— Вень.
— Не гундось, Че. Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем — все лучше, чем хлам сгребать по району.
А и вправду!
— Посмотри, он с документами?
В карманах у тела не было ничего.
— Все уже украдено до нас. Бойкая старушонка, ничего не скажешь.
— Так партизанка, ептать! Как у нас с кислородом?
— Две трети примерно.
— Расход побольше поставь.
— Слушай, изведем кислород — вручную придется качать.
— Придется — покачаем. Ставь.
Я ненамного повернул ручку.
— Сколько?
— Восемь в минуту.
— Порядок. Здрав буди, боярин/
Он хлебнул и передал мне бутылку. Закурил. Кинул взгляд на носилки:
— Впечатление такое, что он герыч еще на что-то навесил.
— Или четверть себе замандячил.
— Может, у бабуленьки лажа какая-нибудь с ширевом?
— Может. У-у, мразь лакированная! И надушен, как баба…
Ф-фу-ты, блин, урод! Ты видела? Залит парфюмом. «Ла Костой» несет — задохнуться.
Я присмотрелся. Точно — он! Тот самый, из «МаниХани».
— Вень, я, кажется, его знаю.
— Откуда?
— Встречались разок. Нехороший человек.
Штаны, что ли, ему распороть?
— О, смотри, оживает. Наука победила.
Черт!
Мачо открыл глаза и неуверенно потянулся к трубке.
— Стой-стой, не тяни ручонки. Слышишь меня?
Тот кивнул.
— Понимаешь?
Снова кивнул.
— Четверть?
Она, родная.
— Бухлом отлакировал?
А как же!
Видать, конкретно — опять сморило, забывает дышать, муденыш.
— Эх, налоксону бы!
— Да ладно, приедем скоро. Надо бы «полицай» пожевать, а то вдруг там кто-нибудь принципиальный окажется.
— Где, в токсикологии? Ну ты, Вень, скажешь…
Отзвонились мы и опять на помойку. А там — титская сила! Боярская борода, рот корытом, рокочущий храп. Расстегнутая ширинка, забытый, выставленный напоказ член и мокрые, по-кошачьи пахнущие мочой, брюки.
— Боже, какой типаж!
— Бородочлен. Давай его на «Ленфильм» продадим? Такой артист пропадает.
— А может, это поп в штатском? — Северов сунул ему смоченный нашатырем тампон и через секунду, заработав чугунную плюху, отлетел в сторону, сев на чьи-то картофельные очистки. Потряс головой, вскочил на ноги: — Шариков сам пригласил свою смерть. Ножницы, Феликс.
В несколько взмахов он, словно царь Петр, косо отхватил бороду и засунул ее в распахнутую ширинку. Распушил, расправил, художественно разместил под гонадами[48]. С треском стянул перчатки.
— Вот теперь по-взрослому. Зови трезвователей.
— Жаль, «мыльницы» нет, хороший бы кадр вышел.
— Да-а. У нас один крендель целую коллекцию собрал, альбомов пять или шесть, тематических: ДТП, огнестрельные, из-под поезда…