— Но он оставил мне цветы и стихотворение, — когда она не отвечает, я вздыхаю. — Ты права. Произнося все это вслух это кажется отвратительным.
— Уверена? — саркастически замечает она.
— Ты намеренно пытаешься усугубить ситуацию? Потому что это работает.
— Итак, что ты собираешься делать? Отправиться к нему домой и уточнить, какого фига он ведет себя как придурок и бросает тебя после вашей «сладкой, интимной любви»?
Она говорит дело. У меня нет плана, я просто хочу увидеться с ним. Но что, если он не хочет, чтобы я приходила к нему домой? Что если он хочет, чтобы я оставила его в покое?
О Боже, что если я не единственная женщина к которой он заглядывает с ночными визитами? Может быть, из всех его хокку, которые он оставляет на подушках, можно проложить дорогу по всему городу?!
Сюзанна вторгается в мои темные размышления с раздраженным:
— Привет? Здесь кто-нибудь есть?
— Есть, — отвечаю, хотя разум путешествует в Паранойявилле.
— Слушай, я дам тебе его адрес, но почему бы тебе сначала не отправить ему еще одно волшебное письмо?
— Я пытаюсь дать ему пространство.
— Пространство? — недоверчиво повторяет она. — Не должно оно у него быть, потому что мужик побывал внутри тебя! Ты имеешь право зажимать его сколько влезет!
— Хорошее замечание.
— О, таких у меня полно. Вот еще одно: заявиться в дом человека не считается «дать ему пространство». Не то чтобы оно было ему позволено, потому что он уже окунул свой стручок в твой горшочек с медом, но так оно и есть.
— Ты подкалываешь меня за слово «пенис», а сама выкидываешь нелепые эвфемизмы для половых органов, типа «стручка» и «горшочка с медом»?
Она игнорирует меня, переключаясь в режим обеспокоенной подруги.
— Скажи мне правду, дорогая. Ты в порядке? Я переживала за тебя.
Я встаю с края своей кровати и подхожу к окнам во внутреннем дворике. Глядя на беспокойный океан, произношу:
— Можно сказать, что все нормально.
— Это не особо помогает моему душевному спокойствию.
— Я просто запуталась, наверное. Не знаю, как с этим справиться. Я не была ни с кем со смерти мужа, — неловко и коротко смеюсь. — И до мужа ни с кем не была.
Ругнувшись, Сюзанна горячо заявляет:
— И у Тео хватает наглости исчезать, словно он призрак, после секса!
Призрак. Это слово гудит в моих ушах. Я отмахиваюсь от него, как от шипящей змеи.
— Ты сама сказала, Сюзанна, он не в своем уме. Уверена, для него все так же сложно и неожиданно, как и для меня.
— Лучше бы так, — разгорячено бросает она. — Или я сама оторву ему яйца.
Несмотря на то, что я расстроена, улыбка расползается на моем лице.
— Не так давно ты защищала его, когда я назвала его мудаком. Посмотри на себя сейчас.
— Точно. Это прямо как у лучших подруг, подружка. Мы против них. Братаны важнее шлюх, только наоборот. Теперь возьми ручку, чтобы я могла дать тебе адресок твоего любовничка. Но только сразу позвони мне, как поговоришь с ним! Я не позволю тебе разбираться со всем в одиночку.
* * *
После того, как Сюзанна дает мне адрес, мы прощаемся. Я провожу полчаса, занимаясь своим новым любимым видом упражнений — ходьбой. Я марширую по полу в спальне, нажевывая ногти на руках и доводя себя до исступления.
Почему я не спросила Тео, где он шлялся, когда он был здесь? Почему я не спросила его, когда мы увидимся снова? Ожидать ли свидания сегодня? Будет ли у нас всегда только интенсивный, обжигающий душу секс, после которого он будет исчезать? Ему позавидовал бы сам Гудини. Он опять оставит вместо себя цветы, свежий кофе и загадочное стихотворение на подушке?
Хорошо, цветы и стихотворение — приятные штрихи. Я называю цветы «приятным штрихом», потому что так мне не нужно думать о них как о том, чем они являются на самом деле: важной мистической вещью. Но чем больше я думаю о его исчезновении, тем больше это меня беспокоит.
Очень надеюсь, что он ушел не из-за моего громкого храпа.
С другой стороны, по сравнению с остальными причинами, эта не такая уж и плохая.
— О, ради Бога, Меган, Сюзанна права, — ругаю себя. — Вы с Тео переспали. Если он не хотел, чтобы ты чувствовала себя странно, то не должен был уходить посреди ночи. Просто свяжись с ним!
Решение принято, я чувствую себя лучше. Беру ноутбук и пишу короткое письмо Тео, сообщающее, что не могу дождаться нашей следующей встречи. Затем следующие пять минут ненавижу себя за каждое слово, потому что при перечитывании они звучат жалобно.
Но я забываю все о своем отчаянии, когда получаю автоматический ответ от почтового сервера Тео, который информирует, что абонент не в сети и не отвечает на электронную почту.
Странное чувство формируется в моем нутре. Я решаюсь позвонить на мобильник Тео. Когда попадаю на голосовую почту, к странному чувству прибавляется беспокойство.
Я не знаю что, но явно что-то не так.
Услышав низкий гул шума двигателя, доносящийся с улицы, бросаюсь вниз. Сегодня суббота, но «Хиллрайз» работает по выходным, чтобы как можно больше успеть до начала сезона дождей. Распахнув входную дверь, вижу уже поднимающегося по ступенькам крыльца Купа со своей фирменной улыбкой.
— Доброе утро, Меган!
— Доброе, Куп. Вопрос на миллион: почему мой чек для «Хиллрайз» до сих пор не обналичен?
Одетый в свою обычную фланелевую рубашку и джинсы, он прислоняется к дверной раме и ухмыляется.
— Потому что я пока не добрался до банка.
Я осматриваю его лицо.
— Мне кажется, что есть некая причина, из-за которой ты не успел добраться до банка.
Его улыбка расширяется. Когда он не отвечает, в моей голове раздается тревожный сигнал.
— Нет. О, нет, Куп, этого не может быть!