- По чести, графиня - самая красивая женщина из всех, каких я когда-либо видел.
- Вы что же, влюблены в нее? - живо спросила незнакомка.
- Может быть. Но только умоляю вас, снимите маску, покажите мне женщину красивее Тюржи.
- Когда я удостоверюсь, что вы меня любите... только тогда вы увидите мое лицо.
- Полюбить вас!.. Как же, черт возьми, я могу полюбить вас не видя?
- У меня красивая рука. Вообразите, что у меня такое же красивое лицо.
- Теперь я знаю наверное, что вы прелестны: вы забыли изменить голос и выдали себя. Я его узнал, ручаюсь головой.
- И это голос Тюржи? - смеясь, спросила она с сильным испанским акцентом.
- Ну конечно!
- Ошибаетесь, ошибаетесь, сеньор Бернардо. Меня зовут донья Мария... донья Мария де... Потом я вам назову свою фамилию. Я из Барселоны. Мой отец держит меня в большой строгости, но теперь он путешествует, и я пользуюсь его отсутствием, чтобы развлечься и посмотреть парижский двор. Что касается Тюржи, то я прошу вас не говорить со мной больше о ней. Я не могу спокойно слышать ее имя. Она хуже всех придворных дам. Кстати, вам известно, как именно она овдовела?
- Я что-то слышал.
- Ну так расскажите... Что вы слышали?..
- Будто бы она застала мужа в ту минуту, когда он изливал свои пламень камеристке, и, схватив кинжал, нанесла супругу довольно сильный удар. Через месяц бедняга скончался.
- Ее поступок вам представляется... ужасным?
- Признаться, я ее оправдываю. Говорят, она любила мужа, а ревность вызывает во мне уважение.
- Вы думаете, что я - Тюржи, вот почему вы так рассуждаете, однако я убеждена, что в глубине души вы относитесь к ней с презрением.
В голосе ее слышались грусть и печаль, но это был не голос Тюржи. Бернар не знал, что подумать.
- Как же так? - сказал он. - Вы, испанка, не уважаете чувство ревности?
- Не будем больше об этом говорить. Что это за черная лента у вас на шее?
- Ладанка.
- Я считала вас протестантом.
- Да, я протестант. Но ладанку дала мне одна дама, и я ношу ее в память о ней.
- Послушайте: если вы хотите мне понравиться, то не думайте ни о каких дамах. Я хочу заменить вам всех дам. Кто дал вам ладанку? Та же самая Тюржи?
- Честное слово, нет.
- Лжете.
- Значит, вы госпожа де Тюржи!
- Вы себя выдали, сеньор Бернардо!
- Каким образом?
- При встрече с Тюржи я ее спрошу, как она могла решиться на такое кощунство - вручить святыню еретику.
Мержи терялся все более и более.
- Я хочу эту ладанку. Дайте ее мне.
- Нет, я не могу ее отдать.
- А я хочу ладанку. Вы посмеете отказать мне?
- Я обещал ее вернуть.
- А что такое обещания! Обещание, данное фальшивой женщине, ни к чему не обязывает. Помимо всего прочего, берегитесь: почем знать, может, вы носите опасный талисман, может, он нашептан! Говорят, Тюржи - злая колдунья.
- Я в колдовство не верю.
- И в колдунов тоже?
- Я немного верю в колдуний. - Последнее слово он подчеркнул.
- Ну дайте же мне ладанку, - может, я тогда сброшу маску.
- Как хотите, а это голос графини де Тюржи!
- В последний раз: вы дадите мне ладанку?
- Я вам ее верну, если вы снимете маску.
- Вы мне надоели с вашей Тюржи! Любите ее на здоровье, мне-то что!
Делая вид, что сердится, незнакомка отодвинулась от Бернара. Атлас, который натягивала ее грудь, то поднимался, то опускался.
Несколько минут она молчала, затем, резким движением повернувшись к нему, насмешливо проговорила:
- Valame Dios! V. М. no es caballero, es un monje [Прости, господи, мое согрешение! Вы монах, а не кавалер.].
Ударом кулака она опрокинула две свечи, горевшие на столе, и половину бутылок и блюд. В комнате сразу стало темно. В то же мгновение она сорвала с себя маску. В полной темноте Мержи почувствовал, как чьи-то жаркие уста ищут его губ и кто-то душит его в объятиях.
Ночью все кошки серы.
На ближайшей церкви пробило четыре часа