Этой ночью Аким Евсеич долго не мог уснуть. Не помогали ни мятные чаи, ни долгое сиденье за работой. Беспокойные мысли заставляли крутиться в постели так, будто кто в бок толкал.
С одной стороны, дом свой Аким Евсеич отремонтировал и можно уже возвращаться назад. Но оставить Натали одну в доме Кузьмы Федотыча… он как-то не решался. Хотя в доме многое переменилось, и время прошло изрядно. Но кто бы на месте Акима Евсеича смог забыть, выкинуть из памяти, столь пугающие события, произошедшие в этих стенах? Да и совместный с дочерью быт гораздо экономнее. Но князя Самойлова следовало принять в своём доме.
Уже прижившейся Дуняше, хоть и не по возрасту, но по Настасьину совету, вручил ключи и поручил заведовать закупкой провианта и чего другого для хозяйственных надобностей, а также в её ведении была баня и порядок в доме. Федоту поручил обязанности истопника и… швейцара. Опять вспомнив Кузьму Федотыча. Выходило, не во всём и не так уж был не прав зятёк. Федоту же поручил следить за чистотой и порядком своего верхнего гардероба. Но тут выяснилось, что состоятельному человеку двумя слугами не обойтись. Нужна была повариха, кто-то должен был мыть полы и стирать бельё. Аким Евсеич схватился за голову. В доме Кузьмы Федотыча всё шло своим чередом. Но теперь расходы удваивались: в доме Натали и его новые траты! Что было крайне расточительно и невыгодно. Но куда деваться? На столе лежало письмо князя Самойлова, который, как известно, подыскивал подходящую партию своему сыну. А Аким Евсеич со своей стороны… ну да, ну да, сколько можно молодушке вдовствовать? И Аким Евсеич нашёл экономный выход. Он перевёл прислугу из дома зятя в свой дом, на время, чтобы пообвыкли и приняли дорого гостя как следует. А там можно будет и вернуть всё на круги своя. Пока жить на два дома, соблюдая соответствующий их теперешнему статусу уровень, отцу с дочерью явно не по карману. Спускаться же вниз по лестнице общественного положения — того хуже.
В назначенный день князь Самойлов с супругой и сыном прибыли в Бирючинск и поселились в лучшие апартаменты нового доходного дома. Кстати сказать, очень не дешёвые. Из чего Аким Евсеич решил, что в деньгах князь не стеснён. Сынок его, голубоглазый, удивительно коротко стриженый и не завитый по новой Европейской моде блондин, изволил переодеваться дважды в день. Утренний костюм был светлее вечернего. Перчатки менялись до пяти раз в день. А его чисто выбритый подбородок неизменно соседствовал с воротничком идеальной белизны.
Ужин прошёл на должном уровне. Заранее получившие точные наставления слуги, к удовольствию Акима Евсеича, выполнили всё без каких-либо нареканий. За столом Натали вела себя сдержано и, казалось, совсем не заинтересовалась молодым князем. Тот в свою очередь также был холоден, хотя изыскано вежлив. После ужина, отдыхая на веранде, решили приступить к осмотру могилы вампира утром завтрашнего дня.
У входа на кладбище, в церковной лавке, желающие могли послушать доподлинные жуткие истории, произошедшие в Бирючинске в разное время. Напротив входных дверей прямо на стене местный художник изобразил красочную картину, на которой грешники горят в аду, а сверху, над адом, небольшие облачка с изображением каждого греха в отдельности с циферками. И каждый понимал, что эта та сумма, которую следует пожертвовать во искупление того или иного греха. В лавке постоянно дежурили кто-либо из церковных служек и место это было очень любимо ими, поскольку посетители не только жаловали монеты во искупление грехов своих, но щедро подавали милостыню. Саму могилку к тому времени обустроили так, что она больше напоминала склеп, в котором можно было спрятаться от дождя и ветра. К источнику доходов, будь это самый злостный вампир, следовало относиться рачительно!
Наталья Акимовна ехать на кладбище отказалась, пояснив, что для кого злостный вампир, а для неё — упокоившийся супруг. И она посещает кладбище по установленным для христиан дням.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Князь и его супруга шли к могилке среди кладбищенских крестов то ли с опаской, то ли с чувством, что и сами когда никогда тут окажутся. В церковной лавке князь приобрёл для себя, супруги и сына по красиво упакованному зубчику сушеного чеснока, как обереги от вампира. Береженого, как говорится, Бог бережёт. Церковный служка красочно обрисовал присутствующим обряд вскрытия могилы вампира и его изничтожения пимокатом. Впечатлённые кошмарными подробностями, князь и княгиня были бледны и молчаливы. А их сын, хоть и покачнулся в момент, когда церковный служка в подробностях обрисовывал вбивание кола в грудь трупа, и зубчик чеснока на шею повесил, но по молодости лет, видно считал себя бессмертным, поэтому прятал в краешках губ саркастическую улыбку.
Истопник, считавшийся очевидцем выхода вампира из могилы, с бледным и строгим лицом поджидал состоятельных посетителей внутри склепа бирючинской архитектуры. Когда все гости разместились в тесном, темном и сыром помещении, истопник замогильным голосом начал рассказ:
— И вот, значит, смотрю, а трава у наших ног зашевелилась и земля на могилке вот в этом самом месте, — истопник наклонился, показывая место на могилке и замер.
— У тебя что, никак спину прихватило? — подобающе тихо спросил Аким Евсеич.
— С-с-смотрите с-с-сами, — вдруг начал заикаться истопник. — Опять-с вылезает!
— Да где? Помнишь ли, мы же его пригвоздили! — прошептал Аким Евсеич.
Молодой князь ухмыльнулся и, покачав головой, наклонился над тем местом, куда указывал истопник.
— Торчит оттуда какая-то красная бархатная тряпка, — меланхолично пожал плечами. Но глянул на Акима Евсеича и осекся:
— И золотом поблескивает? — шёпотом спросил тот.
— Да-с, — без прежнего сарказма ответил молодой князь. Аким Евсеич изменился в лице и попятился назад.
— Любимый халат моего зятя: красный бархатный, шитый золотыми драконами, — еле выговорил Аким Евсеич.
— Батюшка, крест, крест нательный в зубы возьмите. Как в тот раз. Помните? — шептал, задыхаясь от страха не мелкий мужик, привыкший махать топором по берёзовым чуркам. — И вы, господа, тоже! — И так как стоял в самом дальнем углу от входа, не разбирая дороги, ломанулся к выходу, готовый снести на своём пути и князя, и княгиню.
Эта совсем не постановочная сцена, столь реальная и правдивая произвела впечатление не только на гостей, но и на хозяев. Княгиню пришлось вести под руки и брызгать в лицо водой, чтобы успокаивать. А она, с расширенными зрачками, дрожащими губами поясняла, что слышала скрежет и тяжкие вздохи из могилы! Истопник, крестясь, подтверждал слова княгини, что наклонившись к могиле, тоже какую-то возню слыхал.
Уезжало из Бирючинска княжеское семейство потрясённым, пригласив Акима Евсеича и Натали к себе, полагая пригласить знакомых спиритов и поведать им обо всём увиденном. А возможно и провести спиритический сеанс. Молодой князь теперь украдкой бросал на Наталью Акимовну внимательные взгляды, и потирал лоб, будто постоянно о чём-то размышляя. И только Натали оставалась в обычном своём состоянии и отнеслась к случившемуся с холодным спокойствием.
За всю дорогу назад молодой князь проронил только одну фразу:
— Уж не мертва ли она? Рука холодна как лёд, при поцелуе даже сквозь перчатку чувствуется. Настоящая вдова вампира! Я читал в иностранном журнале… есть на эту тему научные изыскания, — и умолк, погрузившись в задумчивость.
Оставшись одна, в ожидании, когда батюшка отвезёт её домой, Натали ходила по чистым комнатам с новыми обоями, подходила к креслам хоть и в новых обивках, но тех же самых, в которых она сидела юная и беззаботная. Наконец, остановилась напротив портрета матушки:
— Мне и страшно, и сомнения есть, но думается, что халат на могилке Кузьмы Федотыча закопал Егор Петрович, потому что скрылся он из моей спальни в нём, и ничего лучшего, видно, не придумал, как спрятать на могилке хозяина. — Говорила Натали вслух, как в детстве, делясь с этим портретом матушки своими переживаниями. — Матушка, милая, посоветуй, рассказать ли мне батюшке всю эту историю, или пустое это и не стоит его душу тревожить?
— Что худшее для отца, когда единственная дочь душу свою открыть не желает? Вместе любые трудности пережить легче.
— Батюшка! — ахнула Натали, увлекшись, она не услышала, как вошёл Аким Евсеич.
— У порога пролётка, слуги уже перебрались. Поехали. Одним тут несподручно оставаться.
Разговор с рыбным расстегаем