- Вы еще не отдохнули после охоты? - спросил король. Приступить прямо к делу ему было, видимо, неловко. - С оленем пришлось повозиться.
- Государь! Если б давешний гон меня утомил, я был бы недостоин командовать отрядом легкой кавалерии вашего величества. Во время последних войн господин де Гиз видел, что я не слезаю с коня, и прозвал меня "албанцем".
- Да, правда, мне говорили, что ты лихой конник. Скажи-ка, а из аркебузы ты хорошо стреляешь?
- Да, государь, недурно, хотя, конечно, до вашего величества мне далеко. Такое искусство не всем дается.
- Вот что, видишь эту длинную аркебузу? Заряди ее двенадцатью дробинками. Не сойти мне с этого места, если ты в шестидесяти шагах прицелишься в какого-нибудь безбожника и хоть одна из них пролетит мимо!
- Шестьдесят шагов - расстояние большое, но не очень. И все же с таким стрелком, как вы, ваше величество, я бы тягаться не стал.
- А в двухстах шагах ты из этой аркебузы всадишь в человека пулю, лишь бы пуля была соответствующего калибра.
Король вложил аркебузу в руки капитана.
- Красиво отделана и, должно думать, бьет метко, - внимательно осмотрев аркебузу и проверив спуск, заключил Жорж.
- Я вижу, мой милый, ты разбираешься в оружии. Возьми-ка на прицел - я хочу посмотреть, как это у тебя получается.
Капитан прицелился.
- Хорошая штука аркебуза! - медленно продолжал Карл. - В ста шагах одним таким движением пальца можно покончить с недругом, - перед меткой пулей ни кольчуга, ни панцирь не устоят!
Я говорил, что Карл IX то ли по привычке, которая появилась у него еще в детстве, то ли в силу врожденной застенчивости почти никогда не глядел в глаза своему собеседнику. Но сейчас он смотрел на капитана пристально, и выражение лица у него было необычное. Жорж невольно опустил глаза, тогда и король почти тотчас потупился. На минуту воцарилось молчание. Первым нарушил его Жорж.
- Хорошо быть искусным стрелком, а все же шпага и копье надежнее.
- Справедливо. Зато аркебуза... - Карл странно усмехнулся и вдруг спросил: - Говорят, Жорж, адмирал тебя горько обидел?
- Государь...
- Мне об этом известно доподлинно. И все же я бы хотел... Расскажи мне про это сам.
- Совершенная правда, государь. Я говорил с ним об одном злополучном деле, в котором я принимал самое живое участие...
- О дуэли твоего брата? Красив, негодник, и за себя постоять умеет: проколет кого угодно. Я таких людей уважаю. Коменж был хлыщ, он получил по заслугам, только и всего. Но за что же тебя изругал чертов бородач? Хоть убей, не могу взять в толк.
- Боюсь, что причиной тому злополучное различие вероисповеданий, мое обращение, о котором, как мне казалось, все давно забыли...
- Забыли?
- Вы, ваше величество, подали пример забвения религиозных распрей, ваше поразительное беспристрастие, справедливость...
- Да будет тебе известно, друг мой, что адмирал ничего не забывает.
- Я это заметил, государь. Жорж снова потемнел в лице.
- Что же ты думаешь делать, Жорж?
- Кто, я, государь?
- Да. Говори без обиняков.
- Государь! Я бедный дворянин, адмирал - старик, я не могу вызвать его на дуэль. Кроме того, государь, - поклонившись, сказал он, видимо, желая учтивой фразой загладить впечатление, которое должна была, как он полагал, произвести на короля его дерзость, - если бы даже я имел возможность бросить вызов, я бы все-таки этого не сделал: меня остановил страх заслужить немилость вашего величества.
- Ну что ты! - молвил король и положил правую руку на плечо Жоржа.
- К счастью, - продолжал капитан, - разговор с адмиралом моей чести не затрагивает. А вот если бы кто-нибудь из тех, что со мной на равной ноге, осмелился усомниться в моей чести, я бы испросил у вашего величества соизволения...
- Значит, ты не намерен мстить адмиралу? А ведь этот... наглеет не по дням, а по часам!
Жорж широко раскрыл глаза от изумления.
- И он же тебя оскорбил, черт возьми, смертельно оскорбил, как мне передавали! - продолжал король. - Дворянин - не лакей: есть вещи, которые нельзя простить даже государю.
- Как же я ему отомщу? Драться со мной - это он сочтет ниже своего достоинства.
- Допустим. Но...
Король опять взял аркебузу и прицелился.
- Понимаешь?
Капитан попятился. Самый жест монарха был достаточно выразителен, а демоническое выражение его лица не оставляло никаких сомнений относительно того, что этот жест обозначал.
- Как, государь? Вы мне советуете...
Король изо всех сил стукнул об пол прикладом и, устремив на Жоржа бешеный взгляд, крикнул:
- Советую? А, чтоб! Ничего я тебе не советую. Капитан не знал, что ему делать. В конце концов
он поступил так, как поступили бы многие на его месте: поклонился и опустил глаза. Карл мгновенно изменил тон:
- Это вовсе не значит, что если бы ты, мстя за свою честь, вогнал в него пулю... то мне это было бы безразлично. Клянусь потрохами папы, самое драгоценное, что есть у дворянина, - это его честь, и ради того, чтобы смыть с нее пятно, он не должен останавливаться ни перед чем. Притом Шатильоны надменны и нахальны, как подручные палача. Я же знаю: эти мерзавцы с наслаждением свернули бы мне шею и сели на мое место... При виде адмирала я иной раз готов выщипать ему бороду!
Капитан ничего не ответил на это словоизвержение, исходившее из уст обычно молчаливого человека.
- Ну так что же ты, в душу, в кровь, собираешься делать? Послушай: я бы на твоем месте подстерег его, когда кончится их протестантское сборище и он будет выходить, - вот тут бы ты из окна и выстрелил ему в спину. Тьфу, пропасть! Мой кузен Гиз был бы тебе благодарен, ты бы этим много поспособствовал умиротворению страстей в моем королевстве. Получается, что король Франции не столько я, сколько этот безбожник, понимаешь? В конце концов мне это надоело... Я говорю тебе напрямик: нужно отучить этого... дырявить честь дворянина. Он тебе дырявит честь, а ты ему продырявь шкуру - долг платежом красен.
- Убийство из-за угла не сшивает чести дворянина, оно только еще сильней разрывает ее.
Этот ответ оказал на государя такое действие, как если бы в него ударила молния. Остолбеневший, он все еще держал в протянутых к капитану руках аркебузу - он точно без слов предлагал ему воспользоваться этим орудием мести. Король полуоткрыл рот, губы у него помертвели, глаза, дико смотревшие на Жоржа, казалось, завораживали его и в то же время ощущали на себе силу жуткого этого завораживания.
Наконец аркебуза выскользнула из дрожащих рук короля и с громким стуком упала на пол. Капитан бросился поднимать ее, а король сел в кресло и понурил голову. Губы у него шевелились, брови двигались - видно было, что в душе у него идет борьба.
- Капитан! - сказал он после долгого молчания. - Где стоит твой легкоконный отряд?