— Продолжай.
— Он… мы… Я постоянно с ним сталкиваюсь. Везде. И, эм, есть много вещей в нем… много-много вещей… которые как бы… напоминают мне… — я втягиваю воздух и глубоко выдыхаю, — Касса.
— Это абсолютно нормально.
Доктор Сингер звучит совершенно спокойно. Я же тем временем вот-вот рухну на отвратительную коричневую плитку и никогда не встану.
— Нормально? — кричу. — Это нормально, что незнакомец напоминает мне моего мертвого мужа?
— Помнишь наши беседы о том, что произойдет, когда ты начнешь с кем-то встречаться?
— Помнится, я говорила, что лучше буду кормом для стаи волков, чем начну с кем-то встречаться.
Доктора Сингер не обращает внимания на мой резкий тон.
— Действительно. И в течение пяти лет, будучи в самом расцвете сил, ты отказывалась даже смотреть на другого мужчину. Я говорил, что отказывать себе в возможном счастье нездорово. Если мне не изменяет память, твой ответ был: «Без Касса для меня нет счастья». Так что, не зная ничего, кроме того, что этот новый мужчина «влияет на тебя», могу предположить из того, что я знаю о тебе, Меган, что тебя просто охватило чувство вины.
На меня обрушивается холод, как будто меня облили ведром ледяной воды.
— Чувство вины? — шепчу я.
— Мы уже установили, что ты страдаешь виной выжившего. Тебе плохо, потому что мужчина, которого ты так сильно любила, погиб. Теперь, кажется, к нашему списку мы можем добавить вину за чувство нормального, естественного влечения к человеку, не являющемуся Кассом. Честно говоря, я удивлен, что это не произошло раньше.
Нет. Нет, это слишком просто. Слишком просто. Чувство вины не может быть объяснением всего, о чем я думаю и чувствую, всего этого безумия, бушующего в моих венах.
— Но… есть вещи, которые нельзя объяснить… Такие как «медвежий коготь» и душистый горошек, посаженный вдоль крыльца, а еще он знает, что я обожаю кофе! И там была эта картина с молнией, на которой были его инициалы, и он потушил огонь в моем доме… И денверские омлеты! Записка со строкой, как на татуировке Касса! Семнадцатое мая!
В этом нет никакого смысла. Я начинаю волноваться о докторе Сингере, потому что его тон меняется на суровый, который он использовал, настаивая в N-й раз на приеме антидепрессантов.
— Давай поговорим о твоих панических атаках. Были ли они у тебя после переезда в Сисайд?
— Да, — бормоча ответ, меня охватывает чувство, что меня полностью повергли.
— Я заметил. А кошмары? Бессонница?
Он явно доволен собой, придурок. Я начинаю скрипеть стиснутыми зубами.
— Хм.
— Буду считать это положительным ответом. И из того, что я понял из твоего перечисления, которые невозможно объяснить, у тебя все еще происходят эпизоды мистических домыслов?
О да. Печально известное мышление, наполненное всякой паранормальщиной, в котором мой мозг особенно искусен.
— Это другое, — жалко защищаюсь я. — Этот мужчина, он… слишком много всего произошло. Не похожее на совпадение. Это не может не иметь смысла. Или может?
— Меган, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня. Ты пережила невероятно жестокую автомобильную аварию, в которой потеряла мужа. Он умер у тебя на руках. В день его похорон у тебя случился выкидыш — дитя, которое вы отчаянно пытались зачать — и чуть сама не умерла от потери крови. Впоследствии тебе сказали, что шансов на повторную беременность практически нет.
— Тебе был поставлен диагноз посттравматического расстройства и клинической депрессии, но ты отказалась от лекарств, которые помогли бы тебе справиться с ситуацией. Ты стоически и упрямо жила со своими страданиями, как ни один другой пациент, которого я когда-либо встречал. Ты не дала мне ни единого шанса за два года еженедельных сеансов помочь сделать даже самые маленькие шаги к твоему исцелению. Ты приняла свою боль, потому что альтернативой было отпустить ее… И в твоем сознании, отпустить боль означает отпустить Касса, ребенка и все, что ты потеряла.
— Теперь ты переехала в новый город. У тебя новый дом, новая жизнь. Тебя понравился другой мужчина. И поскольку ты не преодолела своего горя, единственный способ, которым твой разум может справиться с тем, что он воспринимает как предательство мужа — это попытаться убедить тебя, что этот другой мужчина — твой муж.
Доктор делает паузу, и особо подчеркивает следующие слова.
— Подсознательно ты веришь, что каким-то образом через какое-то мистическое сочетание событий Касс вернулся к тебе в теле другого человека.
Вот она. Уродливая правда, вытащенная из скалы, под которой я ее прятала.
Я не могу дышать от полной глупости этого.
Таким же мертвым, как и мое сердце, голосом, ворчу:
— Скажите, что мне делать.
— Для начала, запишись на прием к доктору Андерсу, как только мы закончим звонок. Я говорил с ним в начале недели, и он сообщил, что ничего о тебе не слышал.
Как будто издалека я слышу, как говорю «хорошо».
— И, пожалуйста, я хочу, чтобы ты начала прием «Эсциталопрам». Это не совсем лекарственное средство от депрессии, но оно поможет справиться с симптомами. Я также могу выписать что-нибудь от бессонницы. Тебе нужна помощь, Меган. В этом нет ничего постыдного.
Он терпеливо ждет, пока я назову ему название местной аптеки, чтобы он мог отправить им рецепты. Затем в пол уха слушаю, когда он разглагольствует о возможных побочных эффектах, инструкциях по дозировке, уровнях серотонина, бла-бла-бла. К тому времени, как он перестает трещать, я заметно измотана.
— Спасибо, доктор Сингер. Спасибо, что перезвонили.
— С тобой все будет в порядке, Меган. Обещаю. Твой звонок — это положительный знак того, что ты готова начать лечение. Посвяти себя терапии с доктором Андерсом, пожалуйста. Ты замечательная женщина. У тебя вся жизнь впереди. Так много всего, что тебе еще предстоит. И помни, когда захочешь поговорить, я всегда буду рядом.
Я всегда буду рядом.
Да меня разыгрывают!
Еще раз благодарю его, прощаюсь и вешаю трубку. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на себя в зеркало. У меня дикие глаза, бледное лицо и я все еще дрожу. Думаю, доктор Сингер не до конца был честен, когда оценил меня всего лишь на два с половиной балла по шкале чокнутости.
Я все десять из десяти. Может быть, даже одиннадцать.
— Меган?
Легкий стук в дверь уборной заставляет меня отвернуться от зеркала с бьющимся сердцем.
— Да?
— У тебя там все в порядке?
Это Куп. Возьми себя в руки. Иди к нему. Постарайся вести себя нормально.
Я приглаживаю волосы руками, поправляю свитер, нацепляю фальшивую улыбку на лицо и направляюсь к двери. Открываю ее и вижу Купа, неловко топчущегося на месте и выглядящего обеспокоенным.
— Извини. Не хотел мешать. Просто пришел убедиться, что с тобой все в порядке.