Через неделю отец и дочь возвращались домой. Монотонный перестук колёс навевал Акиму Евсеичу странные мысли, что может когда-нибудь, потом он ещё будет счастлив с удивительной женщиной, отдавшей в его руки всё своё состояние. Но с другой стороны, вдруг он ошибся и сон, в котором он когда-то видел Марью Алексевну, вовсе не вещал о браке с ней, а скорей предостерегал. Ведь и по своему положению в обществе этого не могло случиться. Как же так? Что за затмение на него нашло? На подъезде к родному городу его стали одолевать более практичные мысли насчёт распоряжения вверенным имуществом. Доверенность на управление усадьбой Марья Алексеевна прислала с посыльным на следующий после их разговора день. Но так и задремал, ничего не решив. Да и что можно решить, не обдумав и не изучив состояния дел?
Наступал новый этап в жизни Акима Евсеича. У дочери завершался траур, следовало достойно совершить выход в общество. Начиналось строительство второго доходного дома, да ещё управление имуществом Марьи Алексевны. Ну и про ремонт собственного дома тоже не стоит забывать. Тут и продыхнуть некогда, не до пустопорожних переживаний! Однако просыпаясь по ночам в скомканной постели, Аким Евсеич вдруг отчетливо чувствовал запах Марьи Алексевны, едва уловимый легкий аромат, исходивший от её рук, когда он едва прикасался к ним губами. Жар поднимался во всём его теле, и оставалось только ждать, когда рассвет разгонит ночные видения, а дневная суета охладит его пыл.
Теперь Аким Евсеич буквально разрывался между делами. Начиналось строительство второго доходного дома. Городской голова торопил, мол, денежки теряем. Он на городской погост дорогу вымостил и тропинку к могилке Кузьмы Федотыча обустроил, да бы дамы подолами кладбищенскую землю не мели. Аким Евсеич, стараясь показать уважение к тестю, памятник заказал из чёрного мрамора и скамью рядом. А перед входом на кладбище церковная лавка открылась, в которой кроме разной церковной мелочи вроде свечей и лампадок, продавались крестики и особым образом упакованные зубчики чеснока, призванные уберечь посетителей от воздействия ужасного вампира. Ведь неважно, что вампир к земле колом пригвожден, всем известно, как даже после этого обряда он из земли восставал! Вот и выходило, что второй доходный дом крайне необходим и не абы какой, а с повышенным комфортом, ведь слухи дошли и до состоятельных особ, а у них запросы больше, но и кошельки толще.
Проведя первую половину дня в первоочередных хлопотах по строительству, после обеда Аким Евсеич пару часов отдыхал на диванчике в бывшем кабинете зятя. И странное дело, после того жуткого ночного кошмара, когда ему явился зять, чувствовал он себя много спокойнее. Так, например, третьего дня утром он проснулся с готовым решением по условиям банковского кредита. И потом сам удивлялся, как такая мысль могла прийти в его голову во сне? А Кузьма Федотыч при жизни неплохо разбирался в подобных вопросах. Уж не зять ли подсказал? Строящийся дом решено было оборудовать водяным отоплением. Для чего с Петербургским металлическим заводом заблаговременно подписали предварительное соглашение об изготовлении отопительных установок для здания. Ни городская казна, ни деньги пайщиков не могли справиться с такими расходами, вот и выходило, что необходим кредит. Кроме того завод обещал своими силами в сокращённые сроки установить произведённое оборудование. Ведь в доме предполагалось наличие не только тепла, но и горячей воды для принятия жильцами водных процедур. Уже одно это новшество, расписанное и расхваленное газетчиками, заранее привлекло внимание будущих состоятельных жильцов.
Вторую половину дня Аким Евсеич посвящал завершающемуся ремонту собственного дома. И тут хлопот хватало.
Но и вечер не оставался свободным от дел. Впервые посетив дом Марьи Алексевны, Аким Евсеич схватился за голову, до такой степени всё было запущено и заброшено на самотёк. Комната, судя по мебели — кабинет, хоть и была убрана от пыли, имела вид запустения. Деловые бумаги небрежным ворохом громоздились на подоконнике и частью валялись рядом на полу, видимо свалившись с накопившейся стопки. Слуги от безделья и отсутствия хозяйского глаза, творили, по мнению Акима Евсеича, непотребные вещи. Например, продолжали закупать продукты так, будто хозяйка всё ещё жила в доме. Куда потом девались куски телятины и сливочное масло — выяснить Акиму Евсеичу было несложно. Но после выяснения, слуг в доме не осталось. Однако дом требовал ухода, да и разбираться с бумагами в пустом, не обихоженном доме — тягостно. Осматривая комнаты, Аким Евсеич обдумывал как ему без излишних затрат привести дом и дела Марьи Алексевны в надлежащий порядок. Постепенно в его голове сложился план, исполнение которого он намеревался обсудить с единственным своим близким человеком — Натальей Акимовной. Что он и сделал за ближайшим обедом.
— Натальюшка, я вот что подумал: Настя в нашем доме проживает давно, и за эти годы переняла наши привычки и взгляды. Она предана тебе, в чём была возможность убедиться. Ни единожды не уличена в недобросовестном отношении к имуществу и вверенным ей на хозяйственные расходы денежным средствам. Многому возле тебя научилась, разве что в грамоте так и не преуспела. Ну да может это и к лучшему. — Аким Евсеич, задумавшись, замолчал.
— Батюшка, вы к чему этот разговор затеяли?
— Да понимаешь ли, Натальюшка… — и Аким Евсеич изложил дочери обстоятельства дела, связанные с имуществом Марьи Алексевны.
— Но Настенька одинока, и в пустом доме…
— Я и этот момент обдумал. Когда Егор Петрович уезжал в Озерки, пимокатню свою он закрыл, и два его работника остались не у дел, перебиваются теперь случайными заработками. Один из них — Акинфий Полуянов — до сих пор холост. А пимокат людей своих держал в строгости, к воровству они не приучены. Вот я и подумал, что если Настеньку выдать замуж за Акинфия и поселись во флигеле, расположенным во дворе дома Марьи Алексевны? Положу им денежное содержание и определю обязанности по усадьбе.
— Батюшка! С каждым разом не устаю восхищаться вами! Настенька уже плакалась мне, что видать судьба ей в девках на весь свой век остаться! А я не решилась завести с вами этот разговор, — одобрительно кивала Натальюшка. — Хотя, как же мне быть? Надобно подыскать ей замену.
Акинфий Полуянов оказался человеком сметливым и быстро сообразил, что судьба в лице Акима Евсеича преподносит ему неожиданный подарок. Во-первых, найти работу в провинциальном Бирючинске — дело не простое, а тут и работа и жильё во дворе богатой усадьбы! Мало того, Настенька в качестве жены. А про неё в городе отзывались очень даже лестно. И добрая-то она, и вежливая, и внешностью Бог не обидел. Такие отзывы в Бирючинске — большая редкость. Да и столько лет почитай в барских покоях при дочери уважаемого Акима Евсеича проживает, что тоже немаловажно. Волнение столь сильно обуяло Акинфия, что раненько утром, на следующий день после приватного разговора с Акимом Евсеичем, он дожидался казначея возле строительной площадки нового дома. И как только увидел приближающуюся пролётку, кинулся навстречу.
— Аким Евсеич, — раскланивался Акинфий, — чего ждать, да откладывать? Дом-то бесхозный цельными днями. Залезут какие шаромыги, мало ли? Натворят беды! Да и как вести разговор с Анастасией, когда и привести-то молодую мне некуда?
— М… да. Ты прав, однако, — и хотя мысли Акима Евсеича в этот момент были заняты вопросами строительства, но всё-таки вспомнил, что вечером опять предстоит разбирать бумаги в… пустующем доме.
— Так может, я прямо сейчас переберусь во флигель? И займусь хозяйственными делами. Там, поди, и печь-то не топится. Дымоход забит, замки заржавели, петли скрипят… да мало ли?
— Нам с тобой надлежит оформить меж собой договор, чтоб ты чувствовал свою ответственность и не надеялся с леностью выполнять свои обязанности. А их будет не мало. — Заключил Аким Евсеич.
— Да ваше слово в городе столь весомо, что я и без бумаги готов служить с честью.
— М… быть по-твоему. Подъедешь после полудня к усадьбе Марьи Алексевны, я тебя впущу во флигель. Обустраивайся пока.
Уже вечером этого дня Аким Евсеич поднялся в дом Марьи Алексевны по чисто выметенной лестнице, а в кабинете, когда он продолжил разбирать бумаги, весело потрескивали дровишки в небольшом камине.
Настенька не упрямилась, лишь грустно вздохнула:
— Мне ли выбирать, безродной? — С тем и пошла под венец.
В скромном белом платье, подаренном Натальей Акимовной и венком из белых искусственных цветов, она также как когда-то Наталья Акимовна стояла перед алтарём, держа в руке свечу. Свеча подрагивала пламенем и отражалась огоньками в заплаканных глазах. Ну, тоже всё как положено. Жених держал спину прямо и старался выглядеть строгим.
На место Настеньки приняли по её протекции Дуняшу. Совсем молоденькую, от того торопливую и неумелую деревенскую девушку. Наталья Акимовна сердилась, выказывала недовольство новенькой служанке. А уж баню истопить, так и пришлось призывать Настасью.
— Наталья Акимовна, Дуняшка девка не глупая, не злобивая. А что пока неумеха, так научится. Зато в чужих домах не жила, значит, как вы её приучите, так оно и пойдёт. А с банькой пока я сама справляться буду. Тут, Наталья Акимовна, ни Дуняша, ни кто другой меня не заменит. Я вам никогда не рассказывала, но меня из деревни-то выгнали, потому как считали внучкой колдуньи. А тут родители сгинули в лесу. Бабка долго их искала, не нашла. То ли звери порвали, то ли в болотине утопли. Пока бабка жива была — деревенские к ней за всякими травками приходили от разных хворей. А как померла, они на меня и взъелись, Бог весть за что. Вот и пришлось ноги уносить. Тут — то вы меня и приютили, и ни разу обиду мне терпеть не пришлось. А теперь вот я в белом платье под венцом побывала, и муж мой… выходила, вроде по надобности, и возраст давно перевалил за двадцатку и безродная. Но муж мой меня не обижает, всё у нас по согласию. За это благодарю батюшку вашего.
— А скажи-ка ты мне, откуда Дуняшка взялась? Вроде тоже безродная? — Вся сердитость с Наталий Акимовны слетела. И ей даже показалось, что Дуняша чем-то Настеньку в те годы, когда она появилась в их доме, напоминает.
Настя замялась, сжала губы, и было видно, что говорить не желает. Но деться некуда. Наталья Акимовна, молча, ждала.
— Родителей своих она не помнит. Помнит, как в лесу заплутала, долго бродила и вышла к избушке моей бабушки. Переночевала там, утром было направилась в деревню, да жители как увидели её болотным илом перемазанную, да из избушки моей бабушки выбравшуюся, кинулись на неё с вилами и криками: ведьма возродилась! Вот ей и пришлось на таёжных ягодах и грибах перебиваться, да в деревню носа не совать, прибить могли бы.
— Мне-то ведьма зачем? И как ты её нашла?
— Какая же она ведьма? Бабка моя травы знала, так разве это колдовство? Вот я вам в баньке васильки да ромашку запариваю — что в том худого? Чай с мелиссой и мятой завариваю, даже врач после похорон Кузьмы Федотыча подтвердил, что чай мой вам на пользу. А уж врача-то в колдовстве никто не заподозрит.
— А нашла-то ты её, как? — повторила вопрос Натали.
— Так вот, я и говорю, ходила я в известные только мне места за травами для чаёв и баньки, заглянула в дом бабушки, там и нашла её. Гляжу: в доме прибрано. Под навесом грибы и ягоды на зиму сушатся. Сама сиротой выросла. Знаю почём фунт лиха.
С тех пор осталась Дуняша в доме Натальи Акимовны, а сама Наталья Акимовна отношение к новой служке изменила. Стала объяснять ей, что и как делать следует, а Дуняша старается, деться-то ей более некуда.
Тем временем Аким Евсеич разобрался с бумагами Марьи Алексеевны и выяснил, что бумаги лежат без движения, а могли приносить доход. Он уж и подготовил всё, чтобы поместить их более надёжно и выгодно, да выяснилось, что тут одной доверенности не достаточно, требуется её личная подпись. И Аким Евсеич направил ей письмо, в котором аккуратно сообщал, что для дальнейшего ведения дел необходимо её недолгое присутствие. Ведь кроме подписи, Аким Евсеич считал необходимым заручится личным согласием хозяйки, то есть Марьи Алексевны, на некоторые вопросы, которые, как он полагал, долее лучше не откладывать.
И хоть ремонт в доме своём к этому времени Аким Евсеич почти завершил, но проживал ещё вместе с дочерью, поскольку старая мебель вдруг оказалась столь изрядно поношенной, что пришлось задуматься о новой. И подобрал было, и по цене сторговался, да на тот момент нужной суммы денежных средств не набралось. Продавец предлагал рассрочку, но цену добавлял против договоренной. Аким Евсеич подумал и решил, что торопиться ему некуда, вот подкопит нужную сумму, тогда не токмо что увеличивать цену, а при полном наличном расчете ещё и скидку получит.
Аким Евсеич в ожидании письменного ответа от Марьи Алексевны привел в порядок пустующие комнаты на первом этаже слева и справа от парадной лестницы, полагая предложить сдавать их в аренду состоятельным жильцам под присмотром Настасьи. Верхний этаж полагал оставить за хозяйкой, на случай непредвиденного приезда. А так, чтобы дом пустовал, это, по мнению Акима Евсеича, плохо. Нежилой дом, что покойник, грустное зрелище.
Намытые, чистые окна пускали солнечные зайчики по красивому мозаичному полу и начищенным до блеска медным балясинам лестницы, ведущей на второй этаж. Даже тяжелая люстра, свисавшая с потолка, тоже была приведена в порядок, для чего пришлось приглашать специального человека, так как Акинфий на такую высоту взобраться был не в силах. Только поднимался на специально сооруженный помост, ноги начинали трястись и даже распрямиться не мог. Настенька рядом охала и ахала, умоляя Акима Евсеича ослобонить, как она говорила, мужа от такого страха. Вот и пришлось дополнительно потратиться. Но эффект того стоил. Теперь, заходя в дом Марьи Алексевны, Аким Евсеич чувствовал, как губы его невольно трогает довольная улыбка, и уж очень ему хотелось, чтобы хозяйка оценила его труды. Да и сам дом, казалось, ждал её приезда.
Ранее утро не предвещало ничего неожиданного. Но не успел Аким Евсеич лицо ополоснуть, как в доме образовалась суета и послышались голоса. Федот, специально взятый Акимом Евсеичем себе в услужение (воды подготовить, платье в порядок привести, да мало ли дел?), доложил, что прибежала запыхавшаяся Настенька с вестью к Акиму Евсеичу. Что тут было делать? Как можно быстрее завершив утренний туалет, накинув халат, вышел к ней.
— Аким Евсеич, поезд-то из уездного города раным-ранёхонько прибывает, — торопилась и частила Настасья, — но я-то того ранее подымаюсь. Смотрю, значит, в оконце, а флигель окнами на улицу выходит…
— Настя, будет тороторить! Что приключилось? Говори толком!
— Так ить ничего, Аким Евсеич, всё ладно, — кланялась и пятилась Настя.
— Тогда зачем такую рань пожаловала? И причём тут поезд? — При этой фразе догадка осенила Акима Евсеича. Колени его подкосились, и он опустился на стул.
— Ага, — кивала Настя, — приехала, значит, сама Марья Алексевна. — Покосилась на Акима Евсеича: — Одна приехать изволила.
— Ты… иди к Марьи Алексеевне, может что понадобится? Нет, погоди… надобно обед приготовить и ужин к вечеру. Я отправлю нашу повариху… а ты вели Акинфию с ней в мясную лавку, да на базар сходить. Одна не управится.
— Готовить-то какие блюда?
— Я ей распоряжусь.
Наталья в утреннем пеньюаре, до этого молча слушавшая разговор, как только за Настенькой закрылась дверь, обратилась к отцу.
— Батюшка, вам следует успокоиться, чтобы вид иметь основательный, дабы хозяйка понимала, что дела свои вверила серьезному человеку. Тем более что так оно и есть на самом деле. Марья Алексеевна женщина замужняя, серьезная, — эти слова Натали особо выделила голосом, — значит и разговор меж вами возможен только касаемо деловых бумаг и хозяйственных нужд.
— Да, да. Конечно. — Хотел было сделать замечание дочери, что молода отца поучать. Но взглянул в её лицо, и передумал: одна родная душа. Кто ещё о нём озаботится? А Натали продолжала говорить:
— Сейчас ей надобно привести себя в порядок с дороги. Полагаю, что вам свои планы рушить не следует. А пока суть да дело, придёте в спокойное расположение духа.
— Вели-ка чай накрывать. — Нахмурился Аким Евсеич. В ожидании возможной встречи с Марьей Алексеевной он как-то совсем выпустил из виду, что теперь она замужняя дама. Он пил чай, и думал, да что ж это за напасть такая? То упустил из виду, что по происхождению своему она ему не ровня и позволил себе увлечься этой женщиной? Тот вот теперь опять: " Что за наваждение такое? — думал Аким Евсеич. — Ведь даже во сне приснилась ещё до того, как впервые увидел её. Хотя впредь надо быть осмотрительнее и слабину своим чувствам не давать!" А ещё пришла мысль, что вот начнёт Натали в свет выезжать, а он её сопровождать будет, глядишь, тоже пару подыщет. Не век же вдовцом вековать? А Марья Алексевна — чужая жена и ему не ровня. От этих мыслей так на душе засвербело, но тут же подумал, что эта женщина свою сокровенную тайну ему вверила, и… имущество тоже.
Натали заметила, как лицо батюшки немного прояснилось, морщина на переносице разгладилась, и он обратился к ней:
— Поскольку наша повариха будет закупать провизию для Марьи Алексевны, а сопровождать её велено Акинфию, то пусть уж и нам всё необходимое доставят. Проследи, Натальюшка. А мне пора. Я на стройку, а обедать, видимо, буду у Марьи Алексевны.
И в самом деле, права оказалась Натальюшка, дела на стройке так закрутили с самого утра, что в обед, подъезжая в пролётке к дому Марьи Алексевны, мысленно представлял разводку отопительной системы. Чёртовски сложной и дорогостоящей оказалась задачка! И уже в доме, поднимаясь по ступеням, вдруг понял, как сильно он волнуется, как гулко стучит в груди сердце, он посмотрел вверх и увидел Марью Алексевну, медленно спускающуюся на встречу. Глаза их встретились, и Аким Евсеич почувствовал, как горячая волна разливается по его телу, потому что в её взгляде он уловил нечто такое, что одновременно и взволновало и напугало его! Они учтиво и немного неуклюже поздоровались.
— Аким Евсеич, вы как располагаете временем? — И даже голос её звучал иначе, чем в прежние времена, тревожил душу и будил призрачную надежду.
— После обеда у меня множество неотложных дел. Может быть, если вы не против, мы сейчас займемся деловыми бумагами, а обед немного подождёт. — Аким Евсеич слушал сам себя и удивлялся: "Я ли это говорю! Зачем, зачем такая срочность по бумагам?"
— Хорошо. Будь по-вашему. Но ужин-то уж точно за вами! — говоря всё это, она так и не отвела взгляда от его глаз.
Потом они сидели друг напротив друга в кабинете, и он объяснял, как полагает поступить с теми или иными бумагами. Вначале ему казалось, что Марья Алексевна слушает его из вежливости, не вникая в суть. Но её отдельные фразы и замечания, позволили понять, что это не так. Хозяйка и слушала, и вникала во все нюансы очень внимательно. Когда же все вопросы были оговорены, Аким Евсеич почувствовал, до какой степени он устал. Не хотел ни есть, ни пить. А просто побыть одному, тихо посидеть в кабинете, собраться с мыслями и разобраться со своими чувствами. С одной стороны эта женщина невероятно манила его: до головокружения, до слабости в коленях, до жжения в груди и жара во всём теле. Но, поскольку длилось такое его отношение к ней довольно долго, а обстоятельства складывались не в его пользу, а тут ещё… Теперь уже он и не знал, хорошо ли это, что он взялся управлять её делами? Деньги, вмешавшись в их отношения, что-то неуловимо изменили. Он друг подумал, что нависшая лавина сдерживаемых чувств, сорвавшись, может убить, но сделать счастливым — навряд ли. Молчание затягивалось. Они так и сидели друг против друга.
— Аким Евсеич, я вот что подумала: будет справедливо, если вы будите иметь определённый процент со всех получаемых для меня доходов. А вот насчёт комнат первого этажа… Я думаю, не следует пускать посторонних людей в дом на жительство. Пока такой крайности нет. — И улыбнулась ласково, по-доброму.
— Как скажите. Ежемесячный отчёт, ежели пожелаете, могу отправлять по почте. — Её мимолётная улыбка разлилась теплом по его душе.
— Нет. Нет, нет! Это абсолютно не возможно. У моих детей есть теперь имя, но у моего мужа нет денег, и мы, правду говоря, живём на деньги жены известного вам графа. Такое содержание может в любой момент прекратиться. Всё это я говорила вам и в прошлый раз. Мне следует обезопасить будущность своих детей. Я искренне благодарна вам, потому что даже не рассчитывала застать дом свой в таком образцовом порядке и не подозревала, что доходы мои могут быть столь приличны.
— Но я же должен как-то отчитываться перед вами? Или вдруг возникнет какое-либо форс мажорное событие? Как тогда мне быть? Принимать решение на свой страх и риск — мне бы не хотелось. Вы сами сказали, что это запас на случай бедственного положения вас и ваших детей.
— Я буду иногда наведываться… для проверки. Думаю, муж поймет и против не будет, ведь это очевидно, что усадьба требует внимания, пусть маленькая и бедная, — теперь уже хитро прищурилась Марья Алексевна.
Аким Евсеич поднялся из кресла, аккуратно убрал бумаги в стол.
— Надо бы сейф приобрести.
— Как сочтёте нужным. — Марья Алексеевна тоже встала. И ему показалось, что в её голосе прозвучала то ли лёгкая обида, то ли удивление. И опять теплоё чувство шевельнулось в его душе.
— Мой муж находится на излечении за границей. Так что я могу некоторое время провести… в своём родном доме. Вашими трудами тут стало много уютнее, чем прежде.
— Позвольте откланяться, — склонил голову Аким Евсеич.
— До вечера. Не забывайте, вы обещали пожаловать на ужин, должна же я отблагодарить вас за ваши труды? — Она протянула ему свою руку, и он почувствовал, как вздрогнули её пальцы в его ладони.
Любовное свидание