- Бессердечная! Вы меня покидаете?
- Так надо. Мы скоро увидимся.
- Увидимся! Дорогая графиня! Ведь я же вас не видел!
- Ах, какой вы еще ребенок! Бросьте свою графиню. Я донья Мария. При свете вы удостоверитесь, что я не та, за кого вы меня принимаете.
- Где дверь? Я сейчас позову...
- Никого не надо звать. Пустите меня, Бернардо. Я знаю эту комнату, я сейчас найду огниво.
- Осторожней! Не наступите на битое стекло. Вы вчера устроили разгром.
- Пустите!
- Нашли?
- Ах, это мой корсет! Матерь божья! Что же мне делать? Я. все шнурки перерезала вашим кинжалом.
- Надо попросить у старухи.
- Лежите, я сама. Adios, querido Bernardo! [Прощайте, дорогой Бернардо! (испан.)]
Дверь отворилась и тут же захлопнулась. За дверью тотчас послышался веселый смех. Мержи понял, что добыча от него ускользнула. Он попробовал пуститься в погоню, но в темноте натыкался на кресла, запутывался то в платьях, то в занавесках и так и не нашел двери. Внезапно дверь отворилась, и кто-то вошел с потайным фонарем в руке. Мержи, не долго думая, сдавил вошедшую женщину в объятиях.
- Что? Попались? Теперь я вас не выпущу! - воскликнул он и нежно поцеловал ее.
- Оставьте, господин де Мержи! - сказал кто-то грубым голосом. - Вы меня задушите.
Мержи узнал по голосу старуху.
- Чтоб вас черт подрал! - крикнул он, молча оделся, забрал свое оружие, плащ и вышел из дому с таким чувством, точно он пил отменную малагу, а затем по недосмотру слуги влил в себя стакан противоцинготной настойки из той бутылки, которую когда-то давно поставили в погреб и забыли.
Дома Бернар не откровенничал со своим братом. Он только сказал, что это была, насколько он мог судить в темноте, дивной красоты испанка, но своими подозрениями относительно того, кто она такая, поделиться не захотел.
Амфитрион
Алкмена, я молю, послушайтесь рассудка -
Поговорим без лишних слов.
Два дня он не получал от мнимой испанки никаких известий. На третий день братья узнали, что г-жа де Тюржи накануне приехала в Париж и сегодня не преминет поехать на поклон к королеве-матери. Они поспешили в Лувр и встретились с ней в галерее - она разговаривала с окружавшими ее дамами. При виде Бернара она нимало не смутилась. Даже легкая краска не покрыла ее, как всегда, бледных щек. Заметив его, она, как старому знакомому, кивнула ему головой, поздоровалась, а затем нагнулась к его уху и зашептала:
- Надеюсь, теперь ваше гугенотское упрямство сломлено? Чтобы вас обратить, понадобилось чудо.
- То есть?
- А разве вы не испытали на самом себе чудотворную силу святыни?
Бернар недоверчиво усмехнулся.
- Мне придали силы и ловкости воспоминание о прелестной ручке, которая дала мне ладанку, и любовь, которую она во мне пробудила.
Графиня засмеялась и погрозила ему пальцем.
- Вы забываетесь, господин корнет! Разве можно со мной так говорить?
Она сняла перчатку и поправила волосы; Бернар между тем впился глазами в ее руку, а потом заглянул в живые, смотревшие на него почти сердито глаза очаровательной графини. Изумленный вид молодого человека вызвал у нее взрыв хохота.
- Что вы смеетесь?
- А что вы на меня так удивленно смотрите?
- Извините, но последние дни я только и делаю, что даюсь диву.
- Да что вы! Любопытно! Расскажите же нам хоть об одном из удивительных происшествий, которые случаются с вами на каждом шагу.
- Сейчас и в этом месте я вам рассказывать о них не стану. А кроме того, я запомнил испанский девиз, которому меня научили назад тому три дня.
- Какой девиз?
- Он состоит из одного слова: Callad.
- Что же это значит?
- Как? Вы не знаете испанского языка? - глядя на нее в упор, спросил Бернар.
Графиня, однако, выдержала испытание, - она притворилась, что не постигает скрытого смысла его слов, и молодой человек, глядевший ей прямо в глаза, в конце концов под взглядом той, кому он бросал вызов, принужден был потупить взор.
- В детстве я знала несколько слов по-испански, а теперь, наверно, забыла, - совершенно спокойным тоном отвечала она. - Поэтому, если хотите, чтобы я вас понимала, говорите со мной по-французски. Ну так что же это за девиз?
- Он советует быть молчаливым, сударыня.
- Вот бы нашим молодым придворным взять себе такой девиз, но только с условием, что они станут претворять его в жизнь. Однако вы человек сведущий, господин де Мержи! У кого вы учились испанскому языку? Верно уж, у какой-нибудь дамы?
Мержи взглянул на нее с нежной улыбкой.
- Я знаю по-испански всего лишь несколько слов, - тихо сказал он, - в моей памяти их запечатлела любовь.
- Любовь? - насмешливо переспросила графиня.
Она говорила громко, и при слове "любовь" дамы вопросительно поглядели в ее сторону. Мержи был слегка задет насмешливым ее тоном, такое обхождение с ним его коробило; он вынул из кармана полученную накануне записку на испанском языке и протянул ее графине.
- Я уверен, что вы не менее сведущи, чем я, - сказал он, - уж такой-то испанский язык вам не трудно будет понять.
Диана де Тюржи схватила записку, прочла, а может быть, только сделала вид, что прочла, и, залившись хохотом, передала даме, которая была к ней ближе всех.