— Я тебя, Сережа, с такой девушкой познакомлю, пальчики оближешь! — Наталья, его «боевая подруга», устроительница связей с женским полом в последнее время, театрально прищелкнула пальцами и языком. — Ты только не очень-то стесняйся, — стонов бабы не любят!
Ему только-только, стукнуло тридцать три года — возраст Христа.
Темноволосый, с небольшими усиками, выразительными карими глазами, в коричневом шерстяном пиджаке и черных брюках, он был, что называется, и не совсем мужчина, и не мальчик, ибо не познал семейного пресса и гонки за деньгами, для обеспечения потомства. Работал Сергей в лаборатории неорганической химии, в городском политехническом институте, — не ученый, и не студент. И все-то в жизни, у него было и не то, и не другое: и не совсем городской житель, и не деревенский, характер и не добрый, и не злой. В личной жизни — и не женатый, и не одинокий; внешне — и не страшный, и не красивый; по способностям — и не умный, и не дурак, и так далее.
А с Натальей, самовлюбленной, яркой и капризной дамой, они дружили уже давно, — вместе когда-то учились в техникуме, а потом, в институте. В молодости чувиха успела уже выскочить замуж, но по причине высокой требовательности к мужу и неимением детей, брак развалился, как карточный домик. Наталья осталась одна, впрочем, ничуть не жалея об этом. «Друзья», как называла, своих ухажеров, сменялись один за другим, она порхала, как бабочка, от одного цветка к другому, наслаждаясь призрачной свободой. Сергею же, как другу, поверяла свои сокровенные любовные «тайны». «Подкидывая», время от времени, многочисленных, — тоже одиноких — подруг, с которыми тот, помимо прочих амурных увлечений, заводил кратковременные романы.
— Как хоть зовут-то эту деваху?
— Деваху? Ну, ты и выражаешься! Светлана. Но она замужем. Позвонила, что только что приехала из Семипалатинска одна, без мужа. Может потом, переберутся сюда. Муж у нее военный, на каком-то полигоне в степи служит. Скукотища, я представляю!.. Вот, Светка, наконец, и вырвалась к родителям. Ну, ты понимаешь, что к чему? — Наталья, заговорщески, подмигнула. Потом, кончиками пальцев поправила плечики на новом, с голубыми цветами, платье. — Ну, так вот, думаю, что лучше всего, нам вчетвером сходить в ресторан. Со мной Виталий будет, — немного его знаешь.
— А в какой лучше?
— Естественно, в тот, что поприличней! Например, «Бристоль». Только места, уж будь добр, забронируй заранее, чтобы не торчать за дверью, поджидая своей очереди.
«Ничего себе она замахнулась! «Бристоль»! — прикидывал позже Сергей, идя по улице. — Сразу треть зарплаты, придется выбрасывать на ветер! Хотя можно ведь, посидеть и скромно. Люди мы советские, нравственно подкованные… Нечего гужеваться! И потом, за Наталью ведь, будет Виталик платить. Ничего, нормально!».
На следующий день, на работе, по справочнику нашел телефон ресторана и заказал места. Девчонки с Виталиком, должны подойти сегодня в шесть к оперному театру, к памятнику Марксу. Соответственно случаю, Сергей немного принарядился. Надел белую сорочку с галстуком, костюм и свой новый, фирменный блестящий плащ. К половине шестого, был уже на месте встречи.
Вскоре прибыли Наталья с Виталием, взявшись под руку, и подруга, от которой, мол, «пальчики оближешь». Светлана была в кожаном плаще, остроконечных черных туфлях. А взгляд… Ах, что это был за взгляд! Глаза у нее, какого по-особому блестели, улыбка, с ровным рядом белоснежных зубов, была обворожительна. Наверное, за улыбку он сразу ее и полюбил. Неловко засмущался, да и девушка, чувствовалось, была заинтригована с первого же взгляда. Вот это удача! По телу Сергея, пробежала нервная дрожь…
— Ну что, пошли? Все вроде в сборе! — Наталья сразу захватила инициативу. — Ты бы, Сергей, взял Свету, тоже под руку!
Весеннее солнце, ярко разбрызгивало лучи на мокрый асфальт. На газонах, кое-где, таял последний снег. Тут и там, сверкали лужи. Настроение у всех было приподнятым. Приблизились к ресторану, вход которого осаждала разодетая толпа.
— Разрешите, товарищи! У нас места заказаны! — протиснулся, с компанией, Сергей к стеклянной двери. — Ну, вот и прибыли. Проходите, барышни, раздевайтесь!
И он, со спины, принял плащ у спутницы. Виталий обслужил свою подругу.
Наталья и Светлана, долго поправляли прически у огромного зеркала, в вестибюле. Обеим шел яркий, бросающийся в глаза макияж, приковывали внимание оригинальные вечерние платья. Мужчины, проводив их к столику в еще пустующий, полутемный зал с негромкой музыкой и подсветкой, вышли в туалет покурить.
— Ну, что будем заказывать? — вернувшись, Сергей с галантной улыбкой протянул дамам меню. Подсел и Виталий.
— В разумных пределах, разумеется. Чтобы не бить вас больно по карману! — сострила Наталья.
Все дружно рассмеялись.
— Думаю, возьмем, по мясному салату и эскалоп, — продолжила она. — Со спиртным, мужчины, решайте сами.
— Что ж, по 150 грамм водки, а дамам хорошего вина, — подмигнул Виталий. — Вы не против, девушки?..
Прошел час.
— Хорошо сидим, не правда ли? Но пора и совесть знать! — Наталья выразительно посмотрела на Сергея. — Что это ты, глаз не сводишь с моей подруги? Хоть бы, пригласил на медленный танец, что ли?
Сказано-сделано. Кавалер прижал Светлану к груди и, в такт спокойной музыке, ласково повел ее, возбуждая прикосновениями тела. Оба слегка дрожали.
— А вы мне сразу понравились, Света! Еще там, у памятника… Можно, после вечера, провожу вас?
— Ради Бога. Но вы же в курсе, что я замужем…
— Это не беда, если нам хорошо вместе…
— Вот вы какой! С места в карьер! Да, сознаюсь честно, — симпатия взаимна. Однако я не решаюсь…
— Тогда смотрите сами. Мое предложение — ваш спрос…
Оставив ресторан, обе пары разошлись в разные стороны. Светлана и Сергей брели по сверкающей, от растаявшего снега, аллее, под светом фонарей, оживленно болтая так, как будто были, уже давным-давно знакомы.
— Здесь остановимся. Дальше меня провожать не нужно. Вы что-то, еще хотите сказать? — Светлана, улыбаясь, прищурилась.
— Пожалуй, нет. Вы же сами, еще в ресторане предупредили, что не свободны…
— Ну, тогда до свиданья! Спасибо за вечер!
Сергей только кивнул и быстро зашагал к остановке, кляня себя за то, что открыл свое, пускай еще не оформившее, но чувство. Жаль, конечно, что так вот, из-за какой-то условности, расстались. Ну да, мало ли баб на свете…
Минуло время. Сергей уже было начал забывать ту, захватившую его, встречу в ресторане, как в один прекрасный день, прямо в лабораторию к нему, пришли Наталья и… Света, улыбавшаяся, все той же, чарующей улыбкой.
— Вот, привела. А то, сама стесняется придти. А хочет! — как всегда сострила Наталья. — Ну, вы тут оставайтесь, а мне еще нужно по делам сходить!
И показав язык, оторопевшей от такой «наглости», подруге, выпорхнула за дверь.
— Значит, здесь работаете? Как интересно! Я химию, только по школе помню, — Светлана, краснея, расхаживала возле стоящих на столе, колб и мензурок. — А работа, скоро заканчивается?
Сергей, без слов, подошел к ней и поцеловал в губы. Молодая женщина не сопротивлялась. Наоборот, только теснее прижималась к груди. Жгучее желание охватило обоих.
— Может, ко мне пойдем? Здесь рядом, один живу, — прошептал Сергей. — Пойдешь?
Молча собрались и вышли.
Он снимал маленькую комнату в деревянном доме, в центре города, так как был приезжим из небольшого поселка в области. После окончания института, так и не захотел возвращаться к себе, в «деревню», и уже восемь лет, влачил существование по разным квартирам (общежитие не признавал). Поэтому-то и не мог, наверное, обзавестись семьей. Ну, какая баба согласится на такую жизнь?
— Сразу видно, что холостяк здесь обитает! Нет женской руки. Но у тебя уютно, и довольно чисто. — Светлана присела на краешек стула.
— Увы, холостяк! Да раздевайся же, чай попьем… — Сергей не смел, заговорить о близости.
— Думала, ты посмелей…
— Ну, тогда, давай приляжем!
— Так сразу?
— Ну…
…Они, обнаженные, лежали на одноместной, противно поскрипывающей пружинами, железной кровати. Сергею было неловко, перед возлюбленной, за свою нищету, неустроенность. Света такая яркая, интеллигентная, прекрасно одетая… А что он мог ей предложить? Секс на этой железной развалюхе, в старой комнатушке покосившегося деревянного дома? Но ведь, настоящая любовь — не знает преград! И любят-то, по-настоящему, за душу, способности, а не за материальное положение! Мы же, в Советском Союзе живем, а не на продажном Западе…
— Света, что-то не так?
— Нет, все нормально, не беспокойся.
— Хотел спросить, извини. Ты мужа своего любишь?
— Привыкла уже. Ребенок у нас общий. Да и что такое любовь?
— Ну, не знаю… Когда, наверное, люди, друг без друга, жить не могут. А ты вот, ему изменяешь…
— Жизнь такая… Не стоит об этом говорить. Лучше одевайся…
Они до вечера бродили по городу, весело шутили, забыв все на свете, поглощенные лишь своим чувством. Наконец, Светлана сослалась на то, что уже поздно, дома ждут родители и ребенок. Расстались на том же месте, у памятника, пообещав встретиться через несколько дней.
Лето было в разгаре. Сергей и Света, казалось, горячо любили, ожидая встречи после кратковременных разлук, как манны небесной. Исходили, держась за руки, почти весь город, побывав и в разных кафе, и выставочном зале, и в театре, и на набережной, и даже в зоопарке и музее. Но особенно приглянулось одно уютное местечко: «Грифон», где под тихую, приятную музыку можно было, не спеша, посидеть, заказав крепкий кофе и горячий шоколад. Вот и сейчас, они прохлаждались за небольшим столиком, попивая ароматный напиток, из маленьких чашечек. Оба, не отрываясь, смотрели друг на друга, наслаждаясь блеском глаз.
— Я люблю тебя!
— Так на меня смотришь, что и я не могу не любить. Счастлив?
— Да… Давай никогда не расставаться!
Светлана вдруг опустила глаза.
— Знаешь, нужно тебе сказать, что скоро уезжаю в Семипалатинск к мужу.
— А как же я? Наша любовь?! — у Сергея перехватило дыхание.
— Но ведь вернусь…
— Так с ним же вернешься!
— Ну и что? Иван ничего не узнает. И потом, я ведь мать. У нас ребенок…
— Не понимаю: как можешь любить меня, а семью поддерживать с другим? — разгорячился Сергей.
— А что ты можешь предложить? Где мы будем жить? На какие деньги?
— Если любишь, то не должна задаваться такими вопросами!
— Неисправимый ты романтик, Сережа! — Света, отставив чашку в сторону, встала из-за столика. — Пойдем уже, проводи.
В груди Сергея клокотала обида. Как же так? Да не любит она его! И все это время притворялась. Погуляла, как говорится, в свое удовольствие и, как змея, хочет уползти в свое «гнездо». А какая меркантильная!
— Гадина подлая! Иди своей дорогой! Знать тебя не хочу! — он, чуть не опрокинув столик, выбежал из кафе. Светлана, оцепенев, так и осталась стоять там.
…Неделю Сергей не находил себе места, жутко переживая и мучаясь. Впервые, он так сильно и трепетно любил, а его чувство взяли и втоптали в грязь. О, эти подлые бабы!.. И в то же время, страстно хотел увидеть свою мучительницу, вновь слиться с ней в бешеном экстазе. Наконец, не выдержав напряжения, отправился прямо к подруге домой.
Казалось, сама погода отвечала мятущемуся настроению. На улице ветер рвал и метал, поднимая тучи пыли. Деревья клонились вниз, шумя потемневшей листвой.
Дом, в котором жила Светлана с родителями и ребенком, он примерно знал. Наугад заскочил во второй подъезд, поднялся на второй этаж. Позвонил в первую попавшуюся, квартиру. И о, чудо! Дверь открыла… любимая!
— Ты с ума сошел! А если родители увидят? Скандал ведь будет! Ну-ка, пойдем на улицу!
Бедняга, покорно, спустился по лестнице за ней. Немного отошли от дома.
— Как хочешь, но не могу без тебя совсем! Тяжело очень! — Сергей повесил голову.
— А я решила: лучше нам, вообще, не встречаться. Даже, когда приеду обратно.
— Но почему?! — испугался он.
— Потому что, так нужно… В общем, поняла, что не могу вести двойную жизнь. Обманывать и мужа, и тебя. Так что, прощай! Послезавтра уезжаю.
— Подожди, не уходи! Не бросай!.. Согласен на любые условия, только, хоть изредка, встречайся со мной! — стал умолять Сергей.
— Нет, это невозможно. Возьми себя в руки, не будь тряпкой!
— Тряпкой?.. Но я люблю тебя!
— Ничем помочь не могу…
— Ну, хорошо. У меня идея, — вдруг сказал он. — Давай сходим в ресторан. В тот самый… Это будет, последняя наша встреча. Словом, приглашаю…
— В ресторан?.. — озадаченно переспросила Света. — Ну что ж, в последний раз, думаю, можно… И когда?
— Завтра. В половине шестого. Встретимся на том же месте. У памятника…
Вот уже двадцать минут, стоял Сергей у памятника Марксу, поминутно поглядывая на часы. Подруга не появлялась. А он терпеть не мог опозданий. «Вот, стерва! Напоследок, еще решила помучить? Все вы такие, бабье несчастное!.. Нет, все равно добьюсь, что будем встречаться! Я этого дела не оставлю! Уговорю, чего бы не стоило…».
Часы показывали 18.10, когда, наконец, появилась Светлана. На ней было черное, с блестящими крапинками, платье.
— Опаздываешь! Специально, что ли?
— Да нет, Валерка все не отпускал. Не ходи, мама, да не ходи. Еле успокоила. Обещала машинку с моторчиком купить.
— Ну, если так, то ладно…
В ресторане сегодня, как не странно, публики собралось немного. Сделали заказ. Вино Светлана пить отказалась, хотя Сергей попросил официанта, принести целую бутылку. Вообще, было заметно, что девушка уже жалела, что согласилась пойти.
— Прощальный ужин, блин. Героиня уплывает в дальнее плавание в страну Счастья. Герой остается ни с чем на берегу!
— О чем ты говоришь? Какое счастье? По большому счету, не видела я его никогда. Так что, зря ёрничаешь.
— Да, жизни, с простым летёхой, в безлюдной степи, — мало кто позавидует! А тебе бы хотелось, купаться в роскоши, стильно одеваться, иметь дорогую машину, а остальное, мол, все приложится, — угадал ведь я? — презрительно бросил Сергей.
— А почему, человек не имеет право на это? Только в нашем распроклятом СССР мы, отчего-то, должны стыдиться своих естественных желаний! Я женщина, и хочу жить красиво! — казалось, Света вышла из себя.
— Это мещанская философия! Женщины, вообще, далеки от высоких идеалов, мелки и меркантильны! Обожаете только удачливых, в материальном отношении, идиотов!
— Если б было так, не жила бы с мужем по военным городкам, вдали от цивилизации!
— Просто не подвернулся тот, кого бы действительно хотела! И я, по той же причине нищеты, тебе не интересен. Но ничего, рано или поздно, социализм от такой швали, как вы, освободится, как от мусора! — изливал накопившуюся обиду Сергей. — Ты будешь танцевать?!
— Нет, не хочу! Давай, допивай свое вино, и пошли! — Светлана, нервно, надела на плечо сумочку.
Вечер был испорчен. Вышли на улицу. Было еще светло.
— Ну, прости, пожалуйста! Я не хотел обидеть…
— Не думала, что ты так глуп…
— А, по-твоему, умный тот, кто деньги умеет загребать?!
— Оставь. Уже жалею, что вообще с тобой связалась…
— Вон как заговорила! Значит, я совсем не нужен?! Поиграла, как игрушкой, и бросила! У меня, мол, и муж; есть, и любовник! Так ведь перед Натальей хвастаешь?! Это сейчас модно, не правда ли?! — прокричал Сергей, не замечая прохожих, косо поглядывающих на ссорящуюся пару.
— Остановись! Люди на нас смотрят!
— А мне плевать!
— Если не прекратишь, уйду одна! — Света, было, развернулась в другую сторону, но он крепко схватил за руку.
— Отпусти сейчас же, мне больно!
— А мне разве не больно?! Я любил, всю душу отдал, а ты, наглумившись, сейчас к муженьку сматываешься?! Не будет этого! Убью, гадину! — внезапно, Сергей выхватил из кармана пиджака нож, сверкнувший небольшим острым лезвием.
Бедняга, оторопело, раскрыла рот для крика, но, от ужаса, онемела. Все происходило в несколько секунд.
— Получай, сука! — ударил ножом. «Ах!» — только и вырвалось у Светланы, колени подогнулись, и она медленно, схватившись руками за живот, стала оседать и завалилась на бок. Сергей, ошарашенный, стоял над жертвой с окровавленным лезвием, не двигаясь с места.
— Да что же это делается, — завизжала какая-то женщина. — Он ведь ее зарезал! Хватайте гада!
Несколько, невесть откуда взявшихся мужиков, выбили нож, схватили за руки, сзади за грудь, и повалили, нанося удары по голове и лицу. Но Сергей ничего не чувствовал, только шепча: «Что я наделал?! Что я наделал?!». И вдруг, рванувшись всем телом, пронзительно закричал: «А-а-а!». Жалобно, дико, как зверь…
Палыч привалил к Ритухе вечером, когда та, только очухалась от очередного возлияния. Ритка, — маленькая шустрая бабенка 45-ти лет, с копченой, пропитой физиономией, полулежала на скомканной постели, ничего еще не соображая. Петька, очередной сожитель ее дочери, похмелялся на кухне драгоценными остатками «Трои» и был, как всегда, не доволен.
— Какого рожна развалилась? Иди бутылки собирай! Счас самое время… И «Трои» купи.
— Тебя, что ли, бездельника, поить? Сидишь на шее, ни хрена не работаешь! Я одна, всю семью кормлю! Катя! Положи мамины туфли на место!
Чумазая пятилетняя девочка, продолжала играть, не слушая «бабушку». В кроватке, что стояла в углу загаженной комнатушки с облезлой мебелью, спал еще один ребенок — трех лет.
— Да что вы орете! — вмешался Палыч, мужик с виду характерный и, по собственному мнению, человек приличный. — Спокойно говорить не умеете? Лучше посмотрите, что я достал!
Открыл потертую сумку. Ритка с Петькой вытянули шеи и обомлели. Екорный бабай! Да здесь, целая сумка спирта! Бутылок десять!
— Где добыл-то?!
— Места надо знать! — Палыч не скрывал своего превосходства. — Вам только скажи!.. Да в кустах, у моста, «поднял»…
— Врешь ведь все! — Петька подозрительно посмотрел на счастливчика. — Украл ты «Трою», как есть украл… Ну да ладно, наливай, ли че ли!
Компанию охватило сильное, но приятное возбуждение, — столько пойла, и на халяву! Ай, да Палыч! Ай, да гад паршивый!
— Разводить-то будем или так ее, родимую?
— А, давай так! Ее и без нас развели…
И собутыльники бахнули по рюмке.
— Тьфу ты, ерунда какая! — Ритка сморщилась.
— Да нормально! — вытер усы Палыч. — Лучше-то не купишь!.. А Верка Алё — Гараж не приходила?
— Да мало ли здесь, всяких алкашей бродит?! И все ведь, сюда прут, будто медом намазано! Проходной двор!.. Приходила, конечно, — куда денется! А че спросил?
— Должна она мне… Никак поймать не могу. Ну да ладно! Че сидим-то? Наливай ужо!..
Через час «приговорили» две бутылки. Стало весело. Только Петька, которому обычно трудно было угодить, кривил небритую рожу.
— Палыч, а помнишь, как к Ленке моей приставал? — вдруг, ни с того ни с сего, начал «заводиться» он. — Давно не получал, что ли?
— Да с чего взял-то?! — возмутился оскорбленный мужик. — Нужна мне твоя баба, как собаке пята лапа!
— Уж не скажи! Видел я вас!!
И от удара под глаз, Палыч полетел со стула.
— О-о! Убивают! — заорал бедняга, но Петька, оседлав его, долбил, не жалея кулаков. Ритка, маленькая, в дупель пьяная и оттого бесстрашная, пыталась остановить разбушевавшегося «зятя». Но куда там! Палыча, за шкирку, уже тащили вон из дома. Куртка и «Троя» бедолаги остались у разгневанного ревнивца, вроде как «контрибуции» за «попранное достоинство». Перепуганные детишки, воя, долго не могли успокоиться…
— Вот сволочь! Ну, ты у меня еще ответишь! — Палыч, во дворе двухэтажного барачного дома, встал с холодной земли и, сплевывая кровь, прямиком направился в милицию, к участковому. О, он, Палыч, выведет, на чистую воду, весь этот алкогольный притон! А Петьку засадит на фиг, чтоб не повадно было! Он так, этого дела, не оставит! Он — человек гордый!
— Так говоришь, избил, а куртку и спирт отобрал? — капитан Лялькин, сидя за столом, внимательно выслушал рассказ «жертвы».
— Их там всех, надо разогнать! С утра до ночи пьянка. Какого только, сброду не собирается!
— Но ты ведь, тоже туда ходишь…
— Ну, я-то, совсем другое дело! Культурный человек… Да искал одну женщину…
— Вот что, — прервал Лялькин оправдывающегося алкаша. — Этот Голдобин Петр, у нас, еще по одному делу проходит… А в твоем случае, совершил не просто хулиганство, а натуральный грабеж! Будешь, значит, писать заявление?
— А то, как же!
— Тогда дерзай…
И Палыч, кряхтя, изобразил на бумаге все, что с ним приключилось.
…Милицейский «Уазик» прибыл к бараку, когда пир был в самом разгаре. К Ритухе, спустились соседи со второго этажа, чтобы выпить; Петька валялся на полу, — спал без задних ног. Никола, сосед, выходил во двор в туалет и, через щель забора, вдруг увидел «ментов». Успел заскочить, к ничего не подозревающим бухалам, еще до того, как стражи порядка, задержавшись зачем-то в машине, появились на пороге. «Прячь скорее спирт! Не то, на фиг, все конфискуют!». И Ритка, — вот ведь бабья сообразительность, да хитрость, — схватив сумку с «Троей», стремглав выскочила из дома и бросилась к туалету.
— Здесь уж, точно не найдут! — шептала она, заталкивая сумку палкой в самую, что ни на есть-то вонь.
И, как ни в чем не бывало, вернулась в дом. Между тем, «менты» уже входили, через ворота, во двор.
— Значится так. Говорите, Голдобин не отбирал куртки у Синякова? — допрашивал хозяйку молодой старший лейтенант. — А бил зачем? И, кстати, где спирт, который Синяков к вам принес?
— Да с собой его забрал, — не сойти с этого места! — упорно отпиралась Ритка.
— Врете вы, гражданка, и не краснеете. Ну-ка, ребята, поищите-ка, сумку с «Троей», в дровянике и огороде! Не могла же она, просто взять и улетучиться!
— Зря стараетесь! — хозяйка квартиры, сделала обиженное лицо. — Ну, неужели я обманывать буду? Я честная женщина!
Поиски, естественно, ничего не дали. Милиция так ничего и не добилась от Ритки. А что? Дура она, что ли? Взять и отдать, ни с того ни с сего, целую сумку такого добра! Да ни за что!
А Петьку «менты» пленили и увезли в ИВС. Да и поделом ему, — не будет руки распускать!..
…Прошел месяц. Петруху до приговора суда держали в городской тюрьме, — в «первом номере». Палыч страшно жалел об утрате, понятно какой. Несколько раз, заходил в распроклятый дом, но Ритка и виду не подавала, что спирт-то припрятан в «надежном месте». Выпили, мол, «Трою», и все тут! И потом, сама мысль, что пойло похоронено в вонючем дерьме, отвращала, как-то, от желания достать его. Разумеется, себе. Ну, как можно, жрать такую шнягу!
Ан нет! Лучшее не забывается! Не хватало только повода, чтобы сделать решительный шаг. И вот, «судьбоносный» момент настал…
Как-то раз, собрав себя по частям с жуткого похмелья, Ритка вспомнила, что выпить-то больше нечего, да и денег взять негде. Приемный пункт посуды, будет работать только завтра. А главное, блин, никто из завсегдатаев притона не появляется! На них была вся надежда… Безвыходная, словом, ситуация!
И тут, в мозгу как молнией сверкнуло! Бог с ним, с дерьмом… Похмелиться нужно! И Ритка, вооружившись той же палкой, решительно направилась к туалету…
Странное дело, — алкаши будто чувствуют, где и когда можно поживиться. Не успела Ритка отмыть бутылки, а они тут как тут. Две ханыги… Половину бутылок, только и спрятала.
— Что-то у тебя, Ритуля, дерьмом попахивает… — не выдержала Алё-Гараж, тощая сутулая баба, в видавшем виды плаще. — Да ладно, наливай ужо, коли пришли… Нет, точно, вроде, воняет!.. Точно!
Подсели к столику. Выпили. Закусили гнилой помидорой с рынка. Хорошо первая пошла! Повеселели бабы. Только Ритка, чего-то, кривится.
— Ты че, Ритуля? Не идет, ли че ли?
Та отрыгнула:
— Да спирт говно! И продают же, такую дрянь!
— Уж не скажи! Хорошая вещь! В другой раз, азеры такую херню подсунут, что после три дня поласкает!.. Может, дашь одну бутылочку в долг, — вон у тебя сколько! — Але-Гараж протянула, было, руку.
— Ишь че захотела! Бутылочку! — Ритка подальше отодвинула «сокровище» от Верки. — Потом жди, когда отдашь! Этот спирт, может, мне дорог очень!
— Чево, чево?
— А тово, что претерпела я из-за него… Но тебе не понять!
— Куда уж, блин! Ну, и черт с вашими… Расскажи лучше, как там Петька? Но, сначала, налей-ка еще!
И бабы продолжили пьянку.
…Душной спирт «ушел» меньше, чем за неделю, хотя Ритка расходовала его, по возможности, экономно. За это время, кто только не побывал в халупе. И все, как один, нахваливали продукт. А че ему, собственно, сделалось-то? Спирт как спирт. Да и, не все ли одно, что пить…
Стоял ярко солнечный день. В небе, — пронзительно синем, — ни облачка. Тепло «бабьего лета», казалось немного неестественным, — с какой-то чуть заметной холодинкой. Дачные домики с крошечными участками, на которых разметал ботву созревший картофель, были разбросаны у кромки соснового бора. Вкусно пахло, поднимающимся, тут и там, дымом чадящих кострищ.
Костик и Андрюшка Кайгородов, 12-летние загорелые мальчишки, сидели на сложенных еловых бревнах, оживленно болтая. Андрюшка, — тот, что казался побойчей и повыше, — недавно вернулся из Крыма, из Алупки, где с матерью и отцом, целый месяц, отдыхал на побережье Черного моря. Как же там было здорово! Каждый день ходили купаться, загорать на мыс, лазили к высоченным скалам, ели шашлыки и фрукты, которые стоили-то сущие копейки!
Андрюшка познакомился, в Алупке, с местными ребятами, играл с ними в «войну», «стреляя» из подаренного отцом, «почти настоящего пистолета». Даже подрался с одним пацаном, и разбил ему нос. Да мало ли приключений было! Все это, он, с жаром, рассказывал, развесившему уши Костику, приукрашивая подробности.
— Вот это да! Врешь, наверно, что в горах немецкий штаб нашли?
— Да клянусь! И гильзы с автоматом! — заливал дружок. — Наши, говорят, тогда здорово им показали!..
— Мальчики! — крикнула мать Андрюшки с огорода. — Идите, помогите, хоть немножко картошку собрать! Скоро ведь, домой нужно ехать!
Те, с неохотой, поплелись на участок, на котором работали отец Андрюшки со старшим братом…
— Ну, вот и закончили! — сказал отец, лысоватый кареглазый мужчина, когда последнее ведро картофеля рассыпали, под навес, сушиться. — Думаю, сразу-то домой не поедем, а немного пройдемся по лесу, — грибочков пособираем, а потом, выйдем к следующей остановке автобуса. Верно, ребята?
— Ура! — обрадовались Андрюшка с Костиком. — Сейчас петушки и курочки вовсю растут! Жареха из них вкусная!
— Вот-вот. А завтра, опять сюда, на дачу, нужно ехать, картофель сложить в яму. Но ты, Костик, видимо, уже дома останешься?
— Почему? Я еще помогу! — изъявил желание вихрастый парнишка. — Мне здесь нравится очень!
— Ну, если нравится…
Через полчаса, все семейство Кайгородовых и Костик, углубились в сосновый бор. Сначала, шли по тропинке гуськом, а затем, разбрелись в стороны в поисках грибов.
Костик ступал в мягкий голубой мох, посыпанный сухими иголками, крутя головой направо и налево, выискивая сереньких «петушков». Над головой, слегка шумели, кронами, высоченные мачтовые сосны. Постепенно углубился в еловый подлесок. Внезапно, из-под ног, выскочил и, тут же, скрылся, маленький полосатый зверек. «Бурундук!» — мальчишка знал, что он так называется. «Надо обязательно рассказать Андрюхе! Здорово! Только вот некогда, — дядя Вова торопится на автобус, — не то, может, и поймали бы!».
— Эй, Андрюха! Ты где? Иди сюда!
— Да здесь, здесь… — отозвался тот, совсем рядом. — Ну, че тебе? — подошел.
— Бурундука видел! Прямо вот тут!
— Да ну! Давай посмотрим, может, где-то недалеко бегает?
— Давай! Только по-быстрому!
Друзья двинулись по подлеску, приглядываясь, обходя небольшие елки. И тут увидели… Они не поверили своим глазам! Ничего подобного, за свою короткую жизнь, мальчишки не встречали.
Над землей, на уровне метра, зависло нечто, что заставило их открыть рот…
Оно висело в воздухе, над землей, и издавало какой-то странный звон, похожий на писк комара, но только погромче. Тело сигарообразной формы… Нет! Больше напоминало, какой-то, гигантский кокон, куколку сантиметров десять в длину, с конусообразными, заостренными с обеих сторон концами. «Кокон» темно-коричневого цвета, с прожилками, похожими на некие сегменты. А по краям его и в середине, посвёркивали разноцветные огоньки! Солнечное освещение было идеальным, и объект можно было рассмотреть очень хорошо.
— Что это?! — прошептал Костик. Они с Андрюшкой, смотрели, на явленное чудо, широко раскрытыми глазами, не шевелясь.
— Не знаю… — тоже тихо и удивленно промолвил товарищ — Смотри, оно движется!
И действительно, «кокон» вдруг медленно поплыл, делая поворот вокруг них. Один круг, — второй, третий!
Сказать, чтобы мальчишки испугались, — этого не было. Они смотрели, заворожено, на становящиеся все ярче и ярче, огоньки. Было ощущение чего-то нереального, сверхъестественного.
Внезапно тело остановилось, свет от огоньков немного померк, только был слышен тот же монотонный звон.
Наконец, Андрюшка, казалось, немного вышел из гипнотического состояния. Детское любопытство взяло свое. Медленно протянул руку, чтобы схватить «кокон», но объект тут же, довольно резко, взвился над головами мальчишек, чуть ли не на три метра! Причем, по-прежнему, продолжая звенеть, — только звук этот усилился, и огоньки вспыхнули такой яркой радугой, что на миг ослепили друзей!
— Андрюшка, Костик! Где вы? — как во сне, вдруг услышали крики взрослых. И, выйдя из оцепенения, как по команде, повернулись и побежали на зов…
— Вы где это были? Давно ведь кричим! — сердито спросил отец, когда мальчишки выскочили на поляну к нему, матери и брату.
— Да вот грибы нашли, даже не слышали… — Андрюшка показал кулек с «петушками», не глядя на родителей. А Костик покраснел. Они, по какому-то молчаливому сговору, почему-то, не захотели рассказывать о, так поразившем их, странном явлении. Как будто, кто-то заставил скрыть, во что бы то ни стало, эту непонятную тайну.
Грибы друзья, больше уже не собирали, а шли молча за взрослыми, все остальное время, до автобусной остановки.
— Вы что это задумались, ребята? Повздорили, что ли? — спросила мать, когда компания забралась в автобус и расселась на сиденьях.
— Да нет, мама, все нормально, просто устали… — невесело ответил, хмурясь, Андрюшка и отвернулся к окну. Костик же, совсем опустил голову.
Друзья и расстались, почти ничего не сказав, друг другу. На следующий, день, Костик на дачу к Кайгородовым не поехал.
Прошло 20 лет.
«Что ж это было тогда, в лесу? — нервно размышлял среди ночи, лежа в постели, Константин. — Совершенно очевидно, что ситуация была смоделирована объектом. И его искусственная, — скорей всего, неземная природа, — тоже очевидна. Это был НЛО! Да-да! Но совсем не такой, о каких рассказывают, и какие изучают уфологи. Я, кстати, сам был свидетелем появления, в ночном небе, довольно большой блестящей тарелки, испускающей оранжевые лучи. На природу мы, в тот раз, ездили и, внезапно, над речкой увидели ее. Перепугались, конечно. А тарелка, как появилась, так, вскоре, и исчезла, растворилась во мраке… Но наш, с Андреем Кайгородовым, случай совершенно уникален в своем роде!».
Разволновавшийся Константин сел на кровати, прикурил в темноте сигарету.
«А что, если бы Андрюха схватил, тогда, этот кокон, а может быть, какой-нибудь, межпланетный зонд или миниатюрный космический корабль? Мог бы быть ожог, — да что там! — мог взорваться весь Земной шар! Или бы, мы телепортировали на другую планету, в другой мир! Однако, ощущение, как раз-то и было таково, — это хорошо помню, — что ситуация оставалась под контролем объекта!.. Но для чего, он открылся вдруг нам, — вот в чем вопрос!..».
Константин сам себе удивлялся, почему, в эту ночь, вдруг стал, так сосредоточенно, размышлять о давно-давно случившемся событии. Нет, конечно, было, что и раньше изредка вспоминал об удивительном «коконе». Но вот, что поразительно: со своим другом, Андрюхой Кайгородовым, с которым до сих пор поддерживал отношения, они ни разу, — да, ни разу! — о своей удивительной находке, в далеком детстве, так и не говорили! А ведь друг-то, наверняка, тоже помнил всё… Просто не мог, ни помнить!..
Внезапно, Константин почувствовал непреодолимое желание увидеть товарища, поделиться с ним мыслями, предположениями. Как будто, от встречи, зависело более чем многое, — как будто, мог обрушиться сам мир!
«Что это со мной? Какая-то неизъяснимая тоска и, в то же время, ликование! — Константин резко вскочил. — Да-да, надо сейчас же пойти к Андрею, объясниться! Бог с ним, что живет не один, с женой и детьми! Чувствую, что стою на пороге чего-то совершенно необычного, необъяснимого! Но только чего, чего?!».
Он включил настольную лампу и лихорадочно стал одеваться, опрокинув пепельницу. Забыв выключить свет в прихожей, выскочил из квартиры к лифту, а потом, на улицу.
Константин почти бежал по тротуару, освещенному люминесцентными фонарями, вдоль полутемных витрин магазинов. «Еще немного осталось!» — мысленно сказал себе, и тут увидел, быстро приближающегося навстречу, плотного коренастого человека. Это был… Андрей Кайгородов!
— Костя?! Откуда?! Я же, к тебе, друган, шел!
— И я к тебе! Хотел поговорить…
— Поговорить? Ха-ха! Наверняка ведь, помнишь тот случай в лесу, когда, мальчишками, увидели, ну, эту маленькую торпедку с огоньками?
— Так значит, и ты?..
Они нервно расхохотались, но тут же смолкли, пораженные таким, более чем странным совпадением. Явно, тут что-то не то! Что за сила подняла обоих с постелей, и направила друг к другу одновременно?!
— Значит, тоже, не спал и думал о том случае?
— Конечно! Ну и ну! Слушай, это точно инопланетяне на нас действуют! — выпалил Андрюха. — Что делать-то будем?
— Что делать, что делать… Жить пока! Посмотрим, что дальше произойдет… — раздраженно бросил Константин. — У меня такое чувство, что все это, очень серьезно и неспроста!
— Вот и я так думаю! Побаиваюсь даже…
— Не боись! Прорвемся! Может, все будет нормально… Как жена-то, дети?
— Да ничего… За них же беспокоюсь! Хотя, — что мы можем сделать? Не пойдешь ведь, жаловаться в милицию! — хмыкнул Кайгородов.
— Вот-вот… Ладно, давай пока разойдемся, что ли? Ночь на дворе.
— Если что, дай знать! Ну, я пошел?
— Иди уж. Пока.
Андрюха повернулся и, засунув руки в карманы куртки, отправился назад домой. Товарищ, закурив, посмотрел вслед, и тоже двинулся к себе.
Проснулся Константин от знакомого до боли, монотонного негромкого звона. Было раннее утро. Повернулся на звук:, глянул… и обомлел. Прямо над ним, завис коричневый «кокон», посверкивая разноцветными огоньками!
«Как он сюда проник?! — была первая мысль. — Форточка! На ночь форточку я открывал!» Константин неотрывно, заворожено смотрел на старого «приятеля». Опять, появилось чувство абсолютного безволия, подчиненности. Но сознание работало.
«Что ему нужно? Вернее — им? Вернулись через столько лет!». И тут понял, что кто-то говорит с ним, проникая мыслью прямо в мозг.
— Игонам нужен контактёр, для эксперимента временного визита в прошлое человечества. Теперь ты взрослый мужчина, и способен, еще и как профессионал-антрополог, многое понять. Для сведения: наши возможности, практически, безграничны. Достаточно включить кнопку, и Земля погибнет в минуту. Однако, игоны не будут этого делать, ибо ставят другие задачи…
Тогда, в детском возрасте, мы скачали у вас необходимую информацию, из мозга, об интересующей проблеме. Мозг ребенка еще, сравнительно, чист от наслоений внешнего социального опыта. Нас, как раз, и интересуют глубинные недра психики, ее архаика, дабы понять, что люди представляли собой, как вид, в начальный период формирования социальности, культуры. Но этого недостаточно. Сейчас, когда стал взрослым, игоны хотят отправиться, через твой же мозг, в прошлое. Но именно ты, с высоты современного опыта, должен будешь оценить, как специалист-антрополог, тот древний уровень культурных зачатков у человеческих приматов.
— Но почему я? А Андрей? И зачем вам эти сведения?
— Игоны изучают человечество, ибо у вас и у нас много общего. Почему не Андрей? Потому что, его способности оказались невелики. Поэтому, друг и не подходит для эксперимента. Другое дело — ты, подающий большие надежды в науке! Через совершенный мозг, мы хотим сопоставить, найти параллели культурного генезиса и нынешнего развития людей. Твое личное участие в эксперименте, будет, своего рода, буфером между тем уровнем Познания и нынешним. Именно глазами ученого, игоны хотят проследить пути становления и изменения Человека, чтобы проанализировать, оценить и использовать эту информацию.
— А если не захочу помогать? Наверняка, ваши планы имеют далеко идущие, последствия и принесут, только вред людям!
— Захочешь! Земля близка к катастрофе, как раз, из-за бурной «культурной» деятельности людей. Конечно, это свершится не сразу. Время есть, чтобы не допустить катаклизма. Но само человечество, не способно себя обуздать. Оно, как раковая опухоль, поражает тело Земли и погибнет вместе с нею, если не принять мер. Задача игонов — помочь вам, вернув на исходный уровень развития, без тяжелых последствий нарушения психики. Однако, для этого необходимы, всесторонние исследования проблемы, чем наша группа и занимается. Твой вклад, хоть и будет сравнительно мал, но внесет, какую-то, ясность в общую картину проблемного решения… Так хочешь помочь человечеству?! Исполнить свою высокую миссию!?
— Не верю я вам, не верю! — закричал взбудораженный Константин. — Игоны хотят, превратить людей в жалких животных, чтобы сделать своими рабами! Я не согласен на эксперимент! Да, не согласен!!!
И тут потерял сознание.
…Неожиданно для родных, Константин перестал узнавать их и, через три дня, практически беспричинно, впал в кому. Врачи разводили руками, не понимая в чем дело. Пациент, неделю за неделей, не приходил в себя (эксперимент шел полным ходом). Специальная аппаратура поддерживала все жизненные функции.
Один лишь Андрюха Кайгородов, догадывался, в чем причина, но тайны никому не раскрыл. Помыслить даже, об этом не мог, как будто ктсмго властно заставлял беднягу молчать. Он стал вялым и апатичным, постоянно, о чем-то, мучительно думал и думал. Родственники обратились к врачам, и те, обследовав больного, стационировали в психиатрическую больницу. Но лечение не помогло…
Если уж говорить прямо, Катьке повезло в жизни по-настоящему. Все девчонки в округе ей завидовали. Выскочить замуж за итальянца, и устроить семью в солнечно-райской стране, на берегу Адриатического моря! А ведь кто была? Обыкновенная из обыкновеннейших! Жили они с матерью, старшим братом и 85-летней бабушкой, в малюсенькой комнатушке с печным отоплением, в деревянном двухэтажном доме. А кроме них, — соседей еще четыре семьи. Надеяться, собственно, и не на что, — квартиры не светило. А найти порядочного, непьющего кавалера в старой рабочей Иванихе — большая проблема. Словом, безнадега для молодой девахи…
Однако амбиции у Катьки были. Упорная была, честолюбивая, не смотря то, что выросла в нищете. Окончила финансовый техникум по бухгалтерскому учету. А тут, на гребне всех этих перемен, да выкрутасов в стране, возьми да прочитай объявление в газете, каких, тогда, пачками печатали на каждом углу. Что требуются мол, симпатичные девушки о 18–25 лет, на работу в заграничные страны танцовщицами, мол, в кабаре. Катька и подумала: дай-ка попытаю счастья, хоть мир увижу. Насчет танцев-то она, конечно, сильно сомневалась, — ясно ведь, что, в действительности, от них требуется, — но искушение было очень велико. Прошла курс немудреного обучения, — и айда, аж в Италию!
Устроили их восемь человек, в дешевую гостиницу, в пригороде Рима. А ресторанчик-то, в котором новоиспеченные артисты показывали свое «искусство», был неподалеку. Там девка, к своему счастью, и повстречала Антонио, работавшего на кухне поваром. Хоть и был он старше Катьки на тринадцать лет, к тому же, женат и ребенка имел, а симпатия между ними возникла. А потом и любовь… Вытеснила, короче, молодая русская соперница законную, но совсем нежеланную жену. И зажили они с Антонио, пока гражданским браком, ибо по тамошним итальянским законам, развод супругам дают не сразу, а по прошествии пяти лет.
Родила вскоре Катька, своему благоверному, сначала одного сына — Мимо, а потом, и второго — Александра. Все это время, жили у родителей. Антонио перебрал кучу работ, но денег, все равно, не хватало. По тамошним меркам, их семья была, мягко говоря, небогатой. Это у нас, в нищей России, их бы назвали, почти средним классом, а в Италии нет. Пролетарии, короче.
Жить с родителями, было не сладко, и, в скором времени, «супруги» перебрались на побережье, в небольшой городок Полетто. Антонио стал строителем, да и Катьке надо было куда-то впрягаться. Тут, ее бухгалтерское образование и пригодилось.
Но вот беда. Помимо знания языка, для достойной работы в мэрии, необходимо было иметь, хотя бы, неоконченное высшее образование. 2–3 курса, — причем, хоть какое. Вполне подходило и российское, а Катька только техникум и окончила. Что делать? Поступить в итальянский вуз — шутка… Домой надо ехать, да и купить эту несчастную справку! Что, мол, прошла два курса обучения. Проще некуда! На Руси ведь, все сейчас продается и покупается. Только бы, деньги были!.. И Катька засобиралась домой. Тем более что давно там не была. Соскучилась.
Ясно, что приезжала она, в родной город из Италии, не в первый раз. О, какая дикая разница между Цивилизацией и чумазым, жалким Уралом! А иванихинские развалюхи так «радовали глаз», что теперь ей, с высоты своей Новой Жизни, хотелось попросту расплакаться. Бедная мама, бедный брат! И все обитатели этого жуткого трущобного района! Но, вместе с тем, Катьку переполняла гордость, что она, в конце концов, вырвалась из этого дерьма, стала Человеком, живет в прекрасной, чистой, богатой стране… К тому же, мать двоих очаровательных детей, жена, пусть и гражданская, непьющего и обожающего мужа.
Однако, Иваниха, какой бы ни была, — Родина, Россия. Как бы не отвращала она, а все равно, тянуло домой. Тем более, в Италии Катька, как не крути, была чужая, и люди, ее окружающие, чужие… Недаром ведь говорят — Чужбина…
Так она думала, совершая перелет, на самолете, из Рима в Москву. Думала и о том, как осуществить свой честолюбивый план. Жил у них на улице, один чудаковатый интеллигент. Естественно, имел высшее образование.
А жизнь свою, так и не сумел устроить. Простофиля, бессребреник, блин… Ей бы его диплом! О, Катька бы пробилась, нашла себе стоящее место: денежное и высокое!.. Вот к этому чистоплюю, и нужно обратиться. Посулить тысчонку, и тот, за неимением средств, все сделает, как миленький. Есть ведь, у недотепы связи в вузах! С такими же чудаками водится… Наверняка поможет!..
В Москве, в аэропорту, Катьку встречал брат Андрей. Ой, как невзрачно выглядит! Сразу видно, с Урала…
— Ниче ты приоделась! И сколько такая шубка стоит?.. Ни хрена себе! Как племянники, Антонио?.. Мать ребят хочет увидеть.
— В следующий раз, привезу Мимо и Сашку. А мама пусть летом приезжает, Антонио сказал. Пусть здесь оформит визу, а деньгами, на перелет, мы поможем.
Сели на такси, добрались до Ярославского вокзала.
— Ты, наверно, есть хочешь? Деньги-то есть? А то, у меня доллары. Надо поменять…
В поезде, в купе, Катька посвятила брата в свои планы.
— А че бы, ему не помочь? Без денег ведь сидит… И сколько, за такую справку, отстегнуть нужно?
— Евгению-дурачку — тыща, да тем, которые ее делать будут, думаю, кусков пять придется отвалить. Это, в принципе, немного.
— А если ничего не получится?
— Ну, тогда будем искать, какие-то, другие пути… — Катька отвернулась к окну, за которым проносились заснеженные поля, с редкими перелесками.
Ну вот, и дома, в России! Ей было радостно и немного грустно. Действительно, соскучилась…
Евгений сидел в своей, выстудившейся за ночь, избе, накинув телогрейку на плечи. На ноги, предусмотрительно, были надеты старые подшитые валенки. Он только что встал, нацепив очки, и пил горячий крепкий чай. «Какой же ход, придумать для концовки рассказа? Ну, чтоб необычно, парадоксально закончить повествование… Нет «убивать» героя не стоит, — слишком тривиально. А вот «заставить» его помучиться, переосмыслить жизнь, — это, пожалуй, читателю будет интересно…».
Два года уже, он «давит» прозу. Писателишка, конечно, не ахти какой, но коллеги, иногда, об удачных рассказах, отзываются хорошо. О, если бы только знали, чего ему стоит это сочинительство! Жить-то одному, без постоянного заработка, совсем не в жилу! Хотя конечно, может устроиться на хорошую работу по специальности и жить, как все, более или менее сносно в материальном отношении. Но тогда прощай творчество! И с бабами-то проблемы, из-за отсутствия средств. Нет, недаром говорят, что искусство требует жертв! Но ведь, и на шабашках, вечно, перебиваться не будешь…
В дверь настойчиво постучали. Кто бы это мог быть?
— Вот так встреча! Катерина! Ну как там, в благословенной Италии?
Катька, пригнувшись, вошла в полумрак прихожей, освещенный тусклой лампочкой. Через застывшие окна, свет проникал еле-еле. Было на ней, старое зимнее пальто с повытертой норкой. На голове — невзрачная шапчонка. Здесь, в вонючей Иванихе, и такая одежда сгодится!
— Здравствуй, Женя! Все пишешь? Так и не женился?
— Да вот, рассказ почти готов! Три дня на него угрохал! Но, вроде, ничего получился… Ты-то как поживаешь?
— Проблем куча. Но, в целом, хорошо. Я вот за чем пришла: нет ли у тебя знакомых, среди преподавателей наших вузов? Одну вещь нужно сделать. Поможешь? Конечно, не бесплатно…
— Ну как же! Есть к кому обратиться: и в институт искусств, и в университет. А что нужно-то?
Катька подробно изложила свою просьбу.
— Даже и не знаю… — Евгений почесал затылок. — Согласится ли кто… За это дело, если пронюхают, с работы могут погнать, а то и хуже!
— Так надо сделать шито-крыто. Неплохо заплачу. Ведь всего лишь, справка какая-то!
— Так, значит, если получится, «кусок» мне будет? Недурно!.. Говоришь, несколько недель здесь пробудешь? Ладно, попробую…
Не откладывая в долгий ящик, Евгений, на следующий же день, отправился в институт искусств. Там у него, на культуроведческом отделении, работал знакомый: зам. декана Юрий Павлович Шуйко, большой любитель шахмат, с которым Евгений постоянно сражался, летом, в городском саду. Почему бы Шуйко не помочь? Однако, дело-то щекотливое… А вдруг не согласится? Неловко, как-то, предлагать опасную авантюру. Но, с другой стороны, — пять тысяч! Неужели, для нищего препода, они будут лишними? Только бы договориться с ним, — и р-раз! — в кармане целый «кусок»! Это не по сотне-две, зашибать на разгрузке фур! Пару слов всего брякнуть, и можно месяц жить безбедно, спокойно творя искусство…
В институте Шуйко, он нашел не сразу, — пришлось идти, какими-то, внутренними закоулками старого здания, пока где-то на втором этаже, поднявшись по крутой деревянной лестнице, Евгений не отыскал дверь с табличкой «Зам. декана».
— Здравствуйте, Юрий Палыч! Я к вам по делу…
— A-а! Привет, привет… Ну, и что привело, так сказать? — заулыбался Шуйко, небольшого роста, в строгом черном костюме, пожилой мужчина.
— Даже не знаю, с чего и начать… — ломался Евгений.
— С главного, с главного начните!
— Ну, в общем, не могли бы вы помочь, справочку небольшую сделать. Конечно, не бесплатно… Пять тысяч… Девушке одной нужно помочь. Что она, мол, закончила у вас два курса…
Шуйко сразу помрачнел.
— Знаете, молодой человек, я такими делами не занимаюсь! Может, кто-то другой и согласится помочь, — такие личности есть, — но обратились вы не по адресу. До свиданья!
— Но ведь я…
— Я сказал: до свиданья! — отчеканил зам. декана.
Евгений, как побитый пес, сгорбившись, выбрался из кабинета. Было ужасно стыдно. Что Шуйко подумал о нем? Вот ведь, мол, какой прощелыга! Взятку предлагает!.. Да, измарался в дерьме так, что не отмоешься!.. Да и наплевать на эту тысячу! Он и так проживет, хоть совесть будет чиста!..
Придя домой, Евгений отправился к Катьке.
— Нет, Катя, не согласился Шуйко, выставил за дверь.
— Ишь, какой неподкупный! Он просто тебя плохо знает, — вдруг разболтаешь. А был бы близким другом, сделал бы справочку, как пить дать! Не верь ты таким!
— Нет, Катя… — замялся Евгений. — Не нужна мне эта тыща… Найди кого-нибудь другого. Я пас…
— Ну, давай полторы дам, только помоги! Может, есть еще кто-нибудь, к кому можно обратиться? — занервничала деваха.
— Полторы? Это, в принципе, меняет дело!.. Есть у меня друг, — вместе учились. А у него сестра, в универе, преподавателем работает. Можно туда обратиться. Она девка пробивная. Скорее всего, поможет. Но нужно только, через брата искать.
— Ну, это другое дело! Действуй! Пообещай ей шесть тысяч…
Юрка Шмырин, старый друг Евгения, имел свой бизнес и довольно успешный. Деньги не просто любил, а боготворил. Ну как без них? Деньги, как соленая вода, — пьешь и не можешь остановиться, еще хочется. Наркотик! Когда его друг, — неудачник по жизни, — позвонил, Юрка сразу поставил условие: две тысячи за посредничество. А как же? Такие дела серьезные, просто так не проворачиваются! Этот интеллигентишка, было, завозмущался, что, мол, условия — грабеж среди бела дня; что, мол, друзья так не поступают. А он прямо сказал, что и пятихатки Женьке, болезному, вполне хватит. Ну, зачем, дураку, бабки? Что с ними будет делать? Смешной какой…
Юрка позвонил сестре Лене, и та сразу уцепилась за возможность заработать. Связи в деканате исторического факультета, были. Но и она затребовала, за посредничество, две тысячи. Ребенка ведь, одна воспитывает, — деньги позарез нужны! А те люди, которые будут делать документ, сказала, запросили не менее восьми. Дело-то непростое, связано с известным риском. Итого получается: четыре «куска» да восемь, да этому бедолаге 500 рублей, — всего 12 500. Нормально, по-божески!
Информацию Юрка передал другу.
«Пятьсот рублей?! — мучительно размышлял Евгений. — Да это же копейки! Я ведь, всю машину раскрутил! Мне больше и полагается! Нет, так дело не пойдет! Или отказываюсь предоставлять свои услуги, или Катерина должна заплатить две тысячи. Но почему две? Мне положено, как минимум, три! Не будь организатора, ничего ведь не получилось бы!».
— В общем, Катя, расценки изменились, — начал решительно он при встрече. — Юрке с сестрой по две, тем, кто справку будет делать — восемь, ну а мне три… Я ведь, это все запустил!
Катька вытаращила глаза. Ничего себе, заявочки. Быстро подсчитала в уме: 15 тысяч, — это же 500 долларов!
— Не жирно ли будет? Справками), простая бумажка с печатью. Долго ли ее сделать? Да и вы — посреднички, — чересчур загнули! Тебе могу положить только две тысячи, сестре с братом — по «куску», а исполнителям и семи хватит. Можешь, телефон этой Шмыриной дать?
— Чтобы договорились за моей спиной, а я в дураках остался? — заартачился Евгений. — Так даешь гарантию, что получу свои две тысячи?
— Ну, разумеется. Какой телефон?
— Дам при условии, если пойдем вместе звонить!
— Ради Бога! — презрительно бросила Катька. — Друг-то твой, не побоялся передать координаты сестры!
«Ну, блин и народ! До чего жадный! Делят шкуру неубитого медведя! Не думала, что дело так обернется! Но вряд ли, удовлетворю их акульим запросам! Все хотят урвать от моего пирога! — внутренне, возмущалась Катька, пока шли с Евгением к телефон-автомату. — А этот, Евгений-то, интеллигентишка вшивый, оказался каков! Ну и ну! Вот тебе и Россия!..».
— Алло! Елена Витальевна! Вы? Это Катя насчет справки, — заговорила она в трубку, когда связь сработала. — Вы извините, конечно, но, увы, не могу дать названную сумму… Что-что? Еще больше?! Ну, это уже через край! Неужели так сложно, поставить печать на листочек бумаги!.. А-а, — и декан тоже заинтересован в определенной сумме?.. Да просто физически, не найду таких денег! Ну и что, что из Италии… Меньше? Тогда сколько? Хорошо, я подумаю… До свиданья! — Катька бросила трубку.
— Ну, у тебя и друзья, Женя! Даром, что интеллигенция! Конечно, подозревала нечто подобное, — но чтобы так!
— Так ведь спрос идет от заказчика… — скромно вставил Евгений. — Тебе же очень нужно. Вот, все и пользуются этим… Ну, как, — что-нибудь решила?
— Даже и не знаю… Наверно, откажусь я от их «услуг». Там, в Италии, буду, как-нибудь, выкручиваться… Но тебе, все равно, спасибо за хлопоты! Старался ведь.
— Да что там… Так и не заработал. Жалко…
— Дам тебе 500 рублей, так и быть! — неожиданно сказала Катька. — Как бедному писателю, блин!
— Да нет, что ты, не надо… — покраснел Евгений на морозе.
— Да бери, бери! Разбогатеешь, отдашь. О, господи! Какая у вас тут, в России, жизнь!..
…Она летела в самолете, и вспоминала все подробности своего пребывания дома, в Иванихе. Пенсионерку мать, брата, вкалывающего за копейки на заводе; подругу, так и не устроившую личную жизнь… 2000 год на дворе! В России же, живут, — как будто, после разрухи начала прошлого века! А чудаку Евгению, она не зря помогла… Пусть, блаженненький, немного порадуется! Еще, какой-нибудь, рассказишко напишет… Да, не зря…
Отец Васьки — учитель физкультуры одной из красновишерских школ, — обожал рыбалку. Каждое лето, в отпуск, брал с собою сына-подростка на верховья здешней красавицы-реки, горной Вишеры, где и проводил пару недель в увлекательной ловле, в основном, хариусов и тайменей. О, эта рыба особая! Хариуса еще называют уральской форелью, предпочитающего чистую горную воду, особенно, на быстрых каменистых перекатах. Соленый или жареный, — он вкуснотищи необычайной! А таймень, наоборот, любит глубокие омуты под высоченными скалами. Крупные особи достигают весом до десяти килограммов, и больше. Как тут не оставишь все домашние дела, и не умотаешь, на моторной лодке, вверх по течению. Где открываются такие красоты уральской дикой природы, что никогда не сотрёшь из памяти и, вновь, будешь стремиться их увидеть!
Вот и в это лето, как только Васька закончил сессию в училище в Перми, отец прихватил его с собой и дядькой Лешей в тайгу, на Вишеру. Запаслись провиантом, бензином, солью для заготовки рыбы; взяли палатку, котелки и прочее, — короче, все, что необходимо в дальнем походе. И, с утра, отправились, на двух моторках, навстречу солнцу!
Рассекающий зеленоватую воду, нос лодки, гул мотора, прохладный ветерок в лицо; по берегам — величественно проплывающие, известняковые утесы, елово-пихтовая молчаливая тайга, — вновь тревожно радовали Ваську. Как будто, Вишера приоткрывала, какую-то, заветную тайну перед ним… Отец, — в непромокаемой штормовке, теплом свитере, в резиновых сапогах-бахилах, — управляя на корме, рулем мотора, улыбался, когда сын поворачивал к нему восторженное лицо. Позади — ехал дядька Леша.
— Васька, сейчас же надень капюшон на голову! Простынешь ведь! — прокричал отец, перекрывая гул «Ветерка».
— Не простыну! Тепло! Солнце светит!
Прошли бойцы Ветлан и Дыроватый, а потом, и красавец Писанный. Васька, с замиранием сердца, ждал его появления. До чего же красиво! Отвесная громада обрывается прямо в глубокое, недвижное плёсо. Растянулся камень, аж на несколько километров вдоль Вишеры-реки, обрамленный, вверху, темно-зеленой бахромою древних елей.
Особенно интересно было, преодолевать, против течения, бурные вишерские перекаты. Их тут, как говорится, немеренно. Идут, друг за другом, целыми сериями. Брызжущая волна, порой, достигает почти метра. Но мощный мотор, запросто, берет эту преграду.
По дороге, несколько раз, встретили туристов на байдарках и катамаранах, спускающихся вниз по течению. Их сюда, на Вишеру, приезжает много. Аж из Москвы и Питера, посмотреть местные красоты едут. Васька посматривал на этих горожан, испытывающих силы на сложной уральской реке, с нескрываемым с презрением. Тоже мне, сплавщики! Сидели бы у себя по москвам дома, и не забирались в этакую глухомань!
К вечеру, добрались до деревни Долгое Плёсо и, недалеко от нее, у скал, сделали привал. Пока дядька с отцом ставили палатку, Васька, сняв бахилы и переобувшись в кроссовки, занимался костром и приготовлением каши, с тушенкой. Под закат, вышли со спиннингами к реке, закидывая лесу с блесной, от замшелых прибрежных валунов.
— Здесь не так берет… — заметил дядька. — Выше поднимемся, — вот там будет рыбалка, так рыбалка!.. Ух, ты, Серега, какого отхватил! На полкило-то потянет!.. Смотри, — и у меня, кажись, дергает!
Отец, с азартом, вытащил довольно крупного щуренка, посадил в садок.
— Утром на уху его! Смотри-ка, уже темнеть начало. Давай-ка, Васька, поддержи костер! На сегодня хватит…
В сумерках расселись у стреляющего угольками, кострища. Мужики достали спирту. Выпили за удачное начало предприятия. Захмелели.
— Завтра до Акчима надо добраться. А там и до Ваи рукой подать… — отец закурил очередную сигарету. — Торопиться больше не будем, начнем ловить, да солить рыбу. Тут места хорошие… Ты о чем, Васька, задумался?
Парень, не отрываясь, смотрел на зеленоватые, голубые, красные переливы пламени. Сессия позади. Еще год осталось проучиться, и окончит речное училище. А потом, техником-механиком станет. Мечтает, на корабле типа «река-море» ходить. Вот будет жизнь! Только девчонки у него пока нет. Ну, да это дело наживное! Мать-то говорит, что он симпатичный, за год вырос, раздался в плечах. Не зря ведь, занимается бегом и штангой! Спасибо, отец приучил…
Между тем, дядька с отцом полезли в палатку.
— Долго-то не сиди! Завтра нагрузка будет большая. Ложись, давай.
— Я еще немного, батя… Подумать надо…
Колька Бессонов сегодня, опять напился с мужиками на работе. Вкалывал он здесь, в вайском леспромхозе, сучкорубом. Труд, конечно, не ахти какой сложный, но за смену так уханькивался, что домой еле ноги волочил. Ну, как тут не вмазать маленько! Без спирта в тайге нельзя. Он и дух поднимает, и согревает, если погода хреновая, и физических сил сразу прибавляет.
Здесь, в тайге, конечно, жить неплохо. Вая, хоть и маленький, но все же поселок. Магазин есть, почта, клуб. Летом хорошо: порыбачить на Вишере можно, поохотиться. Зимой, правда, скучновато. А он молодой, жизни еще, как говорится, не видал. Ну, отработаешь, сходишь в клуб, ну по телевизору че-нибудь посмотришь, к друганам сходишь, и все! Бабу надо. Но жениться рановато еще. А девок местных, не так уж и много. Все какие-то коровы, окромя одной, Насти. Запала ему в душу и не выходит. Он и так к ней и эдак, а девчонка нос воротит. Может, Николай, не такой симпатичный, как бы ей хотелось-то?.. Пьет? Дак в поселке, все мужики понужают, да и бабы туда же. Измаялся, — сил больше нет! Надо еще раз сходить к «принцессе», и поговорить начистоту: или-или. Да так да, нет, так нет!
Со щетиной на подбородке и щеках, в сапогах, в непромокаемой ветровке с капюшоном, Николай шел пошатываясь, через всю Ваю, по направлению к настиному дому. Гилёвы занимали вторую половину барака из бруса. Зашел в калитку. Постучал в обитую войлоком, дверь рядом с летним умывальником.
— Кто там?
— Да я, Николай! Настя, открой-ка!
— Пьяный ты, не выйду ни за что!
— Да открой же! Сказать надо что-то!
— Ладно, счас. Только картошку с плиты уберу.
На порог вышла худенькая, светловолосая девушка, в простеньком ситцевом платье.
— Ну что тебе еще? — недовольно произнесла она.
Обычно, Николая охватывал страх перед предметом своего буйного чувства, хотя и был, совсем, не из трусливых. Скорее, грубовато-необузданным был мужиком… Но сейчас, — под винными парами, — осмелел.
— Сама знаешь… Люблю я тебя. Будем вместе? Говори: да или нет. Если нет, то за себя не ручаюсь!
— Знаешь ведь, что у меня есть Виктор!
— A-а, этот инженеришка-то из Красновишерска? Городской, значит, больше по нутру?.. Все они, образованные, — козлы… А простой работяга, значит, не устраивает?
— Причем здесь это? — Настя, явно, не хотела разговаривать с пьяным. Дурак дураком!
— Сейчас пойду к нему и набью морду! — воинственно, взмахнул кулаком Николай.
— Как бы он не набил идиоту! Ну, все, я пошла. Прощай уже!
Дверь захлопнулась, перед носом… Безудержная ярость охватила неудачника.
— Пристрелю, гада! — злобно прошептал он. И, опрометью, бросился домой за ружьем.
Матери дома не было. Душила обида. Вытащил карабин из сундука, зарядил и… остановился. Как же, будет-то стрелять в инженера, на виду у всего поселка? Да его ведь, сразу упекут, куда надо! А о зонах с вышками, Николай представление имел. Вон сколько их, разбросано здесь, по Вишере! Это же жуткая неволя, сломанная жизнь!.. Нет, пойдет он лучше в тайгу, да и отведет душу на охоте. Пристрелит какую-нибудь птицу — легче станет!.. Положил карабин в чехол и вышел на улицу…
Бродил по тайге, сам не свой, до вечера. Из старой охотничьей фляжки, отхлебывал разведенный спирт. Легче не становилось. И зверья никакого не попадалось. В душе все клокотало: «Ох, Настя, и стерва же ты! Променяла на какого-то чистоплюя… Ненавижу этих городских! Вон, на плотах, сплавляются себе по Вишере. Туристы, антилегенты, блин! Надоели уже в поселке. Продукты им подавай!.. А поработали б на моем месте, я бы посмотрел! Бездельники сраные!..».
Вышел к реке. Раздвинув еловые лапы, увидел, как на ладони, лодку с двумя рыбаками. «Та же самая, городская шваль! Разрыбачились тут! Ну, я вам счас устрою…» — от охватившей ярости, затряслись руки.
Он, одним махом, выхлестал остатки спирта в горло.
— Хор-рош, красавец! — отец помог Ваське, с помощью сачка, вытащить сопротивляющегося тайменя — Засолим голубчика! У нас, наверное, рыбы, килограммов уж тридцать будет, за четыре дня!
Они уже два часа, рыбачили на плёсе у камня Гостиновский. Вечерняя прохлада тянулась над притихшей Вишерой. Дядька Леша промышлял за поворотом, за скалой, ничего не подозревая.
Внезапно тишину разорвал, какой-то, странный гром. Выстрел! Неизвестно откуда! Васька, с ужасом, увидел отца, схватившегося за лицо, неловко падающего на дно лодки. Из пробитого глаза, пульсируя, вырывалась черная кровь…
— А-а! — заорал парень, и тут же, прогремело второй раз. Он почувствовал сильный толчок в плечо, но боли не ощутил. Безмерный животный страх охватил Ваську! Бросился в воду, отчаянно поплыв к берегу, — благо, что тот находился рядом. По прибрежным камням, выскочил навстречу пихтовому лесу и, дико крича, скрылся в нем.
Васька бежал, не разбирая дороги, исхлестав, колючими ветками, лицо до крови. Несколько раз падал, но опять поднимался и бежал. Наконец, свалился на мшистую холодную землю, надрывно дыша. Ему все казалось, что кто-то гонится за ним, и хочет всадить пулю… «А как же батя?! Ведь его убили! Наповал! И меня, чуть не кончили!» — лихорадочно думал бедняга. И только сейчас почувствовал, что рукав штормовки, сырой от липкой крови… Ранен! Ваське стало дурно, и он потерял сознание…
Очнулся, когда было, уже почти темно. Тело ныло, а плечо и предплечье странно онемели. Вспомнив все, затрясся в лихорадке. У парня начался жар. «Нужно идти к людям, к дядьке! Он, наверно уже, с мертвым отцом, ждет помощи. А может те, кто стрелял из тайги, и его порешили?! Да наверняка! Нет, лучше пока не высовываться! Страшно!». И Васька, трясясь от озноба, продолжал лежать.
Ночь прошла, как в кошмарном сне. На время, раненный забывался, потом опять лежал и мучительно думал. «Тут недалеко, вверх по течению, поселок лесозаготовителей Вая. Туда и пойду, если сил хватит. Но батя, батя…».
Наутро Ваське было так плохо, что еле встал. Ранение и шок давали о себе знать. Сначала он, как пьяный, раскачиваясь из стороны в сторону, шел. Потом упал и пополз. Еле выбрался к реке и, на берегу, опять потерял сознание…
Очнулся от того, что кто-то его сильно тряс. Какие-то мужики, — туристы, наверное, — стояли над распростертым телом.
— Эй, парень! Жив? Откуда ты? Что случилось?
— Батю убили! Где-то здесь, рядом… Из тайги стреляли…
— Э, да он серьезно ранен! Нужно срочно на байдарку его, — и в Ваю. Пятнадцать километров, надеюсь, выдержит. Давайте-ка, ребята, поднимем…
…Пуля, как потом рассказал Ваське врач, прошла, сквозь плечо, на шесть сантиметров до грудной клетки. Не так далеко и до сердца… Из Ваи, его вертолетом отправили в Красновишерск. Дядька Леша был жив, тело отца, на моторке, привез в Ваю… Подняли местную милицию, из районного центра прибыли оперативники. Сразу возникло подозрение, что стрелял из карабина местный житель, — болыие-то, вроде, некому. Но искать его долго не пришлось. Николай Бессонов сам явился с повинной.
— В общем, повезло тебе, парень, что жив, остался… — сочувственно, глядел на перебинтованного Ваську врач. — А вот отца, конечно, жаль очень… Этого молодого убийцу, который, якобы, из-за какой-то девчонки в вас стрелял, поселок, теперь, во всю матушку честит… Под следствием сейчас он, в тюрьме… А вот и сама пуля. Возьми на память. Держись, дорогой! Вся жизнь, еще впереди!..
Его схватили, с силой, за загривок и швырнули в раскрытую пасть подпола: «Не будешь гадить, скотина!». Крышка захлопнулась…
Жалобно замяукал. Было обидно. Что он такого сделал? Жил себе да жил с этими издерганными, злыми людьми, которые постоянно ссорились после приема, какой-то, вонючей воды. Доставалось пинков и ему. Хоть бы, кормили нормально! Почти ничего и не перепадало. Постоянно хотелось есть. А хозяйка, почему-то, невзлюбила его: «Будешь ходить на улицу, будешь?!» И вышвыривала за порог прямо в снег… Но делать нечего, — куда же идти? Здесь — дом. Тут, хоть что-то можно перекусить, здесь тепло. А на улице, на морозе — гибель. Это он хорошо понимал…
В темноте всё было видно. Пахло мышами. Вот какие-то банки, а там ящики стоят, а дальше, пространство чем-то перегорожено. Очень скоро, обследовал закоулки темного голбца. Что делать? Здесь совсем не уютно. И холодно. «Мяу-мяу!» — позвал. Но никто не спешил открывать. «Мяу-мяу!» — всё тщетно. Он сел прямо перед крышкой — через малюсенькую щелку падал свет, — и продолжал звать хозяйку, жалуясь на свое незавидное положение. Наконец, замолк и впал в какое-то оцепенение.
Сколько прошло времени, представления, конечно, не имел. Отчаянно хотелось есть. «Мяу-мяу!» Он опять обследовал подполье, уже в поисках еды, но, естественно, ничего подходящего не нашел. Охватила тревога. Теперь, кот просил выпустить громче, с надрывом, протяжно. Ну, неужели хозяйке не жалко его, неужели не понимает, что здесь плохо, одиноко, голодно. Нет, всё бесполезно! Его бросили на произвол судьбы!.. Утомившись, уснул.
…Казалось, провел, в этой холодной «могиле», целую вечность. Звать на помощь, не имело смысла. Он, опять, отправился на поиски чего-нибудь съестного, вместе с тем, ища выход из жуткого замкнутого пространства. Подойдя к деревянной перегородке, понял, что за ней есть еще что-то. Пошел вдоль и обнаружил… лаз! Что там впереди? Протиснулся в узкую щель и оказался по ту сторону. Здесь тоже был голбец и крышка, ведущая наверх! «Мяу-мяу! — стал звать. — Выпустите меня кто-нибудь!». Но и тут ему никто не открыл.
Вскоре, совсем отчаялся и стал мяукать громче, из последних сил, не переставая, до хрипа: «Помогите!..». И беднягу услышали! Забренчало кольцо крышки, и в подпол ринулся яркий свет!
— Ты что это орешь, уже третий день? Не пускают они тебя? Вот нелюди! Закрыли, как в тюрьме, и не кормят. Залазь, залазь! Проходи! Ну и соседушки! Алкашьё недорезанное! Что же дать-то? Может, суп поешь?».
Кот жадно набросился на еду. Мужик, с состраданием, смотрел на него.
— Э, да ты совсем молодой! А худой-то какой, — кожа да кости! Как быть-то с гостюшкой? Оставить, что ли? Все равно ведь, один живу… Хоть, веселее будет… Барсик, Барсик! Нет! Лучше Бимка!.. Бимкой я тебя назову! Что, не против, а?..
От еды и тепла, после стольких страданий, кота разморило. Хорошо-то как! Подошел к мужику и благодарно потерся, боком, об его ноги. Только бы не выгнал! Видно ведь, что не злой человек. Не то, что хозяйка!
Из небольшой кухонки, прошел в комнату. Обнюхал все углы. И, после этого, забрался на чистую постель.
— Нет, брат! Так не пойдет! Слазь сейчас же! Спи вон, на стуле у печки! — хозяин согнал кота на пол.
Походив немного по комнате, опять залез на старое место.
— Ишь, барин! Из грязи, да в князи! Нет, — ты меня будешь слушать!
На этот раз, его бесцеремонно вышвырнули с кровати.
«Значит, туда нельзя…» — кот забрался на мягкий стул и, свернувшись в клубок, крепко заснул.
— Ты че это, Гриша, кота решил взять? — разбудил женский голос. — Пусть уж живет, веселей вдвоем-то вам будет! Только ведь, кормить надо скотину, приучать на улицу выходить… А этим пьяницам, через стенку, никого не жалко! Нинка-то, тогда свою кошку повесила, сволочь; а был котенок, так его в кипяток головой сунула! Отыгрывается на животных, «власть» свою, дескать, показывает! Ну, и стерва же, а!..
— Пускай живет! Ты, мама, если что, косточек приноси. Откармливать надо зверя! Совсем ведь, какой-то плоский… Я, кстати, его Бимкой назвал.
— Так Бим-то, это пес такой был. Кино же показывали.
— Ну и что? Мне это имя нравится. Кошки-то, говорят, умнее собак… Посмотрим, что из зверюги вырастет!
И зажили кот с Григорием вместе…
…На дворе стояла зима. Каждое утро, хозяин уходил на работу, оставляя Бимку одного. Скучновато, конечно, было. Кот, належавшись на своем стуле, залазил на подоконник и смотрел в промерзшее окно, наблюдая за тем, что творится на улице. То человек пройдет, то собака пробежит, то прилетит и усядется на яблоню ворона.
Не смотря на то, что Григорий откармливал беднягу, постоянно хотелось есть. Видимо, наголодовался, когда жил в черном теле у соседей. И вот сейчас, какая-то неуемная жадность к съестному была у кота. Он ел, практически, всё и помногу. И хлеб, и суп, и кашу, и даже печенье. Не говоря, о «деликатесах» — рыбьих и куриных косточках, которые приносила мать Григория, живущая, с отцом, в большущем деревянном доме через дорогу.
Бимка, однако, об этом доме ничего не знал. Привык уже, к долгожданным приходам этой пожилой доброй женщины, неизменно приносящей, что-нибудь, вкусненькое. Ждал и своего Хозяина с работы. По-другому, кот о Григории и не думал, а признавал, именно как Хозяина. Он и покормит, и поласкает, и накажет, если что. От него ведь, все зависит, — вся кошачья бимкина жизнь!
Вечерами, Хозяин всегда что-то писал на кухонном столе, и кошак, подогнув передние лапы калачиком на полу, прижимался, всем телом, к его ноге.
А со временем, Хозяин допустил даже спать с собой в ногах, потому что в доме с печным отоплением, под утро, было уже холодновато, и Бимка мерз.
Иногда, правда, Григорий докучал своими издевательствами. Он укладывал кота на спину и начинал, гладить и грубо мять живот, захватывая всеми пятью пальцами шкуру, приговаривая: «Сволочь… Сволочь…». Но Бимка прекрасно понимал, что это творится не со зла, а от любви к нему, и поэтому, лишь делал вид, что злится, понарошку покусывая Хозяину руку или слегка царапая ее. Он ведь тоже его любил…
Но однажды Григорий был страшно рассержен, когда кот, бессовестно, украл, со стола, кружок колбасы, которую тот приготовил, чтобы съесть, но вышел за чем-то в чулан. Бимка не смог сдержать своих чувств, жрать, как всегда хотелось, а тут такой аппетитный кружок! Он вскочил, не помня себя, на стол и, тут же, начал поглощать продукт, жадно урча. Что тут было! От удара по хребту, котяра полетел с кухни аж в комнату, несколько раз перевернувшись! Срочно спрятался под кровать, но Григорий, нагнувшись, вытащил прямо за хвост. Бимка, от ужаса, прижал уши и покорно ждал своей участи, повалившись на бок. Но ничего больше не произошло! Хозяин, как-то сразу, остыл и погладил по голове.
— Ах ты, голодай! Ворюга! Криминальный элемент!..
Больше колбасы, без присмотра, Григорий не оставлял.
С наступлением теплых весенних деньков, Бимка, постепенно, начал выбираться на улицу, потихоньку бродить. Он обследовал дом и его окрестности: побывал на чердаке, лазил в дровяник, — да мало ли куда! — полеживал, на лавочке у ворот, на солнце. А однажды, догадался пойти в дом напротив, за матерью Григория, принесшей, как всегда, косточки. Видимо, кота заинтересовал источник, откуда те берутся, а может, просто инстинктивно отправился за женщиной, к которой привязался, опять же, из-за еды.
В доме у родителей, жили молодая кошка-«богатка» Мурка и, купленный у каких-то ханыг за 100 рублей, найденыш, кокер-спаниель Чак. При появлении непрошенного гостя, Мурка, зашипев, выгнула спину. Но поскольку была «дамой», драться не стала, а отбежала на безопасное расстояние, из прихожей в комнату, и оттуда таращила, полные ненависти, желтые глаза на пришельца. Чак же, в силу своего дружелюбного характера, обнюхал напряженного, как пружина, Бимку и завилял коротким хвостом-обрубком. Знакомство состоялось.
— Вот, пришел в гости, — усмехнулась мать, подойдя к столу, за которым обедал супруг. — Смотри, как поправился, а то ведь, был натуральный шкелет! Все равно, он страшный, некрасивый! Башка большая, шерсть не гладкая…
— Ты не приучай, сюда-то ходить, — заметил отец. — Нам своих нахлебников хватает… Ишь, припёрся! Знает, где жиром намазано! Скажи Григорию, чтобы обратно к себе забрал.
Но угостить Бимку, все ж таки, угостили. И кот понял, что жизнь здесь, намного интереснее и лучше, чем сидеть одному, иногда и не покормленным, и ждать целый день Хозяина. А тут — Хозяйка, которая всегда что-нибудь, да готовит, и у которой, следовательно, всегда есть, что пожрать! Поэтому, после того, как Григорий унес его обратно к себе, Бимка, через пару дней, уже самостоятельно, вторично, пришел в родительский дом, да там, как-то, и остался ночевать. А потом, и вовсе «прописался». Григорий, «устав» кормить у себя кошака, этому не препятствовал.
И началась у Бимки жизнь, полная впечатлений и радостей! Постепенно Мурка к нему привыкла, а пёс дак стал настоящим другом. По вечерам, наевшись из одной чашки, они бегали по комнатам, друг за другом, весело играя. Чак лизал коту морду, а тот подставлял еще и спину. Более того, собака стала ревновать котяру к членам семьи, а когда Григорий «мучил» Бимку, тут же прибегала и норовила укусить.
А какой удивительный мир открывался за порогом дома! Великолепный чердак, курятник, в котором водились вкусные мыши, крыша пристроек к дому, огромный огород. А за ним, — необозримые просторы других огородов и домов. Где обитали коты и… кошечки! Да-да, кошечки, к которым, у Бимки, уже проснулся весенний интерес.
Главное же, в доме у родителей Григория, было море жратвы! Бимка бесконечно, что-нибудь да, ел, но так и не мог до конца насытиться. Мать, специально, покупала дешевую рыбу, куриные лапы, «Чаппи», а отец баловал кота, которого отчего-то вдруг полюбил, кусочками колбасы. И это не говоря о том, что в напольной чашке, 3 раза в день, неизменно, был суп, а хлеба, хоть залопайся. Но постоянно голод, голод не давал Бимке покоя, а посему, он воровал безбожно то, что плохо лежит из еды.
Домочадцы смотрят телевизор в комнате, а «тать» на кухне, тихонько в темноте, заскакивает на стол для посуды и разных объедков, и жадно хавает, что попадется под лапу. А однажды даже, заглотил целлофановый пакет для мяса, не прожевывая!.. Конечно, Бимке, за «преступления», доставалось по первое число, однако он, увы, исправлению не подлежал.
Но что касается Григория, Хозяина, то кот его, отнюдь, не забыл. Григорий наведывался к родителям часто, — телевизора своего не было, поэтому, вечерами, засиживался в их доме. Потом, шел к себе, через дорогу, спать. И Бимка бежал за другом, — подняв вертикально хвост и мяукая, — чтобы переночевать в доме, который его когда-то приютил. А наутро, когда Хозяин уходил на работу, кошак провожал до угла улицы, а потом, возвращался, обратно, к родителям…
— Ты смотри, какой стал здоровый! Загривок-то, как у атлета! А щеки хомячьи. Тяжелый, блин! — Григорий, по обыкновению, любовно тискал Бимку, потом поднял за передние лапы.
— Не ломай ему руки! — стала защищать кота мать. — Он ведь боится!
— Да ни хрена такому не сделается! Боров…
— А все-таки, кот наш красивый… Угловая-то Светка говорит, что урод, страшный больно, а для меня, хоть как, — Ален Делон!
Бимка, спрыгнув с колен Григория, слыша, что говорят о нем, подошел к матери, подставляя спину под руку, — чтобы погладили…
Он уже больше года жил, припеваючи, в этой семье. Все его любили, поэтому, чувствовал себя хозяином положения. Кошку — ни во что не ставил, собака «молилась» на своего «бога». Вечером, когда семья, — и люди, и животные, — собирались у телевизора, Бимка пробирался к отцу, сидевшему за столом, и, сложив калачиком лапы, ложился на живот прямо перед ним. И закрывал, от удовольствия, глаза от почесывания за ушами. Короче, идиллия, да и только! Взаимность…
Но за пределами дома, у него, сплошь и рядом, были враги — местные кошаки. Война шла не на жизнь, а на смерть за самок и отстаивание территории. По ночам, слышны были, жуткое мяргание и шум ожесточенных драк. Бимке здорово доставалось, — особенно, от одного кота-бандита с драным ухом. То глаз запухший, то морда исцарапана, то подвернута в борьбе лапа. После этого, он обычно отлеживался несколько дней и, почти ничего, не ел… А один раз, пришел весь в саже, черный-черный, — видать, в трубе побывал, — так мать, в три шеи погнала грязнулю. А что, блин? Нечего покрывало на диване гадить!..
…По прошествии двух месяцев, Мурка впервые забеременела и, вскоре, родила. Бимка, с удивлением, рассматривал странные живые комочки и, даже, трогал и катал их лапой. А когда котята подросли, с интересом наблюдал за их неловкими передвижениями, лежа рядом. И было даже, такое впечатление, будто чувствовал ответственность, как взрослый, за детенышей. А когда, те стали есть, никогда не смел, отобрать еду, — наоборот, уступал свое, если несмышленыши подбегали к чашке.
Вообще, странное было зрелище, когда мать с отцом садились за стол. Команда из шести «голов» выстраивалась, сидя полукругом, и ждала подачки: собака, Бимка, Мурка и три маленьких котёнка.
— Не дело это! — как-то не выдержала мать. — Как, с дитями, потом-то будем, когда вырастут? Кошачью «ферму» разводить?
— Да и вообще, — поддержал отец, — ступить некуда! И кормить же, всех надо!
— Может, отдать Бимку с Муркой и двух маленьких в «Доброе сердце», приют для животных? А собаку, и вот того рыженького лапку, оставить? Там ведь, в приюте, всех сейчас берут, а потом, отдают новым хозяевам. То есть, кто захочет взять… Пускай Григорий отвезет лишних-то. Все равно, нужно освобождаться. Куда нам столько иждивенцев!
На том и порешили.
А наутро, Григорий шел уже, с двумя большими сумками, на остановку автобуса. Жалко, конечно, было отдавать кота чужому человеку. Притом, что так привязались друг к другу. А что делать? Мать настаивает. Действительно, — ну куда с такою оравой? Даже, когда Бимка с кошкой и собака жили втроем, и то было тесновато. А тут шестеро!.. Если же кота взять к себе обратно, он опять убежит к родителям… Да, надо везти! Чего жалеть-то?..
Григорий ехал в переполненном автобусе, то и дело, встряхивая сумки, — живой, груз отчаянно мяукал и рвался наружу, чуть ли не разрывая замки. А вот и нужная остановка. Он вышел и направился вдоль, каких-то, кирпичных складов по указанному адресу. Вскоре, был у железных ворот, которые отворил охранник. Мужик провел к одноэтажному блочному зданию, где и находился приют «Доброе сердце».
Войдя в дверь, Григорий услышал лай множества собак. Прошел через небольшую прихожую, и тут его окружил, чуть ли не десяток гавкающих разнопородных псин. Дальше по проходу, стояли клетки с другими собаками.
— Не бойтесь, проходите, проходите… — какая-то женщина в белом халате провела в комнату, отделанную кафельной плиткой. За столом, сидела грузная приемщица, тоже в халате.
— Ну, вытряхивайте ваши сумки. Кого принесли?
Григорий открыл замки, выпустил перепуганных Бимку, Мурку и двоих котят.
— Ой, какие хорошенькие! Красавчики мои! — приемщица взяла, в обе руки котят, и стала, с разных сторон, рассматривать. — Их возьмем! Ну, и кошечка-богатка тоже приличная, клиентам может понравиться.
— А кот? — спросил Григорий.
— Видно, что потрепанный да грязный… Кому он нужен? Старый, наверно?
— Да нет…
— Ну, вы его оставляете? Согласны оставить?
— Ну, конечно.
— Тогда заполните на всех бумаги…
Григорий, еще ничего не подозревая, подписал какие-то листы. Подошла та женщина, которая встретила в прихожей, — в больших резиновых перчатках. Взяла Бимку и, тут же, унесла. Григорий только и запомнил его, полные ужаса, глаза.
— Дак вы его под ток?! — вдруг дошло до сознания.
Приемщица кивнула, отвернулась к окну.
Григорий встал и, как во сне, побрел прочь. Вышел из здания, потом за ворота. «Вот так «Доброе сердце»! Что же это?!» — он только сейчас по-настоящему понял, что натворил. «Ну, конечно, кому нужен «грязный, потрепанный» кот? Поэтому, его и решили попросту убить! И я на это согласился, как хозяин!.. Но почему согласился?! Можно ведь было, забрать Бимку обратно, и все! Но куда его? Обратно в дом, где уже решили оставить собаку и котенка?».
Григорий повернул, было обратно, но остановился. Слезы брызнули из глаз: «Бим, прости! Предал я нашу дружбу гадко, как свинья! Ах, боже мой! Как жалко, как нестерпимо жалко… Ведь сам, когда-то, тебя приютил…».
Всю дорогу домой, он ехал, тихо рыдая.
Папа с мамой сегодня ругались. Машенька смотрела на них широко раскрытыми глазами, — возбужденных, злобных, старающихся побольней уязвить друг друга, что-то горячо доказывающих. Машеньке было страшно.
— Хоть бы ребенка пожалел, глава семейства, черт бы побрал! Приносишь какие-то жалкие гроши, а тоже — я, я! Ну, кто ты есть, — слесарь в своем жалком цеху? Дак с работы ведь, не дождешься! Все какие-то друзья, все пьянка! — красивое лицо Оксаны тряслось. Жена, яростно жестикулируя, с ненавистью смотрела на мужа.
— Я не имею права, расслабиться после смены, так что ли?! А разве, к подругам-шлюхам не ходишь? Неизвестно еще, чем там занимаетесь! Тьфу, дура! — сплюнул Николай, худощавый молодой мужик, с мозолистыми, почерневшими от машинного масла руками. — Скажи спасибо, что работаю, да вас с дитём кормлю!
Взаимные препирательства разносились в единственной комнатушке квартиры в «хрущевке». У стены, стоял старый потертый диван, доставшийся в наследство от родителей, напротив — шифоньер и буфет. Здесь же, в комнате, у стола, пристроили детскую кровать, которая Машеньке, была уже слишком мала.
— Если подруги мои шлюхи, как говоришь, так, значит, и я шлюха?!
— А что, нет, что ли? Сколько раз приходила пьяная, неизвестно от кого. Смотри, Оксана, поймаю — убью! И тебя и его! Ни на что не посмотрю!
Та взвинтилась.
— Дурак! Еще, гулящих баб-то не видал! Не ценишь человека, гад! Ну, даже, если и гуляю, что теперь? По-мужицки ведь не можешь, импотент, блин!
Николай страшно взглянул на распалившуюся жену, подскочил к ней и ударил кулаком по лицу. Та схватилась за скулу и, во всю мочь, закричала:
— Так еще бьешь меня, гад! Не бойся, Машенька! — прижала к себе заплакавшую девчушку. — Уж этого-то не потерплю! Маша, давай собираться! Мы уходим. Оставайся, сволочь, тут один! Я с тобой развожусь!
Трясущимися руками, надела на ребенка кофточку, а на себя легкий плащ; и, держа дитя за руку, бросилась из квартиры, хлопнув дверью.
Выйдя из подъезда, остановилась в нерешительности. Куда идти?.. К Людке, подруге! Хотелось, кому-то излить накипевшую боль. Быстрыми шагами направилась, с девочкой, на трамвайную остановку…
— Разведусь я с ним, Люда! Мочи больше нет. Ну, не мужик он! А в половом отношении, вообще слабак. Ласки не дождешься… Сделает свое дело и отвернется спать. Ну, разве это жизнь?!
— Ничего, подруга, — полная, добродушная Люда сделала понимающее лицо. — У тебя, хоть кто-то есть, ребенок общий с мужем. А я дак, одна живу. Знаешь ведь, каково… Помиритесь еще… Давай-ка лучше, хапнем по маленькой, сразу легче станет.
Люда достала из холодильника, початую бутылку водки. После выпитых двух стопок, нервное потрясение, как будто, улеглось. Выпили еще по одной.
— Погляди на себя, какая ты красивая! Блондиночка, фигуристая, — правда, характер не очень покладистый… — душевная подруга смотрела, на Оксану, с восхищением. — А вот признайся, есть кто на стороне, а? Только честно…
— Да нет, конечно. Когда мне? Вон за Машкой, еще нужно ходить, — ведь всего четыре года.
— Симпатичная дочурка! На тебя похожа. Глазки тоже голубенькие, и носик вздернутый. Правда, ведь, Машенька?
Ребенок, не обращая внимания на взрослых, играл себе на полу с людиными бусами.
Так, за разговорами, опустошили бутылку. Люда сбегала за второй. Обе вскоре, стали совсем пьяными. Оксанина подруга повалилась, не раздеваясь, на кровать. Обиженная мужем, жена, сидела в оцепенении.
— Мама, пойдем домой. Уже темно стало! — Машенька потянула Оксану за рукав.
Та ошалело встала, надела плащ и вышла с дочкой из квартиры, даже не захлопнув дверь. Было 12 часов ночи. Взяв Машеньку за руку, пьяная мать, пошатываясь, отправилась с ней, неизвестно куда.
Поздно вечером, в окно деревянного дома постучали. Игорь, отодвинув занавеску, увидел старого знакомого Максима. Тот явно был подшофе. Впустил.
— Ты че, Игореха, сидишь, паришься? Может, прогуляемся? Бабки у меня есть…
Игорь жил один, и был убежденным холостяком. Дотянув до 45-ти, он так никогда и не женился, и детей у него не имелось. Занимал, в одиночку, вторую половину большого одноэтажного дома. Существовал на доходы от челночного промысла. Все его жилище, тут и там, было завалено всякого рода товаром: шмотьем, зонтиками, косметикой. По нынешним меркам, значит, жил не так уж и бедно. Тем не менее, семью так и не завел. Видно, не судьба.
И Максим, хоть значительно младше приятеля, был таким же непутевым, в брачном отношении, парнем. В отличие от Игоря, занятия конкретного у него не имелось. Но деньги, неизвестно откуда, все ж таки, доставал. Вот и сейчас, в кармане вертлявого пройдохи, лежало несколько сотен рублей. Одному, было скучно их пропивать, поэтому и пошел, на Пролетарскую, к Игорю.
— И куда ж собрался идти? — без всякого интереса, спросил хозяин.
— Да мало ли баб, сейчас, можно подцепить? Сами ведь клеются. Возьмем че-нибудь из спиртного, и предложим составить компанию. Хата свободная… Че еще, блин, надо-то? — Максим хитро подмигнул.
— Ну пошли, черт с ним! Только одеться надо поприличней.
— Да ты и так парень, хоть куда! Статно-кучерявый, блин… Ну, надень брючонки да куртку, — вон сколько шмоток-то навалено! Шевелись уже!..
Приобретенные в винном отделе, две бутылки водки, забросили в сумку. Остограмились в ночном киоске, в котором «бычку» продавали на разлив.
— Уже темнеет, счас самое время «работать». Пойдем, пройдемся по бульвару! — рвался в «бой» Максим.
Но на лавочках, как назло, никто не попадался. Проходили битый час, так ни с кем и не заговорив.
— Слушай, Макс! Поверну-ка, наверно, домой. Не нравится мне все это…
— Да брось, все нормально! Пошли еще к киоску, по 100 грамм дернем! Может, там, кто и есть. Чувствую, чувствую нутром, что сегодня нам повезет! — Максим был в каком-то остервенелом возбуждении. — Да вон же, молодая баба прохлаждается у столика. Правда, с какими-то мужланами…
Несколько «стоячих» столиков, освещенных светом фонаря, расположились на площадке, рядом с питейным киоском. Женщина еле держалась на ногах. Как оказалось, мужики к ней, никакого отношения не имели, хотя дама и была внешне привлекательной. Максим с Игорем пристроились тут же.
— А что это вы, девушка, одна ночью? Скучаете? — весело застрекотал «дон Жуан», улыбаясь во весь рот.
— Да пошел ты… Где моя Машенька? Где? — заплетающимся языком, еле держась, а потому, опираясь на столик, пробормотала Оксана. — Какие-то девчонки со мной были… Они, что ли, ее увели?..
— Да найдется Машенька, не боись! Водку будешь? — «галантно» обхаживал даму Макс. Его сотоварищ удрученно молчал.
— А, давай! Теперь, блин, на все наплевать!
— Может быть, к нам пойдем, на хату? Все равно ведь, где-то ночевать нужно, — поднес кавалер, два полиэтиленовых стаканчика с пойлом.
— Найдете дочь, пойду…
— Где ж мы ее найдем? Тоже странная… Утром — пожайлуста! Ну че, пошли?
Неверной походкой, поддерживаемая с обеих сторон, Оксана вступила в ночь…
— Ну, вот и на месте! Тебя, хоть как зовут-то?
— Какая разница! Оксаной… — она, не снимая туфель, повалилась на тахту. Игорь с Максом переглянулись, — мол, делай с ней сейчас, что хочешь!
— Я первый, а ты потом! — Максим, лихорадочно, начал раздевать пьяную.
— А ну-ка стой! Отвали от нее. Пускай, спит… Вот дура! Ребенка ведь, по пьяни потеряла! И мужик, наверняка есть… — хозяин дома оттащил, сексуально озабоченного, товарища. — Иди-ка, брат, домой. Утром, лучше придешь.
— Скажи, что сам хочешь оттрахать! Гонишь, значит, меня? — обиделся Макс. — Ну, бывай здоров! Бутылку-то водки свою возьму!..
Дверь за ним захлопнулась.
Игорь раздвинул кресло и лег, от Оксаны, в отдалении. Закрылся, с головой, одеялом.
Ни свет, ни заря, пришел Макс.
— Игорь! Буди Оксану, да пошли за трубы на речку. Я уж пива купил. Опохмелиться надо, и все такое…
«Какая она, все-таки, красивая! И надо же, так себя не блюсти! Ведь запросто, вчера вдвоем могли изнасиловать… — Игорь смотрел на разметавшуюся в постели, спящую молодую женщину. — И где теперь ребенка искать? Но дай-то Бог, не иголка же в сене. Найдется! Должен найтись!».
— Где я? — Оксана открыла глаза. — А Машенька где?.. Зачем только вчера напилась! — стала припоминать она. — Вы-то, хоть что-нибудь знаете?
Игорь отрицательно покачал головой. Макс налил из бутылки пива, и протянул кружку встревоженной матери.
— Выпей! Полегчает. Вчера-то на рогах была… Ты где, хоть живешь?
— Ой, далеко отсюда, в другом районе… — Оксана, все еще, не могла придти в себя. — Что я теперь делать-то буду? Где искать?
— Скорей всего, Машеньку уже милиция, где-нибудь здесь, поблизости, подобрала. Обо всем расспросила, — где живет, кто мать… — рассудительно произнес Макс.
— Так ведь ей, всего четыре годика! Что она еще понимает! И что, мне в милиции скажут? Хороша, мол, мамаша, — теряет среди бела дня, точнее — ночи, ребенка! Даже не знаю, как и быть! Стыдно как-то… — Оксана призадумалась, терзаемая противоречиями.
— Если девочка в милиции, никуда ведь не денется! Потом ее заберешь! А пока, можно сходить на речку, пива немного выпить… — гнул свою линию Макс.
— Я, в принципе, согласна. Почему бы, не отдохнуть немного… — вымолвила мать, пряча в глубине души страшную мысль о том, что будет, если муж узнает о пропаже дочери. Ведь милиция обязательно сообщит ему! О том же, что с ребенком, могло случиться нечто экстраординарное, — например, похищение или, скажем, гибель, — Оксана об этом, даже подумать не смела.
Вмешался Игорь.
— Ты мужика своего, теперь, страшишься, видимо? Да? Башку-то за ребенка открутит. Все равно, нужно обращаться в органы. Рано или поздно.
— Может, подождем немного? Боюсь я! — умоляюще посмотрела на него Оксана. — Все сразу так завертелось!.. Посидим немного у речки, обдумаем и, чего-нибудь, решим. Ладно?
Так и поступили.
Дошли до труб, идущих от местной ТЭЦ. По тропинке, среди ивовых кустов, спустились к небольшой грязной речонке. Сели на взгорке, обсуждая, за пивом, неожиданно вставшую перед всеми проблему.
Игорь, между тем, незаметно приглядывался к молодой женщине, признаваясь себе, что та ему больше и больше нравится. Как ей помочь? Попала ведь, в передрягу!.. Идея! Нужно у Сереги, что в киоске водку разливает, спросить, не видел ли чего? И сама Оксана говорила о каких-то девчонках…
— Вы тут сидите, а я схожу, еще пива куплю!
И он отправился на улицу Калужную, где находился злосчастный киоск.
Истратив деньги на пиво и сигареты, Игорь, подойдя к киоску, увидел молодых девчонок, переговаривающихся между собой. Невольно прислушался, потому что те горячо обсуждали что-то, упоминая о какой-то маленькой девочке.
— Вот я и говорю этой бабе: «Ты че, так нажралась-то? Ребенок ведь с тобой, ворона!». А та ни хрена, уже не понимает: «Мой ребенок, — что хочу, то и делаю!». Вот мы с Ленкой, и забрали девочку к себе. Мало ли что с ней может случиться, посреди ночи, с такой мамашей!
— Так, значит, Машенька у вас?! — подскочил Игорь — Где она? Я знаю, кто ее мать!
Пришлось все объяснить, назвать приметы Оксаны.
— Ну, если так, тогда пойдемте. Мы, здесь, недалеко живем. Вернём вашу пропажу.
По переулку прошли к, какому-то, ветхому деревянному дому. За воротами, оказался грязный неубранный двор. Сразу видно, — ханыги тут живут. Девчонка вывела, вскоре, за руку Машеньку.
— Повезло вам, что нас случайно встретили! Покормили бы девочку, а то у моих алкашей ничего, со вчерашнего дня, есть нечего. Плакала она, маму звала…
— Не беспокойтесь, покормлю. Все будет нормально! Главное, что нашлась-таки… — радостно суетился, вокруг Машеньки, Игорь. — Пойдем, бедняжка, к маме! Но сначала, покушаешь у меня. Кушать-то сильно хочешь?
Девочка, нахмурившись, утвердительно кивнула.
Взял ее за руку и повел. Свернули на Пролетарскую, на углу которой, стоял дом Игоря.
— Ты в кофточке-то своей не мерзнешь? А то, прохладно сегодня…
— Маму хочу! Где мама?
— Сейчас-сейчас! Вот и пришли, — Игорь провел ребенка, через крытый двор, в прихожую, а затем, — в темную кухню.
— Покушать-то у нас, только супчик есть. Будешь супчик? Вот и хорошо!
Из видавшей виды кастрюли, налил в большую тарелку щей; ложку же дал Машеньке маленькую. Подогрел железную тарелку на плитке. На стул, подложил коробку с книгами, чтобы девочка смогла достать, до поверхности стола.
— Ну что, вкусно? Проголодалась, значит? А маму-то любишь?
— Нет.
— А папу?
— Папа хороший!
— Ну, давай, еще чай попей.
Ребенок, обхватив ладошками большую цветастую кружку, забавно чмокая, стал пить. Глазенки заблестели.
— А ты, дядя, что ли, маму любишь?
— Я? С чего ты взяла?.. — смутился Игорь. — Ну, нам, пожалуй, пора. Пойдем-ка к маме…
Оставив дом, — вышли к трубам. Навстречу, понуро брели Оксана с Максом. Увидев ребенка, женщина, с причитаниями, бросилась к нему.
— Наконец-то! Ах, боже мой! Где же ты была, Маша?!
Девочка заплакала, обхватив шею матери. Мужчины неловко молчали…
Прощались у перекрестка. Макс ушел раньше.
— Ну, вот и хорошо, что все прошло благополучно! Спасибо большое! Если бы не вы, Игорь, прямо и не знаю, что бы делала! — Оксана, благодарно, смотрела на спасителя.
Тот глядел в сторону, думая о своем. Как, все-таки, жаль расставаться! Такая женщина! И Машенька, ему очень понравилась. Хорошая девчушка…
— Ну, мы пошли, что ли?.. Маша! Скажи «до свидания» дяде… — Оксана, проворно, поцеловала Игоря в щеку. — Может, когда-нибудь и встретимся… Простите меня, если что не так… Пойдем, дочка…
— Ну что, Ниночка, я поехал. Буду послезавтра… — Вячеслав Семенович, поправив лямки небольшого рюкзака, открыл, было, входную дверь. Но остановился и, повернувшись, торопливо поцеловал жену. — Не скучайте тут без меня!
«Опять забудет, огурцы соленые, привезти! А ведь гости: сын с женой, скоро приедут! На стол что-то ставить нужно… — проворчала, про себя, Нина Степановна. — Стареет Слава-то мой, стареет. Да и я уж баушка… Ох, жизнь наша бекова!».
Она, переваливаясь как утка, прошла в небольшую кухонку, где за столом, хлебал борщ младший сын Борис, только что вернувшийся с работы.
— Как, Боря, сегодня успехи? Начальник-то, не придирается больше? Отец на дачу уехал, торопился. Так и не успел узнать, что там у вас, в цеху творится.
— Да мама, все нормально! Заказы на военную продукцию пошли. Сейчас и работа, и зарплата соответственно будут… — Борис, русоволосый, розовощекий крепыш, в клетчатой рубахе и джинсах, был в хорошем расположении духа. — А батя-то, что на даче делать собрался?
— Да работы, хоть отбавляй! Только вы, молодые, ее не видите. Крыша немного прохудилась, поливать нужно, припасы с погреба достать, — да мало ли! — Нина Степановна, в своем неизменном переднике с цветочками, сутулясь, подлила сыну поварешку борща. — Нам с отцом, уже по 65 скоро будет, а дел всё невпроворот!.. А потом, нравится ему на природе одному. От душного города отдыхает. Съездил бы и ты, в пятницу, туда…
— Недосуг, мама. Не обижайся. Мне с Ленкой надо встретиться. Сама же говоришь, что нужно устраивать свою судьбу. Вот и устраиваю.
— Ладно. Покуда мы живы, гуляй, пока молодой. Потом, семейные заботы навалятся, некогда будет отдыхать! — пенсионерка вздохнула. — И что отец так рвался на дачу, — даже толком не поел? Видать, в квартире-то, много не высидишь… Хороший, все-таки, у нас домик с участком! Ничего ты, Боря, в этом, пока не понимаешь!
Она ушла в свою маленькую комнату и, зачесывая седые волосы, назад гребнем, припомнила, как вместе с Вячеславом Семеновичем, приобрели, 20 лет назад, небольшой участок. Как вскапывали и обрабатывали его, строя, одновременно, с помощниками, небольшой бревенчатый дом с русской печью, чтобы и зимой, если что, можно было в нем жить. Как сняли первый урожай клубники, огурцов, картошки; как подросли смородиновые кусты и яблони. А погреб, с бетонированными стенами, делали потом. Хороший погреб, просторный, глубокий! Хранили в нем и варенья, и солености, и картошку с капустой.
Вячеслав Семенович, кстати, хотел лестницу там подкрасить…
А в это время, подрастали дети, — сыновья Алексей и Борис. Алексея отдали, в 8 лет, учиться играть на аккордеоне, в музыкальную школу. Потом, училище окончил. Женился и, с супругой Валентиной, уехал по распределению в Бадринск, районный центр. Сашка у них, там родился. Вот хотят, из этой дыры выбираться и обустраиваться на севере, в Тюменской области, — зарабатывать деньги и квартиру. Недавно Алексей позвонил, — грозился в гости, всей семьей, приехать. Ну, как тут не радоваться! Соскучились ведь, старики… А Борис еще на распутье. Собирается в политехнический институт поступать. И девушка у него есть. Только вот, что-то не получается у них пока. Ну, да дело молодое! Лишь бы не пил…
Нина Степановна достала, из старого шкафа, фотографии, на которых были отображены вехи их, с мужем, нелегкой судьбы. Неплохо получились портреты детей и внука… «Пока все, слава Богу, идет нормально. Хороший, все-таки, у меня супруг оказался — добрый, заботливый, работящий, непьющий. А в молодости-то, какой красавец был! Алексей — ну, весь в него! Характер такой же крепкий, волевой, рассудительный. Жена, правда, не очень аккуратная баба, но вроде живут, душа в душу, здорово не ругаются… А Сашка-то, Сашка какой славный парнишка! Хоть и маленький еще, а веселый, озорной. И главное, — не злой совсем. Дети-то, порою, бывают злобные, агрессивные… Ох, и люблю же я его, мальчишечку милого!.. Ой, чего же это сижу-то? Хотела ведь, для озорничка, рубашечку привести в порядок…» — и пожилая женщина, пересев на диван, принялась за шитье.
Автобус, выехав за город, помчался вдоль зеленеющих полей. Проскочив пять километров, затормозил на безлюдной остановке, от которой вела проселочная дорога в дачный поселок. Вячеслав Семенович, держа в одной руке рюкзак, — вышел, взвалил его на плечи и зашагал вдоль клеверного поля. Стрекот кузнечиков, тут и там, среди загородной тишины, сладковатый дух разнотравья, с вкраплениями темно-синих цветочков, солнечное марево над этой идиллией, — умиротворенно на него действовали. Пенсионер жадно вдыхал свежий, теплый воздух. Вдали, развернулась излучиной река, — а рядом, — белели, во множестве, дачные строения.
День был не выходной, и Вячеслав Семенович, никого из знакомых из поселка, не встретил. А вот, и его домишко, приветливо поблескивающий, на солнце, стеклами окон. Краса-авец! Открыл калитку и, по ошлакованной дорожке, подошел к крыльцу. Замок на месте, огородик — бросил взгляд, — никем не тронут. Сходил к погребу, — тоже все в порядке.
В доме, выложил продукты из рюкзака. Прошел, по половичкам, к железной кровати в углу, застеленной верблюжьим одеялом. Покачался немного, сидя на сетке, как бы проверяя надежность ее. Осмотрел комнату: побеленную небольшую печь, огородный инструмент в углу, у двери; умывальник, старое высокое зеркало.
«Как, хоть выгляжу-то? Некогда на себя, даже взглянуть!». Из зеркала, на него смотрел, среднего роста, обыкновенный российский пенсионер, почти весь седой, но еще крепкий, розовощекий. Не зря ведь, часто проводит время на свежем воздухе, в посильном труде. К тому же, не курит, не пьет. Хотя здоровье, после того, как на работе в цеху, упал с 4-метровой высоты и поломал кости, что и говорить, пошаливает. Тогда его, увезли на «Скорой» в тяжелом состоянии. Потом, — несколько операций, а позже — месяцы реабилитации. Ездил с женой, даже в Курган к знаменитому ортопеду Елизарову, который, можно сказать, и поднял на ноги. Вячеслав Семенович так и ходил со вставленными штырями, но их, почти уже не чувствовал.
Стал вспоминать, как тогда перепугались жена и дети. Спасибо Нине! Если бы не ее поддержка, — вряд ли он, вообще, когда-то выздоровел. Ведь думал, что все, — будет неходячим инвалидом до самой смерти. Ан нет! Молодец, Нина! Как его морально поддерживала в те тяжелые дни… Другая бы плюнула: лежи ты, не вставай! А она, терпеливо внушала надежду на выздоровление, выносила утки, заставляла двигаться, — сначала в постели, а потом, и на костылях. Словом, — настоящий друг и помощник!
И детей с женой, слава Богу, подняли… О, Алексей-то далеко пойдет! Характерный парень! Не то, что Борис. Испортила его мать, изнежила к черту… Ну, дай-то Бог, женится, может, выправится. Внучку, внучку теперь еще надо, и тогда все встанет на свои места…
По деревянной лестнице Вячеслав Семенович поднялся на плоскую крышу избы, покрытую листовым железом. Один лист отошел, после непогоды с ветром. Прибил. Потом, накачал воду в бочку, — вечером надо поливать. Что еще сделать? А, — покрасить лесенку, хотел ведь в погребе!
Хороший у него погреб! Соседнего, вон как завидуют! У них такого нет… И стены забетонированы, и достаточно глубокий, и электричество проведено. Вячеслав Семенович, захватив в доме краску и кисточку, включил свет, прошел под навес. Из погреба дунуло неприятным холодом. Дачник спустился. В голове мелькнуло: «Как в могиле!».
Через 10 минут, начав красить, вдруг почувствовал головокружение, дыхание перехватило, сознание помутилось. «Что это со мной?! — успел перепугаться пенсионер. — Надо срочно наверх!». Сделал шаг. Кисточка выпала из рук. Схватившись за горло, он, с хрипом, повалился на бетонный пол…
На сердце у Нины Степановны, с вечера, было неспокойно. Откуда-то, взялась тревога, в груди давило. «Что к чему? Ведь, вроде бы все хорошо. Корвалолу что ли выпить?». Накапала себе двадцать капель, решив, что сегодня — магнитная буря…
Ночью разразилась гроза. Страшно грохотал гром, молнии крестили черное, беспросветное небо. Шум дождя был таким сильным, что, порою, становилось не по себе. «Как там Слава-то один, в такую бурю? Страшно ведь, наверно, сидеть в избе без единой души! Ну, да он у меня не из трусливых! Мужик же!.. Но все равно, за него беспокоюсь: как бы чего не вышло. Вдруг молния ударит в дом?!» — Нина Степановна, ворочаясь с одного бока на другой, все не могла заснуть. Наконец, забылась в какой-то тяжелой дрёме.
Наутро, она проснулась с той же тревогой. По небу ходили тяжелые мрачные тучи. Дождь моросил, не переставая. В квартире было темно, — пожилая женщина, даже свет включила. «Надо Борю на работу будить. С зонтом придется, на завод-то идти…».
— Да, бате там, на даче, сейчас не очень-то сладко. Домой, скорей всего, сегодня вернется… — говорил Борис, спешно прожевывая приготовленные матерью бутерброды.
— Что-то на сердце у меня, Боря, не хорошо. Как бы с отцом, чего не случилось… — поделилась своими опасениями Нина Степановна.
— Да что ты, мама! Что с ним сделается?.. Возьмет солености, да и приедет вечером!.. Алексей-то, значит, в выходные прибудут с женой?
— Да, звонил. Соскучился по брату?.. А уж я-то, как их поджидаю с Сашкою! — вытерла передником, глаза мать.
— Ну вот, опять ты! Из-за чего плакать-то? Не переживай зря! Все ведь, у нас отлично, мама! — погладил по плечу, Нину Степановну сын. — Ну, я побегу, что ли? Как бы не опоздать в цех…
Оставшись одна, пенсионерка взялась, было, мыть посуду, но руки не слушались. «И вправду, что это со мной? Совсем нервы никудышными стали!.. Нет, надо делом заняться, чтоб отогнать неприятные мысли!». И она, буквально, заставила себя вымыть тарелки…
Вопреки ожиданиям, Вячеслав Семенович вечером так и не приехал, хотя погода стала еще хуже, — поднялся ветер. Это насторожило женщину, заставило рисовать, в воображении, самые черные картины. «Заболел, что ли? А может, выпил, — вон, на улице, какая холодина!.. Но ведь Слава, почти всю жизнь, в рот не брал. Нет, — тут что-то не то!».
Ночью, она почти не спала, еле дождавшись утра. Быстро собрала все необходимые вещи и, первым же автобусом, помчалась на дачу, даже не приготовив сыну привычный завтрак.
Вот и остановка. По чмокающей грязи, как только можно быстрей, прошла, полтора километра, до дачных строений. Приблизилась к домику.
Странно! Дверь оказалась открытой. Может, в туалет вышел? Но там его нет. Прошла в дом. Кровать не расправлена. Еда не тронута. Ни-ко-го!.. Нине Степановне стало дурно. «Что же это? Где он? Что могло случиться?! А, — погреб! Вот где Слава может находиться!». Женщина, спотыкаясь, обрадованная, отправилась под навес.
— Слава, Слава, ты здесь? — крикнула она, увидев открытую дверцу и льющийся из погреба, свет. В ответ было — гробовое молчание…
Неверными шагами, пенсионерка стала спускаться вниз, и тут-то увидела… жуткую картину! На бетонном полу, с перекошенным, от застывшего ужаса, лицом, лежал навзничь ее муж. Недвижимый, — в луже опрокинутой коричневой краски.
Нина Степановна бросилась к нему.
— Слава, Славочка! Что с тобой?! Почему молчишь?! Ах, горе-то, какое! — она попыталась приподнять тело. Мертв!.. Внезапно, начав задыхаться, схватилась за сердце: «Что это?! Почему мне так плохо?! Помогите!!!».
Женщина стала оседать и, неловко, уткнулась в грудь мужа.
Яркий электрический свет освещал страшную сцену. Холодный воздух, пропитанный парами краски, слегка дрожал.
Алексей с женой и Сашкой, в родительский дом приехали не в субботу, как договаривались со стариками, а в воскресенье днем. После упорных трехдневных дождей, светило яркое июльское солнце, во всю чирикали воробьи, радуясь погожему дню. Алексей поставил чемодан, на скамейку, под кустами сирени у подъезда, глубоко вздохнул. Наконец-то дома!
— Ну что, Сашка, соскучился по бабушке с дедушкой? Сейчас они тебя, чем-нибудь, вкусненьким угостят! А ты, Валентина, поправь-ка у себя одежду, а то, что-то помялась в дороге…
Жена Алексея, симпатичная стройная блондинка, одернула белую блузку и юбку с небольшим вырезом; поправила воротничок у мальчонки, погладив его по голове.
— Сам-то волосы причеши, — шишом ведь!
Алексей был в лучшем своем, черном костюме. Улыбнувшись Валентине, достал, из кармана пиджака, небольшую расческу; поправил ею темные волосы.
— Ну вот, мы и готовы. Пошли, что ли. Мать-то уже заждалась…
Поднялись на третий этаж. Алексей позвонил, — молчание. Позвонил еще. Что такое? Куда запропастились? Борька-то, понятно, к своей крале учесал, а старики должны быть дома… Что же делать? Придется открывать своим ключом.
Прошли в квартиру. Никого… Алексей заглянул в шкаф у зеркала, в прихожей, — нет рюкзака и одежды матери и отца, которую обычно брали, собираясь на дачу. Странно! Чего они туда вдруг укатили? Договаривались ведь, что будем в выходные! Что там старики забыли? И записки никакой не оставили… Алексей задумался. Жена вопросительно смотрела на него.
— А где бабушка? — спросил Сашка.
— Они с дедом скоро приедут. На даче пока. Не переживай, сынок! — успокоила ребенка Валентина. — Что стоять-то, Алеша? Давай, будем распаковываться…
— Ничего не понимаю! — недоуменно, развел руками Алексей. — Ну да подождем, приедут — куда, к черту, денутся!
Достали из чемодана вещи, подарки старикам. Валентина ушла на кухню, готовить обед. Но муж ее, не мог успокоиться: «Что-то здесь не так!». А, что именно, представления не имел.
Наступил вечер. Часы уже показывали одиннадцать, когда Алексей забеспокоился по-настоящему. Его тревога передалась супруге.
— Утром, надо ехать на дачу. Скорей всего, они все втроем там. Нету ведь Борьки, — не пришел. А ему на работу в понедельник… В общем, останешься с ребенком, а я, на первом же автобусе, туда отправлюсь. Да не бойся, Валя, все будет нормально! У них, наверно, там что-нибудь срочно сделать нужно, вот Бориса и взяли с собой…
В девять утра, Алексей уже шагал по проселку, по направлению к дачам. В понедельник, народу на участках, естественно, не было. А вот и их дом. Всё раскрыто, и никого!.. Куда они отправились? Сейчас в поселке, только один сторож остался. Навряд ли, к нему пошли… На речку, может? Так еще утро, — какое утром купанье?.. Алексей бросил взгляд туда, где был навес над погребом. Там чернела… спортивная сумка Бориса! У брата, внутри похолодело от страшного предчувствия. Подошел, глянул вниз, и… оторопел от охватившего ужаса! У конца лестницы, вцепившись мертвой хваткой в поручень, полувисел… неживой Борис! А на полу, — прижатые друг к другу, — недвижно застыли родные мать с отцом!!
— A-а! — вырвался дикий вопль у Алексея. В мозгу все смешалось… Несчастный бросился отчаянно бежать, от этого страшного места, не ведая куда. Очнулся только в поле, за пределами поселка. «Что ж это?! Как же так?!» — только и повторял он… Наконец, пришел немного в себя. Заработала мысль. Нужно срочно вызвать людей, милицию! Где же люди-то, — где?!
Алексей рванулся разыскивать сторожа. Тот сидел в своей избушке, ничего не подозревая.
— Там мать, отец, Борька! Мертвые!! Где у тебя телефон?!
— Где мертвые? Что случилось? Да говори же толком! Успокойся!
— Там, в погребе! — рыдал, повалившись на стул, Алексей. — Вызывай милицию!
Сторож, лихорадочно, стал набирать номер по телефону.
Хоронили всех троих, на кладбище, рядом друг с другом. А панихида прошла в заводском клубе. На небольшом постаменте, стояли три багровых гроба, украшенных живыми цветами, пихтовыми ветками. Дежурил почетный траурный караул. Народу была тьма. Попрощаться пришли и близкие, и знакомые, и даже незнакомые люди. Весть об ужасной трагедии, облетела небольшой городок. Все были шокированы.
В криминальной лаборатории, провели анализ краски, которой Вячеслав Семенович, хотел обновить лестницу в погребе. Она оказалась крайне токсичной. На заводе, выпускающем краску здесь же, в городе, были привлечены к ответственности, некоторые руководящие лица. К счастью, партия продукта еще не разошлась в продажу. Вячеславу Семеновичу, отраву «толкнул» по дешевке, сам того не подозревая, один рабочий с производства.
Алексей с женой и ребенком, после всего произошедшего, продали квартиру и уехали, как и планировалось, в Тюменскую область. Оставаться в доме родителей они не захотели, — всё напоминало о погибших. Сашке, о смерти бабушки с дедушкой и дяди Бори, пришлось-таки сказать. Пока были похороны, мальчонка находился у своей тётки…
— Ты, доча, посиди пару часиков одна, а я схожу к тёте Томе, передам ей книги и сразу вернусь… — Софья Родионовна, стоя перед зеркалом в прихожей, надела на голову песцовую шапку, поправила выбивающиеся волосы и очки.
— Может, мама, не пойдешь сегодня к ней, — далековато ведь живет, за линией… И потом, темно на улице, а там фонарей, даже никаких нет! — двенадцатилетняя Олечка была обеспокоена.
— Да брось ты, Оля, зря волноваться! У железной-то дороги, никто и не ходит. Перейти на ту сторону, а там рукой подать до нужного дома… Наш ведь это, спальный район! Если бы, я куда-то далеко уехала, тогда понятно — страшновато. А здесь же мы, фактически, у себя дома. Садись лучше, позанимайся, и не заметишь, как время пролетит…
Мать надела, на худощавую фигуру, серое пальто, захватила сумку с книгами и ушла. Олечка осталась одна в трехкомнатной квартире. Понурившись, пройдя в свою спальню, включила настольную лампу и раскрыла учебник русского языка. Начала было, читать заданную главу, но ничего в голову не шло.
Вот уже три года, как их бросил отец. Мама так и говорит: «бросил». С обидой, нехорошими мыслями о нем. А для Олечки, он был лучшим другом. Всегда ласково разговаривал, интересовался ее проблемами, часто что-нибудь дарил. И что это, мать на отца взъелась? Ревновала, видите ли! И что, мало денег приносил. Дак разве, деньги главное?.. Но папа собрал вещи и ушел, оставив им всё. Пусть теперь, дура живет на свою зарплату учительницы! Интеллигентка, блин! А Оле, не хватает отца, хоть иногда и звонит ей… Короче, не поймешь этих взрослых! Хуже детей!..
Девочка поднялась, прошла в смежную комнату к серванту, открыла дверцу. Там лежали шоколадные конфеты. Развернула блестящий фантик, и положила конфету на язык.
«Да, училка, она есть училка… Даже дома, продолжает воспитывать, как у себя в классе. Это нельзя, да этого нельзя! Веди себя прилично, — ты ведь девочка! Достала уже! А сейчас вот, волнуйся за нее! Вечно куда-то нужно бежать. Хотя понятное дело, — без отца-то ей, совсем не весело. Поэтому, и не сидится. Ну, разве эти несчастные книги, нельзя было днем, когда светло, унести? В первую же смену работает!.. Нет, почему-то, именно сейчас отправилась, оставив ребенка одного! Ну, да я уже привыкла…».
Николай Тырин, по кличке «Сёма», невысокого роста, плюгавый невзрачный мужик, вернулся в старый дом к матери из зоны, всего полмесяца назад. Первые десять дней, пил беспробудно с друзьями, «отмечая» освобождение. Потом, выгнал халявщиков и призадумался. Что далыпе-то делать? Искать работу? Так от работы кони дохнут. Да и кто его, после отсидки возьмет?.. Хотя слесарить, конечно, умеет… Но куда спешить? Работа ведь не волк…
Кроме того, нужно было, что-то с бабьём решать. Ох, и истосковался по женской ласке у Хозяина! К Люське, что ли, сходить? Дак ведь, четыре года прошло! Нашла кого-нибудь, скорее всего. Но проверить не мешает…
Он отправился, через несколько кварталов, на Залесную к люськиному дому. На улице, уже было темно, морозило… На подходе, за воротами, залаяла собака. Постучал в окно. Спустя время, хлопнула дверь, послышались шаги на крыльце.
— Ну, кто там еще?
— Да я, Люся, аль не узнала?
— Сема?! Ты че, вернулся?!
— Да открывай, уже!..
Загремела щеколда, из дверей высунулось испитое лицо Люськи.
— Ой, Сема, рада увидеть!
— Так че, пройду? — Тырин взялся за ручку.
— Не-ет! Вот-вот, Беляй придет! Убьет, если что!
— Снюхаться, значит, успела?
— Так тебя столько не было! Муж мне, что ли?
— А я думал, посидим, вспомним молодость…
— Что теперь уже. Поезд ушел. Ну, давай, пошла я, а то холодно стоять.
Дверь закрылась. Сёма, не солоно хлебавши, отправился обратно домой. «Вот стерва! Строит из себя верную! А сама такая б…! А Беляй-то, за четыре года, наверно, десятый у неё! Но связываться не стоит. Здоровый, блин, боров! Башку-то живо оторвет… Что же делать-то? Бабу охота, хоть вешайся! А нету… Пойти, что ли, хапнуть для разрядки?».
Деньги у Семы были, и он забежал в небольшой магазин, неподалеку. Продавщица, отпустив водку, смутилась, когда увидела голодные Семины глаза. «Вот баба класс! Одно загляденье! Поиметь бы такую…» — только и сглотнул слюну и, повернувшись, вышел на темную улицу.
«Куда идти? Дома делать нечего, тоска… А тут, хоть люди шарахаются…» — он постоял, в нерешительности, и вернулся в магазин, купив стаканчик. Опять оценивающе, примеряясь, посмотрел на продавца.
— Что вы так смотрите, мужчина?
— Хотел спросить: можно, здесь у тебя остограмиться? А то, холодно на улице больно.
— Дак шли бы домой.
— Я друга жду, а выпить охота.
— Ну, пейте, только недолго, — продавщица поправила прическу. Хоть какой-никакой, а мужик! И ею заинтересовался.
Сема, в углу у ящиков, распечатал бутылку, налил 150 граммов, залпом выпил. От такой дозы, зашумело в голове, по телу пошли мурашки. Хорошо!.. Его потянуло на разговор. Подошел к прилавку, облокотился и уже хотел, было завести беседу по душам, с приглянувшейся бабенкой, но та, увидев исколотые татуировкой руки, заорала:
— Выпил, так иди! Че тебе, нужно-то?
— Так ведь я…
— Шагай, шагай! Много вас тут бродит!
И Сема, обидевшись, вынужден был уйти.
«Вот бабье! — чертыхался он, стоя у магазина на морозе. — Все равно, сёдня кого-нибудь, да подцеплю!».
Мимо прошла, какая-то, молодая женщина в очках, с сумкой. Мельком взглянула и заторопилась дальше. Сема, посмотрев вслед, бросил взгляд на полные ноги, одетые в зимние сапожки и… пошел за ней. На некотором расстоянии. Подбежать и познакомиться, было как-то не с руки. Хмель ударил в голову: все равно, он свое возьмет! А женщина, тем временем, уже сворачивала за угол. Видимо, направлялась к железнодорожной линии…
«Полпути пройдено… — отметила, про себя, Софья Родионовна, оставив позади деревянные дома здешнего микрорайона. — Теперь надо, только перейти через железку, а там, по тропинке, уже выйду к томиной девятиэтажке. Вон окна светятся…».
Она шла быстрым шагом, пар от дыхания, чуть поднимался вверх. Спустилась по лестнице к полотну и, вдруг, почувствовала, что кто-то за ней идет. Быстро обернулась, — какой-то мужчина, а вокруг ни души! И темно, даже фонарей нет! Одна луна светит… Стало не по себе, ускорила шаг. Опять оглянулась, — мужик приближался! Почти нагнал!.. И тогда, перепугавшись не на шутку, Софья Родионовна побежала!
Она почти не помнила, как перебралась через железнодорожные пути, как выскочила на тропинку. Сзади послышалось прерывистое дыхание догоняющего. О, боже! Софья Родионовна, резко остановившись, повернулась: «Что вам нужно?!». Но подбежавший мужик, ни слова не сказав, набросился и повалил в снег.
— Что вы делаете! Отпустите сейчас же! — учительница, уже лежала на спине, безуспешно пытаясь, оттолкнуть насильника и высвободиться.
Сема, надрывно дыша перегаром, молча, боролся с отчаянно сопротивляющейся жертвой.
— Отпустите! Я буду кричать! A-а! Помогите!
— Кричи, сколько хочешь, тут никого нет!
Наконец, распластав женщине руки так, что она не могла ими отбиваться, стал жадно целовать.
— Ах ты, гад! — отворачивала лицо Софья Родионовна. — Сдохни, скотина! Помоги-ите!
Сема разозлился и ударил бабу по лицу. Та сразу притихла.
— Ну, вот и молодец! Зачем противишься? Ты ведь хорошая девочка? Сразу видно, приличная…
Софья Родионовна промолчала, скрипя зубами. Они так и лежали в сугробе, возле тропинки, под удивленной луной, жадно хватая ртами морозный воздух, чтоб, успокоив дыхание, возобновить борьбу. Рядом, за спиной, простучала по рельсам электричка.
Сема опять взялся за свое. Обхватив вонючими губами губы задрожавшей учительницы, стал «ласкать» ее язык кончиком своего языка.
Та от омерзения и ужаса, чуть не потеряла сознание. И тут вдруг, Софью Родионовну, охватило бешенство. Она коварно, по-женски, сделала вид, что семины «ласки» разбудили в ней страстные чувства, даже обняла, ничего не подозревающего, любвеобильного насильника. А сама, как пантера перед прыжком, ждала подходящего момента. Еще немного, еще немного… Цап за кончик языка и… откусила! Учительница, зачем-то, даже пожевала «добычу» немного, — язык был соленым! Сема же, внезапно, остановил свою жаркую прыть, пораженный, как молнией. Он отпрянул от жертвы. Рот переполняла, полившаяся, в изобилии, кровь. «Ох!» — только и произнес насильник, в секунду почувствовав невыносимую боль. Как ненормальный, вскочил и побежал прочь, сломя голову! «А-а-а!» — услышала Софья Родионовна удаляющийся крик.
Она лежала в снегу и, долго, не могла придти в себя, — настолько сильным было потрясение. Наконец, приподнялась и, подгребая ногами снег под себя, села, — без шапки, без очков, растрепанная, жалкая. Из сугроба торчала сумка с книгами. И тут, учительница, внезапно, зарыдала как маленькая девочка, которую жестоко обидели мальчишки. Горькие слезы лились по ее отмороженным щекам.
Так, прошло четверть часа. В конце концов, она заставила себя подняться, выбралась на тропинку и, пошатываясь, пошла…
…Уже через час, Софья Родионовна с подругой Томой, подходили к местному отделению милиции.
— Так вас ограбили? Отобрали что-нибудь? — невозмутимо спрашивал капитан, заполняющий протокол.
— Да нет же! Ее хотели изнасиловать! Неужели, не понятно! — резко отвечала за молчаливую учительницу Тома, с виду интеллигентная, хорошо одетая особа.
— И вы, так вот прямо, и откусили злоумышленнику язык?
Тома взбеленилась.
— Да не язык! А кончик, кончик языка! А что ей оставалось делать?! Вы поймаете преступника?!
— Почему бы и нет, — спокойно бросил капитан. — Птица-то меченная. Куда ему теперь деваться? В больницу ведь, побежит. Ну, не сейчас, конечно, — позднее. Так что, успокойтесь и идите домой. Если что, мы вас, Софья Родионовна, вызовем…
И действительно, через пару дней, в медсанчасть № 5, что находилась на другом конце города, обратился некто В., по поводу сильного воспаления языка и начинающегося, его нагноения. Николай Тырин, он же «Сема», хоть и пытался залечить собственными средствами злосчастную «рану», но ничего у него, из этого, не вышло. Боли были страшные, и, не выдержав, испугавшись за себя, Сема вынужден был пойти к врачам…
Лешка Шорин, студент механического техникума, худощавый подвижный парнишка, с недавнего времени увлекся водным туризмом. На первом курсе, он с группой, руководимой физруком Геннадием Николаевичем, сплавлялся летом по реке Чусовой на катамаранах. Как там было здорово! Какие необычайные красоты! Нависшие над речными плёсами, скалы, уральская тайга, отличная рыбалка, дымящийся костерок… Все это крепко врезалось в память, разбудило романтический дух, дремавший доселе.
А сейчас, в 17 лет, Лешка, раздобыв руководство по местным водным маршрутам, грезил очередным сплавом, но уже весной, в весенний паводок, начитавшись о бешеной скорости, с которой можно лететь по горной реке, о том, как мужественно преодолевать препятствия, как разбивать лагерь и так далее. О серьезных же опасностях, подстерегающих туриста в половодье, — тем более, неопытного, — он, естественно, представления не имел. Но молодость жаждала приключений и впечатлений, и Лешка с нетерпением ждал вскрытия рек, чтобы, чуть позже, осуществить свое авантюрное намерение…
— Да соглашайся ты, Виталик! Знаешь, как будет клёво! — жарко убеждал он своего друга. — Всего ведь три дня, — в майские праздники поплывем. Там, на Вижае, скалы кругом, пещеры есть. А скорость воды 2–3 метра в секунду! По сорок километров в день делать будем. От Саран до Чусового, живо домчимся!
— Так значит, Вижай? Опасно там наверно… Да и холодновато еще в мае… — сомневался Виталик.
— Дак ведь у нас, резиновая лодка будет, спасжилеты! Такая лодка практически непотопляема! А насчет погоды, — оденем телогрейки. Не замерзнем! Водки возьмем…
Виталию, невысокому темноволосому парню, — не в пример Лешке, — было уже 24 года. Он был старше всех на курсе. До учебы, служил в армии, работал на заводе токарем. Но решил, все ж таки, поступить в техникум, повысить квалификацию. Учиться пришлось с салагами, но это его не смущало. А с Лешкой, они даже подружились. И вот, тот его звал в тайгу, плыть в половодье по горной реке, да еще вдвоем, что Виталия немало беспокоило. Тем более, что раньше в водных весенних походах, никогда не участвовал.
— А, ладно! Была, не была! Три дня быстро пролетит. Но, все равно, по-моему, это опасно…
— Люди-то ведь, каждый год сплавляются. И ничего! Потом, сам будешь мне говорить спасибо. Значит, решено?
— Решено.
И они, лихорадочно, стали готовиться к своему безумному предприятию. До 1-го мая оставалось два дня.
Взяли в прокате, видавшую виды, надувную резиновую лодку с небольшими веселками, спасжилеты, спальники, палатку и котелки. Закупили продуктов, хлеба, спичек и водки. Из личного снаряжения, обязательно нужны были сапоги-бахилы. У Лешки они были, — отец в них рыбачил, а у Виталия нет. Неискушенный напарник приготовил… короткие полусапожки.
Вообще, в водном походе все быстропромокаемые вещи, типа спальников или хлеба, нужно складывать в специальные водонепроницаемые мешки, но горе-туристам было не до этого. Они, как попало, рассовали весь багаж; в огромные рюкзаки и, в канун 1-го мая, поздно вечером, навьюченные как верблюды, были уже на железнодорожном вокзале…
В электричке, следующей до Комарихи, друзья, разложив на скамье закуску, отметили начало похода. Настроение было более чем приподнятым.
— Там, на Вижае пещера большущая есть. Пашийская. Был я там со спелеологической группой, — рассказывал окосевший Лешка. — Такие внутри сталактиты, — красота! А попасть в гроты можно, только с помощью веревки. Мы вот лазили…
— А если бы, пещера обрушилась?
— Да ты че! Там столько туристов со всего Урала, — никого ведь, еще не завалило!
— Ладно, герой… Пойдем, покурим.
Электричка мчалась в темноте среди тайги, сильно кренясь и погромыхивая на перегонах. В три часа ночи, она прибывала к пункту назначения. Потом, утром, нужно было делать пересадку.
… В небольшом зале ожидания станции Комарихинская, яблоку некуда было упасть. Транзитные пассажиры ждали утреннего поезда. Среди них была группа туристов. Мужики и молодые ребята в штормовках, — человек десять, — сидели на рюкзаках, пили водку и приглушенно разговаривали. Лешка с Виталиком расположились в углу, возле бачка с кипяченой водой. К друзьям, подошел один из компании — парень лет 25-ти, с бородкой, — и, с любопытством, стал расспрашивать.
— Значит, на Вижай? На резинке? Да, мужики… Замахнулись, однако! Нынче, говорят, паводок очень сильный, — снега много в тайге. А у вас, как спички весла… И вдвоем всего идете. Трудновато будет. Более того, опасно! Раныпе-то весной сплавлялись?
— А как же! — соврал Лешка. — По Чусовой, по Ирени… Опыт есть! Чего бояться-то?
— Ну-ну… Смотрите, конечно, сами… Кого-то, хоть предупредили, где будете? — парень смотрел серьезно. — Вообще, нужно регистрировать свою группу в КСС. Мало ли, что может случиться…
— Предупредили, конечно, что по Вижаю плывем. А про регистрацию, не слышали. А что такое КСС?
— Контрольно-спасательная служба от клуба «Компас»…
— А-а…
Парень ушел к своим. Что-то сказал им. Те оценивающе оглядели «группу» из двоих человек. Покачали головами. Потом, отвернулись…
Утром, была пересадка, а к 13–00, поезд уже подошел к станции Сараны. От нее на автобусе, Лешка с Виталием и, как оказалось, туристы с Комарихи (вернее — тоже из Перми), приехали в небольшой шахтерский поселок. До реки под горку, было рукой подать. Светило яркое солнце. Небо радовало синевой. Спустились по склону и, наконец, увидели… Вижай.
От открывшейся взору картины, Виталию стало не по себе. Коричневая талая вода, ревя, неслась с огромной скоростью. Аж обдувала холодом! Тут и там, плыли коряги. Еловый лес, на другой стороне, стоял «по колено» в воде и снегу. Виталий, еще в поезде, обратил внимание, что снег в тайге, отнюдь, не растаял, как это было в городе. А насчет нынешнего паводка, выяснилось, — он услышал из разговоров попутчиков, — что вода поднялась, чуть ли не на четыре метра! Э, да здесь жаренным пахнет! Но виду, что всерьез испугался, парень не подал.
Лешка же, заворожено, с восхищением смотрел на дикую стихию. Вот это да! Эх, и полетим сейчас! Будет, что рассказать пацанам в техникуме!
Разложили и надули лодку, вдели весла и спустили суденышко на воду. Нацепили спасжилеты. Потом, поместили груз, уселись в «резинку». Туристы с Комарихи, что расположились неподалеку, поглядывали на них с тревогой.
— Ну, с Богом! — оттолкнулся Лешка, веслом от берега. И их понесло…
Очень скоро, взгорок с домами поселка и туристами внизу, оказался далеко позади. Можно было видеть, маленькие движущиеся точки — людей. Покрытые ольховым и елово-пихтовым лесом берега, быстро сменялись по обеим сторонам русла. Казалось, какая-то неведомая сила двигала, с головокружительной скоростью, всю массу воды, которая несла, как щепку, лодку. Лешка почти и не греб, — нужды в этом не было. На повороте, струя выбросила парней на огромные, темно-зеленые подтопленные елки. Резиновая лодка ударилась об ствол одной на них и, отпружинив, развернулась, двигаясь вперед кормой.
— Осторожно, ты! — крикнул перепуганный Виталик напарнику. — Неужели, не видишь?! А вон коряга! Греби почаще! Поворачивай, поворачивай!
Лешка налег на весла, чтобы обойти вывороченные корни, плывущие от них в трех метрах. Благополучно преодолел преграду. Но это потребовало, значительных усилий. Маленькие весла, с трудом, управляли суденышком в сплошном потоке, рвущейся вперед, реки.
Через некоторое время, началась шйвера, о которой предупреждалось в туристическом справочнике. Но то, что писалось о ней, совсем не соответствовало реальности. Скорость ревущего Вижая, вдруг, резко увеличилась. Река оказалась зажатой, с двух сторон, невысокими скальными породами. Можно на глаз было увидеть, уклон русла вниз — как бы, «под гору». Поднялись волны в метр вышины. Лодку стало захлестывать водой. Тут-то, Лешка и Виталик, по-настоящему, испугались, оказавшись во власти безудержной стихии. Казалось, что их ненадежное судно, вот-вот, перевернется и пойдет ко дну! Друзья уже сидели, по пояс, в ледяной воде и не тонули, только потому, что «резинка» была надувной, — гондолы держали ее на плаву.
— Выгребай, выгребай к берегу! — орал в ужасе Виталик. — Смотри, — впереди скалы! Врежемся ведь!
— Весла не слушаются! Ничего сделать не могу! — Лешка, бесполезно шлепал «спичками» по волнам. — Река-то нас, не выпускает!
— Ну, сделай что-нибудь! Погибнем ведь!!
— Что я сделаю-то?! Видишь, по середине несет!!
Проскочили какой-то узкий мосток. Скалы приближались… Но река проволокла «резинку» дальше, мимо них, без столкновения.
К счастью, на повороте, парней немного отнесло к правому берегу, на краю которого, прилепились ивовые кусты. За кусты-то, еле-еле, и зацепились, подтянув лодку к спасительной суше.
— Фу-у! — облегченно выдохнул Виталий. — Еще бы немного, и крышка нам! Считай, что повезло… Давай, что ли, выгружаться.
Лешка еще был взвинчен.
— Если бы нас не залило, можно было, плыть дальше!
— Ты че, рехнулся? Погибнуть хочешь?! Я дак пас. Надо в поселок возвращаться. Помнишь, мост проплыли? По нему в Сараны путь один…
— Да, пожалуй… Не повезло с походом… Завтра уж тронемся, — сырые ведь. Ну, поволокли, что ли, хозяйство?
Они вытащили на берег, переполненную водой, лодку. Опрокинув, вылили всё из нее, перемазавшись глиной, смешанной с мокрым снегом. Тяжеленные рюкзаки, естественно, все промокли и стали еще тяжелее. Нужно было, подниматься по крутому склону. Там, наверху, оказалась прогретая солнцем поляна, окруженная лесом. На ней-то, и решили разбить лагерь.
Пока доставали из рюкзаков, абсолютно мокрую, палатку, никуда не годный, развалившийся хлеб и всё прочее; пока развели костер и немного подсушились, — наступил вечер, начало смеркаться.
— Ладно, хоть телогрейки сухие! — заметил Виталик, держа штаны над пламенем. — А из продуктов, крупа еще сгодится, да консервы с водкой сохранились… А ночевать-то прохладно будет! Спальники совсем сырые!
— Не стоит, наверно, палатку ставить? Закроемся так ею… — с грустью в голосе, отозвался Лешка. — Давай, хоть водки тяпнем.
Раскрыли консерву, разлили водку по кружкам.
— Как бы не простыть… Ну, да утро вечера мудренее…
— Да… Жалко, что не удалось наше предприятие…
Они, еще немного, посидели у костра. Потом, закутались влажной палаткой и заснули мертвым сном, не предполагая, что на следующий день, их ждут новые тяжелые испытания, уже здесь, в таежном «капканище»…
Проснулись друзья, от яркого солнечного света. Было 10 часов утра, достаточно прохладно. Костер разводить не стали. Быстро закусили консервой, рассчитывая, в скором времени, перебраться через мост и попасть, днем, в Сараны.
Вещи и рюкзаки были полусырыми. Лодку спустили, и все тяжеленное снаряжение загрузили на себя, решив двигаться, вдоль берега, по кромке.
Пройдя метров сто по глубокому, проваливающемуся снегу, под которым оказалась вода, — выдохлись.
— Че делать-то будем, Виталик? Такими темпами, мы к вечеру только, до моста допрем! — Лешка еле переводил дух.
— У меня идея! Пойдем по верху, где скалы. Там снег, под солнцем, вытаял…
Задыхаясь, вскарабкались метров на тридцать вверх. И действительно, идти, между скальными камнями, стало намного легче. Но отдыхали часто. Через 40 минут пути, возвышенный берег стал постепенно понижаться. Спустились в лощину с прошлогодней травой, покрытой, кое-где, небольшим снежным покровом. Впереди, — еще ниже, — шел подпаленный лес.
Парни сделали большой привал.
— Странно, — сказал Виталий, прикуривая сигарету, — где же мост? Порядочно ведь прошли!
— Да там, наверно, дальше, — кивнул в сторону леса Лешка. — Думаю, немного осталось.
— Сомневаюсь… Впрочем, посмотрим. Ноги у меня, что-то, немного мерзнут, — вчера-то промочили.
— Да не переживай, скоро в поселке будем!
— А мне кажется, что мы от него, порядочно уплыли. Скорость-то, у реки приличная!..
Они еще, какое-то время, сидели. Наконец, надели рюкзаки и, поправив лямки, двинулись к лесу. Река шумела в тридцати метрах.
Среди обгорелых стволов, посверкивая на солнце, лежал снег. Сначала, идти было довольно сносно, но вскоре, наст, под тяжестью тел и груза, стал проваливаться, и глубоко. Приходилось постоянно из снега выбираться.
Так, углубились вперед метров на триста, но дальше двигаться стало, почти невозможно, — проваливались уже, буквально, на каждом шагу. Тогда, Лешка предложил вытащить спасжилеты и накачать лодку, чтобы по ним можно было, проползать вперед. Что и сделали. Теперь, скорость передвижения немного увеличилась, но перебираться, на карачках, по «мостику» и заново класть его, оказалось совсем нелегким занятием. Бедняги вынуждены были, часто отдыхать.
— Как Маресьевы, блин! — вытирал, текущий градом, пот Лешка. — А моста-то, через реку, не видно!
Виталий сидел мрачный, как туча. Сняв свои коротенькие сапожки, начал растирать ноги.
— Надо дальше ползти! Что нам еще, остается делать!
И они поползли… Горелый лес уступил место высоким елкам и пихтам.
Минут через тридцать, на пути встала непредвиденная преграда, — полузамерзший ручей, шириной в два с половиной метра. Долго ломали голову, как перебраться, чтобы не вымочиться. Длины резиновой лодки, для переправы, явно не хватало. Однако вышли из положения: один забрался в лодку, — другой, сзади толкнул; потом перебравшийся, на вытянутых руках, провел ее назад и помог, переправиться товарищу. Радоваться, собственно, было нечему, но бедолаги немного повеселели.
Теперь они, усталые, передвигались, почти рядом с ревущим Вижаем.
— Смотри-ка, Лешка, а ведь здесь шивера пошла, которою тогда проплыли. Видишь волны? А моста все нет. Но не могли же мы, его не увидеть!
— Значит, видимо еще дальше…
— Да не может быть! Вон уже, сколько протопали, да проползли. Три часа прошло! Что-то здесь не так…
— Дак че нам, обратно, что ли, двинуться?
— Вперед пойдем… Но как хочешь, Лешка, а я уже ноги свои, почти не чувствую! — с тревогой в голосе, проговорил Виталий.
Его замешательство передалось другу. Однако, тот виду не подал.
— Давай, еще растирай! Может быть, до моста совсем немного осталось…
Они проползли еще 400 метров, и ахнули. Впереди, виднелась широченная бурная протока! Вода пенясь, неслась между деревьев, делая полукруг, и впадала в основное русло. Преодолеть такую преграду, не представлялось возможным.
Тут только, друзья осознали всю безвыходность положения. Вперед — не пройти, а назад возвращаться, по глубокому снегу в лощину, притом, усталыми, — это, как минимум 3–4 часа! К тому же, ноги Виталия, в легких сапожках, совсем замерзли… Ловушка!
— Че делать-то будем, Витя? — испуганно спросил Лешка.
— Не знаю… Доставай водку, — ноги мне растирай! — мрачный товарищ стал снимать сапоги. — И зачем я только, согласился с тобой поехать! Вот дурак!..
…Они, растерянные, в оцепенении, сидели среди леса, рядом с грохотавшим Вижаем, не представляя, что предпринять. Ибо впервые столкнулись с такой непредвиденной ситуацией. Только солнце, как в насмешку, ярко светило, поблескивая на голубоватом снегу, — холодное весеннее солнце… Так, прошел целый час.
Неожиданно, слух уловил, какие-то, ритмичные удары, глухо раздававшиеся на противоположном берегу.
Ну, конечно же! Это, едва перекрывая шум реки, кто-то рубил топором лесину! Послышался и приглушенный лай собаки.
Лешка с Виталиком обрадовано переглянулись.
— Кто-то лес рубит! Как быть-то?
— Кричать нужно. Ничего больше не остается… — Виталий выразительно посмотрел на друга. — Кричи, зови на помощь! Может, услышат.
Лешка неуверенно встал, сделал ладони рупором и заорал:
— Эй, на том берегу! Слышите?! Помогите нам!
Но безрезультатно. Топор продолжал стучать.
Тогда, они закричали вдвоем, что есть мочи: «Помогите!!!».
Но в ответ была уже тишина, нарушаемая только, грохотом реки.
— Неужели ушли?! Не услышали нас?! Не может быть! — друзья были на грани отчаяния. — Точно, надеяться больше не на что! Вот беда-то!
Ударов топора больше не раздавалось. Лешка с Виталиком, понурив головы, опять сели на рюкзаки. Что же делать?!
— Надо костер разжечь. Ног не чувствую. А потом… Потом поплывем по Вижаю! Выхода нет… — обронил Виталий, не смотря на друга.
— Куда поплывем-то? Ближайший населенный пункт, только через 40 километров! Здесь же тайга! Опять ведь, по пояс, будем в холодной воде сидеть… — Лешка чуть не заплакал. — А дров здесь и нет, — одни толстенные елки!
— Ищи, где хочешь. Я обезножил почти…
И Лешка вынужден был, проваливаясь, чуть ли не по пояс в снег, искать топливо для костра.
Через некоторое время, вернулся ни с чем.
— Нету ничего! Если бы снега не было, может быть, и нашел.
Виталик ничего не сказал, только еще ниже склонил голову.
Прошел еще час. Они сами не знали, чего ждали, ничего, практически, не пытаясь изменить.
И тут, Лешка вдруг увидел, несущийся по Вижаю… плот! А затем, второй. На них были люди!
Второй плот мчался, метрах в двадцати от пацанов. Естественно, заорали благим матом: «Эй, эй! Мы здесь! Помогите!!» Но их не слышали среди рева реки.
Неожиданно, на всей скорости, плот наскочил на огромную подтопленную ель. Раздался жуткий треск. Парень в штормовке, который стоял на кормовой подгребице, от мощного удара, не удержался и вылетел прямо в бурлящую воду! Торчала лишь голова. Тут же, товарищи протянули ему какую-то палку, он зацепился, и был поднят обратно на плот. Всё это происходило в несколько секунд. Туристы, после, скрылись за поворотом.
— Не заметили нас! Теперь все… — пацанами, овладело непереносимое отчаяние. У Лешки, слезы брызнули из глаз. Виталий угрюмо молчал.
Но не прошло и получаса, как услышали крики и мат. Кто-то ломился сквозь бурелом. И вскоре, несколько мужиков, в штормовых костюмах и бахилах, выскочили прямо на них, от неожиданности перетрусивших, потерявших дар речи. Лешка сразу узнал спасателей, — тех туристов, которые ожидали поезда в Комарихе.
— Ну, вот и встретились, черт бы вас побрал! Сплавщики хреновы! — тяжело дыша, проговорил бородатый дядька. — Идти-то можете?
— У него вон, ноги замерзли страшно, не чувствует! — кивнул на друга Лешка. — А я могу.
В это время, пробравшись по злосчастной протоке, к берегу причалила байдарка. Закоченевшего Виталия, погрузили на нее.
— Ну, пошли, что ли? — бородач, с двумя другими мужиками, двинулся вперед, вниз по реке по кромке берега. Лешка поплелся сзади.
Они продирались, не разбирая дороги, прямо по подтопленному снегу, поминутно проваливаясь, кое-где и по пояс. Лешка, тут же, набрал в бахилы ледяной воды. Ноги, вскоре, стали, как деревянные от жуткого холода, но пацан, не замечая этого, шел, радуясь нежданному спасению. Еще бы! Что б они делали, если бы их не нашли! Крышка бы была!
Впереди, среди елок, неожиданно показался просвет, и спасатели с Лешкой выбрались в ту самую лощину, откуда незадачливые герои отправились, прямо в лесной «капкан». На поляне, горел большущий жаркий костер, возле которого отогревались Виталик и тот самый парень, упавший в Вижай с плота. Рядом стояли другие спасатели.
«Слава Богу!» — сказал себе Лешка, и ноги его подкосились.
— Значит, вы и есть та самая КСС — контрольноспасательная служба? — разомлевший от тепла Лешка, с восхищением, смотрел на своих избавителей. Но, главным образом, на парня, который, идя на помощь, чуть не утонул.
— Ну, конечно! Таких вот, дуриков, и вызволяем! Много, в последнее время, вас развелось. Если бы, не тот местный мужик, что услышал крики о помощи, не знаю, кто бы и выручил! — парень весело подмигнул своим товарищам.
— А мост-то, — узкий такой, — который мы проплыли, где он? Так ведь, и не нашли его!
— Немного ниже отсюда. Вы, видимо, шли по скалам, по верху, да и не заметили… Эх, глупышы! Ладно, хоть сплав вовремя прекратили! Там дальше, ниже по течению, такая болтанка на порогах, — запросто, могли бы погибнуть!
— Вы адрес свой оставите? Мы с «пузырем» придем. Пострадали ведь, из-за нас… — смущенно попросил Виталий.
— Да ладно уж! Что там! Хотя пишите…
…Уже начало темнеть, когда друзья, с сопровождающим спасателем, не без труда, перебрались через злосчастный мост, представляющий собой «нитку», скрепленных друг с другом, бревен, — на бревенчатых же узких опорах. А потом, по дороге, шли до Саран четыре километра, среди суровой тайги.
Спустились к берегу, где стоял лагерь КСС, с приготовленными для сплава, плотами. Пацанов накормили и рассказали, как прибежавший из леса мужик, сообщил о случившейся беде. Что-де недалеко от поселка, у шиверы, терпят бедствие туристы. Тут же, спасатели спустили на воду два плота и поплыли на помощь…
К 23–00 автобус привез Виталия и Лешку на станцию. Они сели в поезд «Малахит» и, всю ночь, проспали на верхних полках, как убитые. А уже утром, были в Перми. И что интересно, ни простуды, ни боли друзья, выбравшись из смертельно опасной передряги, так и не узнали.
На вокзале, прощаясь, Виталий уничтожающе посмотрел на неунывающего Лешку.
— Чтоб я еще раз с тобой, куда-нибудь отправился! Никогда, ни за что, ни разу! Авантюрист! Балаболка!
— Да не парься, Виталик! Теперь есть, хотя б о чем вспомнить!
— Пошел ты, знаешь куда!
— Не обижайся, дружище! Все ведь, обошлось! А могло, быть и хуже, верно?
Виталий ничего не ответил. Он только, поправил рюкзак, развернулся и скрылся в толпе.