете на север по Хаймаркет до станции метро. Она на реконструкции и сейчас не используется. По тоннелям пойдете на восток, пока не дойдете до служебной двери прямо перед развилкой. Подниметесь по лестнице. На её вершине вас будет ждать человек, который и отвезет вас на лодке. Понятно?
— Да.
— Его зовут Абрахам. Когда он спросит ваше имя, скажите, что вас зовут Айзек. Повторите.
Макс повторил.
— Хорошо. Теперь, идите. Времени совсем мало.
— А с чего мне вам верить?
Человек улыбнулся, край тоненьких усов съехал набок.
— Да, ладно, Макс. Я, что похож на представителя избранного народа?
Старик некоторое время смотрел на него, затем кивнул, поняв, о чем он говорит.
— А как же Ада?
Впервые на лице Мэтью отразилось беспокойство.
— Простите, Макс. План касается только вас. Но мы здесь обязательно за ней присмотрим. Обещаю.
— Я без жены никуда не пойду.
— У нас не было времени. Если бы мы могли лучше подготовиться… — он прервал сам себя.
Макс шагнул назад, прокручивая в голове тысячи самых страшных сценариев. Его старое сердце бешено колотилось в груди. Впервые за много лет, он по-настоящему испугался.
— Я без жены никуда не пойду, — повторил он. Затем его взгляд упал за плечо Мэтью. Зрение уже давно было не то, но он смог разглядеть размытые фигуры в сером тумане. — Можете взять свой план и засунуть себе в задницу! Время ещё есть!
— Макс! Макс! Вернитесь!
Но старик уже направлялся ко входу в концертный зал. Когда он вошел, толпа уже заполнила атриум, повсюду, разбившись на группки, беседовали пожилые люди. Церемония уже окончилась и это было хорошо. Вместе с Адой, они могли под шумок выскользнуть отсюда. Но, оглядывая толпу, он заметил, что все лица выглядели одинаково. В какой-то момент, он даже подумал, что они и были одинаковыми — черные смокинги и вечерние платья трансформировались в мрачные развевающиеся плащи гестаповцев. Он сделал глубокий вдох и, наконец, увидел её.
Ада стояла среди подруг, окруживших другую героиню сегодняшнего вечера — Перл Бак Перл Бак, урождённая Сайденстрикер (1892–1973) — американская писательница, лауреат Нобелевской премии по литературе… Макс мало, что смыслил в литературе, а сейчас понимал, что это вряд ли когда-нибудь ему удастся. Он подошел к жене, поцеловал её и взял за руку.
Одна из женщин рядом с ней сказала:
— О, боже, боже. Вы сегодня полны сюрпризов, не так ли, Макс?
Ада отошла в сторону, её лицо покраснело. Платье, выбранное на этот вечер, ей не шло и она постоянно испытывала неловкость по этому поводу.
— Даже не знаю, что сказать. Где ты был?
Макс выпрямился и накинул на плечи жене своё пальто.
— Ты мне доверяешь?
— Что случилось?
— Ты мне доверяешь? — переспросил он.
— Ну, разумеется.
— Тогда идем со мной.
— Но… сейчас?
Он кивнул:
— Немедленно.
Макс повернулся к остальным.
— Просим прощения.
Когда они уходили, одна из подруг Ады бросила им вслед:
— Если собираетесь заниматься тем, о чем я подумала, то не стоит! Вы уже немолоды!
Макс сквозь толпу вел жену на открытое пространство. Обогнув снующий повсюду персонал, он направился к боковой двери. Через неё, как он знал, можно было выйти тихо и незаметно.
— Макс! Ты куда? Ты, что не останешься на банкет?
Он прибавил шагу.
— Да стой, ты, мать твою! — крикнула она, вырываясь из его хватки. — Я и шагу больше не ступлю, пока ты не расскажешь, в чем дело.
Макс остановился и посмотрел на неё в замешательстве. Впервые за все годы их совместной жизни она употребляла в его присутствии такие выражения. Но этим вечером, многое уже случилось впервые в его жизни. Он подумал, что они прожили, в общем-то, тихую и спокойную жизнь. Несмотря на его частые отлучки, вот уже 40 лет, они обедали, танцевали и ходили на рынок неподалеку от своего скромного жилища. По субботам он покупал ей туфли и шарфы. А сейчас его не покидало гнетущее чувство, что всему этому конец. Когда его друг попросил об одолжении, Макс и понятия не имел, к чему это приведет.
— Они знают о Доминике, Ада.
— Что?
— Не знаю, откуда, но они в курсе. Они узнали о нем и выследили нас здесь, где никто нам не поможет. Нужно убираться.
— Но, как?
— Я встретил кое-кого, кому можно доверять, — сказал он. Затем добавил: — А ты должна доверять мне.
Она ещё какое-то время сомневалась, затем побежала следом за ним. Они вбежали в служебное помещение. Из бетонных стен повсюду торчали трубы и распределительные ящики. Когда они пробежали мимо одетого в рабочий костюм мужчины, тот прокричал им вслед что-то на шведском. Вскоре они оказались около грузовых ворот и выбежали на улицу.
— Макс! — крикнула Ада. — Макс, мне больно!
Он опустил взгляд и заметил, что его тонкие пальцы, сжимавшие её руку, побелели от напряжения. Он посмотрел вперед и заметил их — троих мужчин в плащах на парковке. Их главный был толстым лысым человеком с уродливым лицом.
Макс повернул за угол и быстро зашагал по рыночной улице. Вокруг не было ни души. Когда Макс прошел мимо деревянных предупреждающих знаков на станцию метро, никто его не остановил.
Его жена поскользнулась и он поймал её.
— Сними туфли. Боже мой, надо было додуматься сделать это раньше, — он ненавидел себя за эти слова, но произнести их нужно было. Надо было продолжать бежать, причем быстро. Когда он снова посмотрел на неё, босую и испуганную, он с ужасом заметил слезы в её глазах. Он осторожно смахнул с её щеки слезу и поцеловал.
— Не время, любимая.
68 лет.
68 лет тихой размеренной жизни рухнули от одного единственного решения. Он всматривался в темноту, держа Аду рядом с собой, и постепенно приходил к выводу, что решение это было неверным.
Помещение, в котором они оказались, было покрыто мраком. Только вдалеке мерцали огоньки железнодорожных путей. Станцию закрыли всего несколько дней назад, но из-за темноты и холода, казалось, что она пустует уже несколько столетий. Рабочие оставили металлическое ограждение открытым и Макс вместе с женой вошел на станцию. Повсюду были разбросаны инструменты. Ада вскрикнула, упав ему на руки, когда они спускались к путям.
Позади он заметил вспышки света. Кто-то быстро говорил по-немецки. Преследователей ещё не было видно, но слышно уже было вполне отчетливо. Как и они отчетливо услышали вскрик Ады.
Вскоре Макс нашел то, что искал — вход в технический тоннель, над которым мерцала бледная лампочка. Замок на двери был взломан, а сама дверь слегка приоткрыта. Макс немного успокоился. Кем бы ни был, этот Мэтью, но лжецом он точно не являлся. Они прошли внутрь и Макс закрыл за собой дверь. Перед ними оказалась узкая лестница, на вершине которой многообещающе проглядывало серое звездное небо.
"Меня зовут Айзек, — подумал он. — Человека наверху зовут Абрахам. Я скажу ему, что меня зовут Айзек".
— Что? — спросила Ада.
Макс понял, что бормочет вслух.
— Ничего! Идем! Быстрее!
Он повернул голову и услышал глухой щлёпающий звук.
Шлёп. Шлёп. Шлёп.
Что-то скатилось вниз по ступеням и остановилось у его ног. Макс отскочил в сторону, сердце бешено колотилось. Это "что-то" оказалось телом человека. Или, когда-то было человеком. Макс заметил, что на голове не хватало куска черепа. Если бы Макс посмотрел внимательнее, то разглядел бы в левом глазу входное отверстие от пули, но, к счастью, он этого не сделал.
Ноги не желали слушаться. Позади него с открытым ртом замерла Ада, будто это была не она, а фотоснимок.
Оцепенение не прошло даже тогда, когда позади них дверь открылась. Оно не прошло и, когда на вершине лестницы появилась фигура и начала спускаться к ним. В конце концов, Макс смог выдавить из себя:
— Меня зовут Айзек.
Мужчина ударил его в лицо легкой тростью и Макс покатился вниз, мимо немцев, прямо туда, где лежал труп.
— Это был номер один, — с немецким акцентом произнес неизвестный, указывая на труп. — А это будет номер два, — он указал на Аду. — Всё ясно?
Макс кивнул, в глазах всё двоилось.
— А сейчас ты мне расскажешь всё о Доминике Камински и о том, куда он направляется.
— Хорошо, — произнес старик. — Я расскажу.
Ответы на вопросы выходили из него с трудом и желчью, словно рвота. Он говорил и это было последнее, о чем он говорил в своей жизни.