Не прошло и двух дней, после посещения ресторации, как Аким Евсеич получил депешу, в которой супруг Марьи Алексеевна, граф Кирилл Романович просил Акима Евсеича приехать для внесения некоторых уточнений в первоначальный план ремонта, указать которые в письме он не считает возможным. Ехать нужно было безотлагательно, поскольку указывалось, что Кирилл Романович планирует в ближайшее время отъезд.
— Боже милостивый, как я могу в такой важный для моей дочери момент отлучиться? — Метался по кабинету Аким Евсеич. — И как могу отказаться от столь доходного дела? Такая свадьба, а всё к тому идёт, немалых денег стоит.
А утром следующего дня нарочной почтой получил небольшое письмецо от Марьи Алексевны: "Приезжайте срочно. Дело не терпит отлагательства". И прикинув: день туда, день там, день обратно — за трое суток обернётся, Аким Евсеич решился ехать. А ещё через день, когда поезд уносил Акима Евсеича в уездный город, в Бирючинске сразу после полудня разыгрались удивительные события.
В виду знатности гостей сам городской голова показывал графу Немирову и его дядюшке места происшествия необъяснимых и пугающих событий. Вначале посетили могилку Кузьмы Федотыча, проехав по мосту, на котором околоточный надзиратель собственными глазами видел и даже окликнул, ехавшего на повозке на второй день после своего погребения, Кузьму Федотыча.
Жуткую историю выхода вампира из могилы Михаил Михайлович уже однажды слышал на спиритическом сеансе: княгиня Самойлова в подробностях обрисовывала, поэтому откровенно скучал, а дядюшка его и вообще задал откровенно странный вопрос:
— А не скажите ли мне, любезный Пётр Алексеевич, часто ли Наталья Акимовна посещает могилку мужа?
— Так она-то тут при чём? — Столь же откровенно удивился Пётр Алексеевич. — Девицей была скромной, тихой. А вот Кузьма Федотыч до неё трёх молодых жён со свету сжил. Только пока не преставился, никто и подумать не мог, отчего здоровые и молодые дамы безвременно на тот свет уходят. Теперь-то очевидно — это дело рук злостного вампира. — Убеждал знатных гостей в подлинности происшедших событий городской голова так, что сам почти что верил в эту историю. Да и что тут удивительного?
— Так Наталья Акимовна вроде в городке вдовой вампира числится? — не отставал Михал Николаевич.
Поскольку сын его всё-таки имел определённые виды на Натали, то распускать подозрительные слухи городской голова не пожелал:
— Вдова-то она конечно, вдова. Не иначе Бог уберёг от проклятого вампира душу чистую, безвинную, — перекрестился Пётр Алексеевич. И на всякий случай сообщил, что подтвердить всю эту историю могут несколько человек, подлинных очевидцев. Тут уж и Михаил Михайлович проявил заинтересованность. А Пётр Алексеевич добавил к сказанному:
— Вот, к примеру, истопник. Многое может порассказать. А, кстати, он сейчас должен в церковной лавке находиться, ну той, что возле входа на кладбище. — Увидев удивлённый взгляд молодого Немирова, городской голова пояснил:
— Обычное дело. Когда приезжают любопытствующие господа, истопник на всякий случай приходит в лавку. Господам интересно, вот вам интересно? А ему доход.
С этого-то всё и началось. Истопник действительно был в лавке и по-своему обыкновению, увидев знатных гостей, принялся рассказывать давно и хорошо обкатанную историю. Голова слушал его в пол уха, пока не уловил какую-то странность.
— Стой, стой! Это ещё что за чертовщину ты несёшь?!
— Христом Богом клянусь! — перекрестился истопник. — Доказательства имеются.
— Какие доказательства? В уме ли ты? Рехнулся, похоже!
Но знатные гости заинтересовались так, что пришлось ехать в ночлежку для бездомных. А там, в книге регистрации постояльцев чёрным по белому были записаны фамилия, имя, отчество, дата рождения и дата смерти Кузьмы Федотыча.
— И вот, вот… эти двое иже с ним с кладбища пришедшие, — показывала ничуть не удивляясь нереальности события, пожилая регистраторша ещё две записи с датой рождения и смерти.
— Водовоза отправляли на кладбище удостовериться. Приехал, всё так и есть в точности имена и даты на памятниках. А у Кузьмы Федотыча могилка сильно потревожена. Неаккуратно вылезал, однако.
Тут в дверях показалась распаренное дебелое лицо.
— А вот и Марфа подтвердит.
— Да! Да! Так оно и было. От них смердело так, что кто бы сомневался — с кладбища! Ей Богу с кладбища! И пролежали в гробах не иначе как не по одному году. Тела местами попортились, подгнили малость…
— Тише, будьте добры, — схватился за голову Михаил Михайлович. А Михаил Николаевич смотрел на Марфу так, будто она сама с того света явилась.
— Вы так тараторите, я ничего не разберу.
— Что тут разбирать? Пришли покойнички, помылись, переоделись, а в ночь исчезли. Никто не видел, как и когда. Одно слово — мертвяки! — Пожала плечами регистраторша.
— А я-то, я-то — опять вклинилась в разговор Марфа, — халат Кузьмы Федотыча узнала. Правда теперь он тоже местами истлел, но я помню, как-то, когда он, Кузьма Федотыч, значит, жив был, бельё ему стирала, и халат тот на нём собственными глазами видела. — Заметив, что господа вроде решили её перебить, замотала головой: — Нет, нет! Никак не обозналась. Больно приметный: красный бархатный с золотыми драконами.
Пётр Алексеевич перелистал книгу, записи ровные аккуратные. Тверёзой рукой писано, никак не спьяну. Быть такого не могло. Но записи-то вот они, есть! Значит и люди… были. Следом другие страдальцы вписаны. Документ официальный, книга регистрации прошнурована, листы пронумерованы, печатью заверена! Так что по документам выходило, что три покойника пришли, помылись и… вернулись на кладбище?
— Бред! — Промокнул выступивший на лбу пот городской голова. Верить во всё это или не верить — это вопрос второй. А сейчас надо было как-то выкрутиться перед знатными гостями. И Пётр Алексеевич взял себя в руки:
— Вот видите, как в наших краях злостный вампир бесчинствует? — Озабоченным голосом хозяина города прокомментировал сей факт Пётр Алексеевич. — Есть что приезжим людям показать, чтобы душа в пятки ушла. Где ещё подобное случается? — Хорохорился городской голова, а в душу мерзкий осадочек из суеверного страха червём могильным впился.
Старший граф Немиров, несмотря на преклонный возраст, юрким живчиком оббежал ночлежку, остановившись перед обустраивающимися мужиками. Сопровождавшая толпа протиснулась следом через двери. И только Михаил Михайлович явно тяготился этой экскурсией, он лениво шёл следом. А дядюшка его поздоровался с мужиками и спросил, не особо чинясь: что им известно о ночевавших тут покойничках? Рассказывать мужики кинулись наперебой, поскольку ничего более удивительного в жизни не видали. Наконец терпение у Михаила Михайловича лопнуло:
— Дядюшка, милый дядюшка, у нас на сегодня ещё множество дел намечено. Может быть, перенесём более подробную беседу на другой день? — И аккуратно оттеснил Михаила Николаевича к выходу.
По дороге назад граф Михаил Николаевич всё ерзал на сиденье в карете, будто что-то мешало. И, наконец, не вытерпев, повернувшись к племяннику, высказался:
— Ты доходные дома видел?
— Да, для такого городка… откуда только гости берутся?
— Вот! Вот, вот! Я и то думаю, чего это городской голова взялся убеждать нас, что тут запросто так покойнички с кладбища прийти в ночлежку или ещё куда, могут? А он не так прост, как казаться желает! Интересно, кто строительством заправляет? Хваткий, однако, человек должен быть!
— Ну да, едут люди посмотреть на все эти страсти, а местным доход. Но нам-то что за дело? — удивился Михаил Михайлович.
— Нам-то? Да пока никакого. Но, думаю, надо забирать этот чудный бриллиант из этого сумасшедшего дома. А тот факт, что вдова она, не девица… да… не желателен, конечно. Но прецедент в нашем роду был. Бабка моя, царствие ей небесное, хоть и под венцом до деда не стояла, но отбил он её у… э… очень, очень… высокородного господина. И скрыть этот факт не удалось. Так вот и ты, не вздумай прятать прошлое Натальюшки… кхе, кхе… А то найдутся люди, всунут нос, пляши потом под их дудку. Прошлым её поражать общество должно, тогда даже польза будет. Пусть опасаются, как ни крутись: вампир, он есть вампир! Да ещё подлинно из умершего восставший! Кхе- кхе!
Михаил Михайлович с удивлением взглянул на дядю, уж больно по-родственному, по-свойски прозвучало имя Натали. А характер у старшего Немирова был тот ещё! Чем взяла она его? Одному Богу известно. Но младший Немиров понял, что одобрение дядюшки получено.
Акима Евсеича у поезда встречала карета графа Сташено-Дагомышского, которая и доставила его прямо во дворец. А там, на входе учтивый слуга, забрав у него саквояж, пояснил, что специально для него приготовлена комната и сам Кирилл Романович ожидает его в своём кабинете.
— О-о-о! Аким Евсеич! — граф светился каким-то радостным внутренним светом. — У меня такая новость, которую я пока не сообщаю даже самым близким людям. А вот вам, — граф вытащил большой батистовый платок и промокнул бисеринки пота на лбу. — А вот вам сообщу. — Он улыбнулся счастливой и даже немного глупой, как показалось Акиму Евсеичу, улыбкой.
"Что за странная личность? И жаль его, и видеть невыносимо. Раздражает все: и потный лоб, и огромный платок, и дурацое лицо счастливчика". — Так думал Аким Евсеич, но внешне вежливо раскланялся и пояснил, что у его дочери в эти дни судьба вершиться, поэтому он желал бы поскорее покончить с делами и вернуться в Бирючинск.
— Моя жена ждёт ребёнка, — наклонившись к самому уху Акима Евсеича, прошептал граф. Не удержавшись, Аким Евсеич непроизвольно отстранился, но тут же сделал удивлённый вид:
— Да?
— Да! Да! Мы пока это держим в секрете. Так жена пожелала. Мы даже врача вызывали из Бирючинска, чтобы раньше времени слухов не наделать. И он подтвердил. Ну, понимаете, капризы беременной женщины, но… но я счастлив! Это всё горный воздух и травы! Мне говорили тамошние травницы, что с этих трав, даже древние деды отцами становятся! Я не верил! И вот, вот, свершилось! — От столь длинной тирады граф задохнулся и сел на диван, хватая воздух ртом как рыба. Аким Евсеич немного подождал, когда он придёт в себя и спросил:
— Так я-то тут причём?
— Вы? Вы? Вы включите в ремонтный список переделать одну из комнат в детскую и рядом комнату для кормилицы.
— Укажите какую?
— Вам потом моя жена укажет. А мне нужно уезжать назад. Видимо я не долечился. Городской воздух мне вреден. Жену же в таком положении я не могу с собой взять, хоть она и настаивает! Вы понимаете? Я… я — граф опять задохнулся и вынужден был некоторое время молчать, набираясь сил. — Я не могу позволить ей рисковать моим ребёнком. Дорога дальняя, мало ли что?
— Вы, как всегда, правы. Прикажите супруге указать мне нужные комнаты.
— Что вы? Что вы? Прикажите? Я её попрошу…сейчас. Побудьте здесь. — И вышел из кабинета. Мысли у Акима Евсеича пошли на раскоряку. Как Марья Алексеевна надеялась скрыть срок? Уму непостижимо! Когда ребёнок вместо девяти месяцев родится через шесть? Жуткая мысль обожгла Акима Евсеича, он вспомнил, что бирючинский врач выезжал сюда по приглашению знатной дамы. А кто из местных знает этого доктора? Только Марья Алексеевна! Да и граф подтвердил, что приезжал именно этот врач. Тем более она уже высказывала страшное намерение. Но и это жуткое предположение при таком раскладе приходилось отбросить. Ведь всем известно, когда граф вернулся после лечения и значит, ранее этого срока Марья Алексеевна не могла понести ребёнка.
— Ах, дорогой, с этим бесчувственным сухарём, нет, нет! Пусть за мной приедет Настасья. Она служит в моём доме. — Голос Марьи Алексевны, капризный до неузнаваемости, её нарочитая игра, (или не игра и она, в самом деле, считает его сухарем?), неприятно царапнул слух Акима Евсеича.
— Хорошо, хорошо! Но он нам нужен, и… и ремонт на нём. Осторожней, аккуратней… — сюсюкал граф. И так всё это препротивно выглядело для Акима Евсеича, что он поторопился завершить разыгрывающуюся сцену.
— Простите, я невольно услышал ваш разговор. — Аким Евсеич раскланялся перед Марьей Алексеевной. — Вы назовите комнаты. Или укажите их на плане. А Настасью я пришлю за вами к указанному сроку.
На том и порешили. Утром следующего дня карета везла Акима Евсеича на вокзал. И удивительное дело, как только дверь купе закрылось, и поезд тронулся, Аким Евсеич испытал такое облегчение, будто тесную обувь с ног сбросил. Не прошло и двадцати минут, как он уснул спокойным сном.
Зато сразу по приезде, Федот, третий год находившийся у Акима Евсеича в услужении, дождавшись пока хозяин устроиться на сиденье, крякнув для порядка, начал издалека:
— Дозвольте спросить, Аким Евсеич…
— Давай, Федот, не тяни.
— А ежели в ночлежке в книге чья фамилия записана, значится тот человек там точно побывал?
— Федот, что за околесицу несёшь? Регистрируют каждого, кто остался ночевать по имени отчеству и дате рождения. Тебе-то зачем? Вроде отдельной каморкой обеспечен.
— Я-то благодарствую. Каморка тёплая, с лежаком. Не то что в сырой земле обретаться. — Федот заёрзал на облучке и даже оглянулся на Акима Евсеича.
— Никак помирать собрался? — Улыбнулся Аким Евсеич. — Лучше бы за дорогой следил. А дурь из головы повыкинул.
— Так, тут такое дело, выходит… — и, набравшись решимости, продолжил: — Зятёк ваш — Кузьма Федотыч и двое его суседей кладбищенских, пришли в ночлежку, помылись, переоделись, а Кузьма Федотыч даже свой любимый халат сдал сначала в стирку, а потом рукой махнул, да и велел сжечь.
Аким Евсеич поначалу своим ушам не поверил:
— Ты с утра к бутылочке, случаем, не прикладывался?
— Бог с вами, Аким Евсеич, не пьющий я вовсе.
— Так что ж несёшь такое непотребство?
— Не верите, так граф Немиров и его дядюшка собственными глазами убедились.
Дыхание у Акима Евсеича перехватило, и он еле выговорил:
— Это, каким же образом?
— Обныкновенно. По первОй истопник рассказал, да хоть бы и кто другой мог. Весь город знает. А как энти господа про такие чудеса услыхали, тоже не поверили. Направились в ночлежку, чтобы убедиться.
— Боже милостивый! — схватился за голову Аким Евсеич.
— А там Кузьма Федотыч вкупе с двумя дружками, тоже мертвяками, в книге записаны. И Марфа подтвердила, что будто бы самолично узнала Кузьму Федотыча.
— Какая ещё Марфа!? — Подскочил на месте Аким Евсеич.
— Та самая, которая в бытность Кузьмы Федотыча среди живых, бельё ему стирать нанималась. Вот она-то сразу как увидала, так и узнала. А потом и водовоз подтвердил!
— Он-то каким боком?
— Так его отправляли на кладбище проверять, не врут ли пришлые? Водовоз и подтвердил, всё в точности назвали, как на могильных памятниках указано. Да и особо сомневаться не приходилось. Марфа говорит, по виду и запаху и так понятно было, что не один год каждый в могиле прибывал.
И тут, слава Богу, пролётка подкатила к дому. Как быть и куда бежать после таких новостей, Аким Евсеич не представлял. И решил, освежившись и переодевшись, направиться к городскому голове. Пётр Алексеевич в подробности и обрисовал случившееся. Услышав всю историю от здравомыслящего человека, Аким Евсеич сделал для себя определённые выводы, которые за исключением некоторых подробностей, полностью совпадали с реально происшедшими событиями. Ведь Егор Петрович, вернувшись из Бирючинска в Озерки, так и сказал, что халат оказался у бродяг, промышляющих на кладбище, ещё сказал, что выменял халат на купленную для них одежду, и велел сжечь. Не раскрывая городскому голове некоторых подробностей, Аким Евсеич так и предположил, что бродяги побираясь на кладбище, ночевали какое-то время в склепе Кузьмы Федотыча, вот и запомнили его имя и имена с двух соседних могил. А потом назвались ими в ночлежке, видимо желая скрыть свои настоящие имена.
"И как отзовётся сиё происшествие для Натали? Кто ж его знает?" — в растерянности думал Аким Евсеич. Откуда ж ему было знать, какие мысли посетят седую голову старшего Немирова?
Пропустив по рюмочке, закусив огурчиком, Пётр Алексеевич и Аким Евсеич стали думать, как теперь быть? Но так ничего не придумав, решили отложить вопрос до завтра. Ещё целая ночь впереди, мало ли что может в таком городке как Бирючинск приключиться?
Свадьба вдовы вампира