1
Рита изо всех сил держала темп. Если она еще сбавит скорость, то совсем сдастся и остановится. Шорох сухой травы под сандалиями сменился стуком деревянных подошв по асфальту, ноги больше не спотыкались, но Рита уже не могла глубоко дышать. Вязкая слюна склеила распухший язык с ротовой полостью. Сердце билось об грудную клетку.
Ученики 8 «Б» цепью растянулись вокруг старшей школы, Рита даже числа такого не знала, какой по счету круг она сейчас заканчивала. Она плелась позади всех одноклассников, кроме Марины Ягодки, и ее временным ориентиром была тень солнца на низких спрессованных тучах.
8 «Б» бежал и бежал, потому что на уроке Сингенин Андрей неверно рассказал легенду про сгоревшего самурая.
При каждом выдохе легкие Риты трещали, как замерзшая вишня на ветру. От пота рукава кимоно растянулись до самых колен.
Каждый новый шаг приближает тебя к утрате своего «я», граница между мыслью и движением ног рассыпается, стирая подчистую ощущение «я живу, я существую». Это единственный опыт постижения истинной природы, который можно найти в школьном расписании.
Наш Бесконечный круг жизней и смерти.
Время обеда прошло три урочника назад, а есть не хотелось. Горячая вонючая струйка пару раз стекла по ее ногам. Когда ей хотелось пить, она сосала мокрый от пота ворот кимоно на груди. Ее икры и бедра вытерпели столько судорог, сколько она не умела считать.
Они бежали, потому что сегодня Буглак-сенсей был не в духе.
Если твое тело — это иллюзия, ты можешь бежать бесконечно. Солнце делает свой вечный круг, ты — свой.
Когда батареи в школьных коридорах включают к зиме, слой старой пыли на них поджаривается и воняет, — так пахло сейчас горячее дыхание Риты.
Ты ищешь глазами цель, хотя бежишь в никуда. Это иллюзия жизни. Нечего силиться вернуть то, что ушло.
Стоит круглой тени вверху перевалить половину небосвода, и ты уже не видишь разницы между прошлым и настоящим. Твой мертвый брат несется рядом с тобой, он ухмыляется с издевкой, как никогда не ухмылялся. Брат из прошлого, но Рита из настоящего, потому что она не сдается, поднимает колени перед собой. Рита из прошлого сдалась бы.
К сумеркам со лба Риты вместо волос свисали мокрые водоросли, еще пара кругов — и они полностью растворятся в обильном поту.
Каждая кость в теле жгла изнутри, как раскаленная палка, мышцы вокруг нагретой трубы позвоночника медленно испарялись. Тонкие руки болтались и хлестали по бедрам.
Брат беззвучно шевелил губами. Сандалии Риты хлюпали по маленьким желтым лужам, которые на бегу сделали ученики.
Волшебный круг вне времени. Мало того что в нем прошлое бежит рядом с настоящим, еще он привносит что-то свое. Ведь брат никогда раньше не улыбался.
В прошлом Рита только хотела быть тенью Стаса. Незаметной, неосязаемой тенью. Но Стас хватал ее за руку и говорил:
— Посмотри на меня, и если я увижу страх в твоих глазах, то отпущу тебя.
Его слова не могли не возбуждать. Риту трясло от них, она почти кричала. Держи меня, держи крепко!
Стас обожал бусидо. И, не задумываясь, рубил слабаков и нерях, стоило им попасться на глаза. А Риту Стас не рубил, Риту он пытался сделать сильной.
В прошлом сестра и брат часто спали голыми под раскрытыми окнами, крепко обнявшись.
Как-то Рита срывала еловые иголки для рисунка темного леса под луной, и к ней из зарослей выбралась дикая рыжая кошка. Она сразу далась Рите на руки, и наложница гладила мягкую шерстку, когда их увидел брат. Клинок Стаса мигом вылетел из ножен и прибил ушастого зверька прямо из дрогнувших рук Риты к стволу ели.
— Ты слаба, — сказал тогда Стас.
В тот день на переменах Рита еще пару раз приходила к ели погладить восхитительную шелковистую шерсть на трупе котенка. А потом котенок запах гнильем, шкурка его некрасиво поблекла, и Рита перестала ходить к той ели.
Стас ненавидел слабых и неопрятных. Если бы Андрей не разбудил брата в свой первый день в школе, его бы самого разбудил Стас — за мятое кимоно и грязные ноги.
Еще в седьмом классе в их комнате брат приказал сестре раздеться догола. Стас взял сестру за белые бедра и оторвал от пола, жесткие красные волосы на его голове щекотали ей живот.
Поставив Риту на подоконник, Стас распахнул окно. Зимний ночной воздух проник в комнату. Мурашки усыпали кожу Риты, Стас покосился на них.
— Ты слаба, — сказал он.
— Это не от холода, — ответила она.
Его сильная рука больно сжала Рите запястье, а затем брат толкнул ее в бездну за окном.
Тьма под ногами бросилась навстречу, и Рита повисла на жестком тросе из костей и сухожилий брата.
— Посмотри на меня, — крикнул сверху Стас, — и, если я увижу страх в твоих глазах, то отпущу тебя.
Рита тряслась от этих слов и холодной пустоты под ногами. Взгляд приковала чернота внизу, щеки дрожали. Мороз быстро превратил нежную кожу в ледяную корку.
Рука Стаса вскоре тоже слегка задрожала.
— Я не собираюсь держать тебя вечность, — кричал брат, — либо подними голову, либо пади.
Все способно ускоряться, кроме твоего жалкого белого усеянного мурашками тела. Рухни в бездну, и мираж исчезнет, весь этот постоянный стыд, вечная боль, презрение брата. И Рита поняла, как глубоко увязла в своем теле. Ее незрелые груди, сырые подмышки, растянутое хваткой брата запястье. Это тело уже умирает.
Рита с силой сжала кисть Стаса, белое лицо поднялось к черноглазому судье.
— Как скажешь, брат, — равнодушно сказала Рита, и ни один мускул больше не дрожал на кукольной маске.
Стас вглядывался долгую вытянку, затем втащил сестру в комнату.
Внутри Рита схватила себя за плечи. Озноб бил ее никчемное тело. А над ней возвышался Стас, похожий на огненного демона. Красные волосы тряслись на ветру, словно языки жаркой преисподней облизывали лицо. Кимоно распахнулось, и голая веснушчатая грудь манила прижаться, прильнуть губами к левому соску и всосать жар горячего сердца.
— Мне холодно, — Рита потянула руки к брату, но он ударил ее в живот, и наложница, кашляя, упала на пол. Перешагнув Риту, Стас шире распахнул окно.
Ночь она спала голая, брат запретил прикрываться, сам разделся и сопел рядом нагой и недостижимый.
В следующую ночь перед сном Стас снова велел сестре лечь голой у раскрытого окна. Но Рита села к нему на тюфяк, ее рука погладил горячую мускулистую шею.
— Мне холодно, — прошептала она.
— Ты слаба, — лишь сказал он. Рита пожала плечами и потянула вакидзаси из ножен. Стас смотрел.
— Что еще ты придумала? — спросил он, когда короткий клинок обрел свободу.
— Ты знаешь: я слаба, — сказала Рита, — если это проблема, я решу ее. Все вокруг меняется, но мы не можем порвать с нашим видением о том, кто мы есть. Мы не знаем будущего, поэтому прошлое навечно с нами. Ты, брат, как высокая сосна, а я валежник у твоих корней. Если тебя больше это не устраивает, я решу проблему.
И Рита коснулась своего живота острием вакидзаси. Стас резко выбил из рук сестры меч. Вытянку они смотрели друг на друга.
— Мне холодно, — повторила Рита, обняв Стаса. Он сдавил наложницу в ответ, так что все косточки в ней сладко затрещали. Брат и сестра легли на тюфяк, почти сразу уснули, не отпуская друг друга.
Тень у солнца потерялась в свалке туч на горизонте, а Рита все бежала. Ремни сандалий стерли лодыжки до крови.
Простые мысли стали казаться великими откровениями.
Пробежать бесконечность кругов или ни одного — никакой разницы. Вечность и пустота — суть одна. Если бы Рита никогда не рассталась с братом, то не ценила бы так время с ним, не скучала бы сейчас по его сильной шее и больно сжимающим рукам.
Схлопни вечность — выйдет ничто.
Слава сегуну, будущее когда-нибудь оборвется смертью, иначе Рита была бы бесконечной пустой иллюзией как дурацкая жизнь.
Мертвый брат справа опять язвительно ухмыльнулся.
Кто знает, вдруг однажды Рита так же будет скучать по Андрею. Хотя вряд ли.
С вылазки Андрей пришел в комнату, когда рассвело. Все утро до построения он сидел на полу и странно улыбался стене перед собой. Губы и подбородок его были в хлебных крошках, руки — в порошке. Убийца двух оябунов что-то тихо бормотал себе под нос.
Рита с расстёгнутой на груди рубашкой ходила перед ним, а он смотрел только на листок бусидо на стене и шептал что-то про Апостолову-сан. Что-то про ее резинки для волос.
На построении Андрей встал позади всех членов клана Охотникова. Когда Лютин, ведя перекличку, произнес: «Сингенин-сан», Андрей ничего не сказал, и тогда Лис впереди крикнул: «здесь!».
Сразу после построения Рита повела Андрея в столовую. На пороге он застыл и указал пальцем на раздаточную ленту.
Сотни подносов с вонючими голубцами, сырниками и ягодными компотами очередью ползли к противоположной от входа стене. Хромированные держатели ленты спрятались под плотным рядом пластиковых подносов.
— Откуда все это? — закричал Андрей, его указательный палец дрожал, — еще вчера нас морили голодом!
— Господин, иногда сегун нас испытывает, урезая на три-четыре дня порции, — быстро сказала Рита и облизнулась на большой желтый сырник на проехавшем мимо подносе. — Но испытание позади. Пойдем же завтракать, а?
В столовую вслед за двухмордыми вошли дайме клана Охотникова.
— Где Лис? — Андрей перегородил дорогу Лютину.
— Лиса-с-с-са-а-ан, — протянул Глеб, — не будет на завтраке. Следи за языком, Сингенин-сан.
— Порции, — Андрей махнул рукой в сторону тарелок. — Он говорил: мы умрем с голоду.
— Если бы порции урезали дальше. — Глеб оскалился. — Ты это прослушал, Сингенин-сан?
Дайме держали ладони на оби и сверкали глазами. Между ними и Андреем Рита топталась на месте, с трудом сдерживая притяжение к желтым творожникам. И Андрей отступил в сторону, дайме прошли к раздаче.
На уроке бусидо Буглак велел Андрею рассказать классу легенду о самурае господина Сомы.
Андрей поднялся со стула, взгляд его не отрывался от спины Лиса. Рита нахмурилась: как будто они и так всю ночь были не вместе.
— Когда имение господина Сомы загорелось, его слуга самурай вызвался спасти родословную книгу господина от пожара, — говорил Андрей. — Без раздумий бросившись в горевший дом, самурай нашел книгу, но к тому времени огонь уже охватил все вокруг. И самурай…
Лис повернулся к Андрею, и господин сразу шагнул к нему. Рита слегка стукнула кулаком по парте. Вот тянет же!
От резкого стука Буглак вздрогнул, поднял взгляд с листка в руках на класс.
— Сингенин-кун, чего молчишь? — закричал завуч. — Посмел забыть легенду?
— Нет, сенсей, — наконец Андрей отвернулся от гадостного узкого лица.
— Так говори живо!
— Самурай обнажил катану, — сказал Андрей, — и вонзил ее. В пол.
Весь класс разом выдохнул: КУДА? Ученики посмотрели на Андрея, а он говорил дальше:
— Между досок в полу. Самурай разломал пол, вскопал мечом землю и зарылся вместе с книгой под дом. Когда разгребли развалины после пожара и выкопали самурая, он был жив, а книга — цела.
Вот так Андрей привел Буглака в ярость. Завуч с трудом сдерживался, а Марина Ягодка, эта глупая недотычка, еще и ляпнула:
— Буглак-сенсей, а вы ведь учили, что самурай разрезал себе живот и засунул книгу во внутренности, чтобы уберечь ее? — Эта глупая недотычка почесала белокурую макушку. — Хотя так бы книга, в самом деле, могла сгореть.
Грузное тело Буглака поднялось со стула.
— Класс, молчать! — крикнул завуч. — Ни слова!
Слюнявые брызги учителя долетели до лица Риты и повисли на ее ресницах. Поднять руку и вытереть глаза она не решилась.
— Сингенин-кун, самурай из твоей легенды жаждет жить? — спросил Буглак.
— Нет, сенсей, — склонил голову Андрей.
— Сингенин-кун, ты жаждешь жить?
— Нет, сенсей.
Буглак упер тяжелые кулаки в столешницу.
— Доказать, Сингенин-кун. Сегуну нужно доказать. Идите на улицу и бегите, пока вам не велят остановиться. Докажите, что жизнь не властна над вашим духом, что плоть не сковывает вас. Если вы остановитесь и опозоритесь — что ж, классную дверь я оставлю открытой, мечи будут ждать вас здесь. 8 «Б», живо на улицу!
Звонки с уроков и на уроки звенели, а 8 «Б» все бежал. Рита видела мир вокруг вярких желтых пятнах разной формы и величины, хотя давно должно было стемнеть.
А откровения все приходили.
Нескончаемый бег — всего лишь еще одна борьба с телом, этим жалким плаксой. Оно стонет, испражняется, просит пить, а ты гонишь вонючего ссыкуна вперед. Топчешь кровоточащими ногами твердую землю, несмотря на то, что печень режет внутри, а мочевой пузырь словно болтается между ног.
Ветер вдруг обдул Рите лицо, и мимо пролетела Марина Ягодка. Лицо и волосы глупой недотычки закрывали желтые вспышки. У Риты закружилась голова.
Все. Теперь Рита позади всего класса, снова она — самая слабая.
Брат беззвучно засмеялся.
Теперь Рита пойдет вслед за Стасом, Андрей же целиком достанется Бесхвостому.
Но вместо того чтобы остановиться и пойти в класс бусидо, вместо того чтобы взять свой вакидзаси и совершить сэппуку у школьной доски, вместо того чтобы привычно сдаться, Рита быстрее застучала сандалиями.
Ты — вещь, кукла, так выполняй же скучную механику своего тела: держи рот открытым, дыши не переставая, опускай и поднимай колени как можно быстрее. Быстрее! От тебя требуется только это.
Еще быстрее!
Быстрее, я сказала, слабая дрянь!
Еще быстре-е-е-е-е-е!
Асфальт закончился, недотычка Ягодка промелькнула и осталась позади. Рита бешено рванулась по полю. Одноклассники в серых кимоно выросли впереди, вдруг очутились рядом, отстали, исчезли. Ее стремительный бег уносил их за спину, усталые лица провожали Риту безразличными взглядами. Ученики потеряли почти все силы, и удивить их было невозможно.
Впереди стало пусто — никаких серых кимоно. Только плавающие желтые пятна на лысых кустах и стенах школы. Наконец, появился и он. Одинокий серый прямоугольник с алой полоской оби поперек стремительно увеличился, приближаясь. Господин Риты мог быть только там — далеко впереди остального класса. До сего мига.
Рита поравнялась с господином, Андрей повернул голову к ней. Его сухой рот распахнулся от удивления. Мой господин, насколько же ты силен, раз еще способен удивляться?
Небо и школа перед глазами исчезли под сотнями сотен желтых вспышек.
Рита пошатнулась — ее затошнило. Но она на целый шаг опередила господина!
Наконец Рита могла больше не ходить с расстегнутой грудью перед ним. Не льстить, не навязываться. Брат, ты это видишь? Возрадуйся: Рита стала сильной.
Ноги заработали быстрее, и вот Рита уже на два шага впереди Андрея.
Мой господин, не такой уж ты и быстрый!
И зрение вдруг оставило Риту. Она споткнулась, чьи-то твердые руки подхватили ее на лету.
Брат?
Господин?
И черный колодец поглотил мир.
Белые стены и потолок медпункта выглядели как слепленные из плотных облаков, молочно-бледных и холодных. Желтую занавеску затянуло в открытое окно и трепало над темным школьным двором.
Рите подсунули под нос что-то резко пахнущее, и она проснулась. Ее сломанное тело без сил лежало на мягкой койке, ее голова не могла подняться с подушки, ее испуганный взгляд смотрел на дерганье желтой и пушистой, как хвост нарисованной лисы, занавески, пока в рот вливали густой теплый раствор.
— Забавно, — сказал мрачный скрипучий голос, — обезвоживание и голод спровоцировали резкое уменьшение крови в организме Амуровой-кун. Затем сердце не справилось с возросшей нагрузкой и не смогло быстро увеличить выброс крови. Если по-простому — клеткам Амуровой-кун не хватило кислорода. Редко в старших классах из-за такой неопытности происходят обмороки. Даже у наложниц — они знают свой предел и научились балансировать на нем. Забавно.
— Простите, Сошин-сенсей, — сказал звонкий голос, и Рита узнала Андрея. — Сегодня Амурова-сан преодолела предел, и не только свой — всего класса. Сегодня Амурова-сан обогнала всех нас.
— Вот как? Забавно, — уныло, без интереса протянул старый голос.
— Сошин-сенсей, простите. Но что будет с Амуровой-кун?
— Уборщики отвезут ее в общежитие утром.
— Сошин-сенсей, прошу, разрешите перенести Амурову-сан в общежитие мне самому. Сейчас.
— Синегин-кун, разве уроки закончились?
— После того как Амурова-сан потеряла сознание, Буглак-сенсей прекратил урок и велел мне отнести ее к вам. С вашего позволения я забираю Амурову-сан.
Риту осторожно подняли с кровати. Голову и левое плечо Риты прижало к твердому и теплому телу. Знакомый запах пота и грязной кожи. Рита закрыла глаза.
— Сингенин-кун, подожди, — снова скрипнул голос сенсея, — если Амурова-кун сейчас не поспит, то, скорее всего, не доживет до утра.
— Сошин-сенсей, простите. Но уроки закончились, поэтому ничто не может потревожить сон Амуровой-сан. И не потревожит.
— А ты зачем же вызвался нести ее? Потерпи до завтра и можешь дальше делать все, что обычно делаешь с ней, когда темнеет. Не сдержишься в эту ночь — и других ночей с этой наложницей у тебя не будет.
— Сошин-сенсей, простите. Единственное, что я должен Амуровой-сан — это защищать ее как своего слугу. Больше ничего я не обещал Амуровой-сан делать с ней ни днем, ни ночью. Прощайте.
Сандалии Андрея застучали по полу. Рита зарылась носом в складки кимоно, пахнущие потным сильным животным.
— Это в самом деле… забавно, — скрипучий возглас сенсея донесся до Риты уже во сне.
2
Когда Рита проснулась, пить ей не хотелось, а Андрей сидел на краю Ритиного тюфяка и вытирал брызги с ее подбородка. Ночью господин несколько раз поднимал голову Риты и заставлял пить из кастрюли воду.
— С возвращением, — сказал Андрей. — Можешь спать еще. Построение будет только через два урочника.
— Господин ранен? — Рита коснулась красных пятен на рукаве Андрея.
Андрей закрыл пятна другим рукавом.
— Нет, — сказал он, — пока я нес тебя к комнате, на нас напали двое семиклассников.
— Эти крысы решили, что господин — легкая добыча, только из-за того, что твои руки несли меня, — резко прошипела Рита, — они поплатились?
— Я разбудил напавших от иллюзии жизни.
— Господин — могучий мечник, — улыбнулась Рита, ощупывая оби и тюфяк под собой. Знакомой твердости нигде рядом не было.
Андрей потянулся и поднял с пола у стены сложенный холмиком оби:
— Я знаю, о чем ты думаешь.
Рита поднялась на локти и оглядела комнату.
— Ты не должна пробуждаться, — сказал Андрей.
Рита повернула голову, ее ищущий взгляд скользнул по подоконнику.
— Но я выспалась, — сказала она.
— Не прикидывайся, что не понимаешь, — приказал Андрей. — Вчера ты не опозорилась. Буглак-сенсей прекратил урок сразу же, как ты обогнала меня.
Рита смотрела на серый сверток ткани в руках Андрея.
— Чье это оби? — спросила Рита.
— Неважно, — сказал Андрей и указал на рисунок над ним. Белоснежная лиса извивалась на черном фоне, распушив семь радужных хвостов. — Эти рисунки на стенах созданы тобой не просто так.
Рита встала на колени, у дальней стены из-за спины Андрея выглянула черная рукоятка вакидзаси. Рита на четвереньках поползла к мечу.
— Чтобы достойно умереть, не нужно рисовать ни лис, ни вишен, ни полную луну! — закричал Андрей. — Зачем ты разводишь краски и наносишь их на полотна? Зачем, к демонам, ты вообще дышишь? Зачем ты пообещала служить мне? Вчера ты одолела свой предел не затем, чтобы умереть сегодня.
Рита взяла вакидзаси и снова встала на колени. Андрей бросился к ней, сверток выпал из его рук.
— Ради чего ты бежала? — Андрей схватил Риту за плечо. — Все умрут, кто-то — достойно, кто-то — нет. Но только ты и я живем ради цели.
Андрей держал Риту крепко, но не причиняя боли.
— Ну же, ударь меня! — крикнула Рита и вырвалась из рук Андрея, — накажи наконец меня за то, что я так слаба! Когда я опередила тебя на один-единственный шаг, казалось, все закончилось. Я возомнила себя сильной, как господин или брат. И тут же поломалась, как кукла. О сегун! Что я только бы не отдала ради твоей силы, господин! Но ты брезгуешь даже просто повеять ею на меня: обнять, толкнуть, ударить, да хоть пнуть! О сегун! Если бы ты и вправду был демоном Извне! Если бы ты мог наполнить мощью мои мускулы, это было бы волшебно! Проник бы ты через сосцы в мою кровь и нагрел ее до жидкого огня.… Или обернул бы мое тело в змеиную чешую и научил дышать губительным для всех ядовитым смрадом — плевать. Если бы ты сделал меня сильной, господин, все вопросы меж нами решились бы тут же.
Рита опустила голову к ножнам.
— Все-таки я не демон Извне, — тихо сказал Андрей. — Я не могу нарастить на твоем теле чешую, шипы, жало. Но я могу научить тебя владеть мечом, как никто здесь не умеет.
Рита потянула вакидзаси из ножен.
— Не выйдет, — сказала она. — Катана слишком тяжела для меня.
Резко распахнув кимоно, Рита поднесла острый клинок к животу.
— Выслушай меня, — быстро сказал Андрей, и Рита подняла на него глаза. — Я говорю не о катане. Если бы в этой школе ученикам позволялось выбирать меч, я бы взял вакидзаси.
— Что? Почему, а?
— Когда лезвие меча заточено настолько остро, что даже его простое прикосновение смертельно опасно, тяжелый клинок без надобности, — сказал Андрей. — А чем короче и легче меч, чем на вид он бесполезней, тем быстрее ты извлечешь его и нанесешь удар.
Острие вакидзаси смотрело на Риту. Бесполезный меч, которым она никого никогда не пробуждала.
— Прошу, покажи.
— Для этого убери клинок в ножны.
Рита повиновалась.
Одна вытянка, и вот господин и наложница стоят друг напротив друга. Андрей поправляет вакидзаси за оби Риты, сильные пальцы берут ее левую руку и кладут на ножны у самого верха, затем прижимают кисть ее правой руки к рукоятке вплотную к цубе. Теплое дыхание господина согревает Рите лоб. Начавшийся восход щедро облучает комнату розово-желтым светом.
— Поверни меч в ножнах на половину прямого угла вокруг линии, соединяющей острие и конец рукояти, — говорит Андрей, направляя руки Риты. Рассвет окрашивает розовым его зубы и белки глаз.
Прикосновения господина мягкие, не как у брата, они не оставляют на коже кровоподтеков, даже красноты. Зачем сильным кистям притворяться слабыми? Зачем этот клинок так долго выглядел бесполезным?
— Теперь извлекай меч, начиная медленно и ускоряясь при выходе клинка из ножен, — говорит Андрей и слегка сжимает правую руку Риты. — Представь, что я твой противник. Целься острием мне в горло.
Рита резко выдергивает лезвие из ножен, круговым движением меч вспарывает перед ней воздух. На миг она закрывает глаза, готовая услышать хрип пронзенного горла и бульканье кровавой каши.
— Не спеши, — вместо предсмертного сипа слышит Рита у самого уха. И чувствует господина за спиной, в то же время руки Андрея ни разу не отпустили Риту, будто он, как бестелесный призрак, прошел сквозь меч и наложницу. Но призрак не может дышать тебе в ухо так жарко.
— Держи вакидзаси параллельно полу так, чтобы лезвие не дрожало, — говорит господин. — Острие меча показывает, насколько ты невозмутима. Если острие трясется — значит, самурай не владеет собой. И тем более не владеет мечом.
Никаких сверхусилий, как с братом. Лишь легкие уверенные движения. Вместе с господином Рита быстро, почти не сгибая обе руки, заносит меч над головой. Клинок снова летит в Андрея сверху, но неуловимый господин тут же смещается к правому плечу Риты.
— Не спеши, — бесстрастно повторяет Андрей. — Наклони острие ниже рукояти. Это позиция для режущего удара вниз, но, если противник ударит раньше, его меч соскользнет по лезвию, не поранив твоей головы.
Все это сильно отличается от того, как учил Риту брат.
Полгода назад холодным вечером Рита потянула к Стасу руки. Было это на следующий день после того, как Стас позволил Рите обнять его, после того, как брат и сестра спали вместе раздетыми на одном тюфяке. Рита раскрыла объятия, но Стас отмахнулся от нее и ткнул в сестру ножнами с катаной.
— Живо бери, — сказал брат. — Ты обязательно научишься владеть истинным мечом. Иначе я сам вспорю тебе живот.
Брат не говорил так много слов, как господин.
Брат рассекал ладонью воздух.
Брат кричал:
— Руби!
После четырех широких взмахов Рита уже не могла поднять меч, руки ее повисли как плети, спина сгорбилась, и острие длинного клинка уткнулось в пол. А брат продолжал кричать:
— Руби!
Брат снова требовал от Риты невозможное. Как в легенде о южанке.
Давным-давно благородному князю с диких южных земель привезли новую наложницу. Кожа ее была черна словно пепел, а пухлые губы и язык были ярко-розовыми. Тонкая как травинка и мягкая как персик, наложница увлекла князя, и он подолгу с ней забавлялся.
Здесь и сейчас Андрей берет локти Риты и слегка их разводит:
— Когда начнешь рубить, своди локти и не держи крепко меч. Так в момент удара ты сможешь усилить хватку.
Прошлое снова шагает об руку с настоящим. Вечер полугодичной давности бежит за тобой.
Тогда под гневным взором брата Рита тяжело дышала и силилась поднять катану. Стас наклонился к ее уху и крикнул не сдерживаясь:
— Руби же, заберут тебя демоны!
Согласно легенде, однажды у благородного князя гостил сегун. Господин господ посмеялся над прислуживающей за столом южанкой и, назвав ее чушкой, удалился. Оскорбленный князь велел наложнице смыть с кожи срамной черный цвет до заката.
В настоящем у Риты нет другого выхода, как стать сильной.
Здесь и сейчас Андрей медленно опускает ее руки, одновременно сгибая в локтях. Клинок совершает круговой взмах, удаляется от тела вначале и приближается в конце. Если бы господин переместился вперед, лезвие рассекло бы его на последней трети движения.
Не смотри в увлеченные глаза господина.
Не произноси даже мысленно такие слова, как благодарность, желаю, возьми меня, поцелуй.
На закате благородный князь явился в покои черной наложницы. С ложа утех на изогнутые арабески шелкового ковра стекала кровь. Хлопья темной кожи плавали в красной луже на светлой постели. В центре покоилась нагая южанка, ее бедра, ее блестящие груди, ее тонкая шея, ее гладкое лицо стали рыхлыми, мокрыми и сочно-розовыми. Из волокнистых тканей оголившихся розовых мышц сбегали сотни красных ручейков.
Говорят, южанка смогла избавиться от срамного цвета, только соскоблив его вместе с кожей.
В прошлом Рита видела только один путь избавиться от срамной слабости — соскоблить ее мечом вместе со своей жизнью.
— Руби, слабая кукла!
От резкого крика брата в ухо Рита едва не упала. Стас разгневался, и Рита попыталась решить проблему как умела.
Молча она перехватила катану острием клинка вниз от мизинца, дрожащие руки вскинули тяжелый меч и резко опустили. Клинок упал, острый конец коснулся живота Риты.
Никогда конец срамной слабости не был так близко.
Но брат резко пнул по клинку. Риту и катану отбросило прочь друг от друга.
Сталь зазвенела по бетону, Рита упала и потрогала косую царапину возле пупка в распоротомкимоно.
Прежде чем сестра встала, Стас сел на нее верхом. Стальные пальцы брата сжали ее левую грудь так сильно, что она чуть не потеряла сознание.
— Ты принадлежишь мне! — закричал брат и ударил кулаком Риту в скулу. — Никогда не смей портить мои вещи! Слабая дрянь, ты поняла? Поняла, что ты моя вещь?
И брат стал лупить сестру, тяжелые кулаки сверху месили тело словно яичный желток для Ритиной краски. Рита вопила, слабые руки тщетно пытались остановить удары, тонкая поясница извивалась под братом. Стас держал ее, бил, орал «не смей», «слаба», «кукла», «моя», из его черных глаз брызгали слезы. Щеки и лоб тряслись.
Пытаясь защититься, Рита уперлась ладонью в промежность Стаса. Словно в ответ хакама на паху брата стали влажными и липкими. Стас тяжело задышал и прекратил бить. Затем вдруг упал на Риту. Вдавился всем тяжелым телом в сестру.
Рита обхватила руками спину брата. Тонкие губы наложницы прижались к мускулистой шее. Стас уперся в бедра сестры отвердевшим низом живота и засопел ей в плечо.
Наказание закончилось, и Рита перестала на что-либо быть способной. Кроме как лежать на полу и ощущать трение друг о друга сломанных ребер, тяжесть сверху, соль братских слез на разбитых предплечьях, кровоподтеках на лице, царапине возле пупка. Соль проникала внутрь ран, жгла.
Тогда Рита мечтала, чтобы брат никогда не оставил ее и не прекратил обдавать кипятком своей силы.
Здесь и сейчас Рита не имеет права быть слабой. Ведь брата больше нет с ней.
Клинок замирает перед Ритой, Андрей вплотную прижимается к ее спине, чтобы не отпустить локти наложницы.
— Мы закончили извлечение и рассекание, — говорит Андрей, — теперь повтори без мен…
Но Рита подает голову назад, ее тонкие губы останавливаются совсем близко у раскрытого рта Андрея.
— Наверно, невыразимо сложно — обладая такой опасной силой, не поддаться настроению и не разбудить того дерзкого, кого бы ты на самом деле хотел не рассекать клинком, а подчинить, — тихо говорит Рита. — Или дерзкую, а?
В ответ Андрей опускает взгляд и неожиданно стонет:
— Вчера на вылазке я не сделал этого. Я позволил дайме разбудить Видждан-сан. Я позволил Лису-сан разбудить Апостолову-сан. Имел я право им мешать? Я мог остановить всех, но ничего не сделал. Кусок мяса — сказал Лис про Видждан-сан. Вещь. Добыча дайме.
— Вот как, — говорит Рита, — Видждан-сан и Апостолова-сан. Ты бы желал сразу обеих?
Лицо Андрея краснеет, он озирается на гляделку.
— Спасти? Да… Это недостойно, знаю, — шепчет господин, — я не был в долгу перед ними, значит, не мог их защитить. Но… Стоит мне закрыть веки… то вижу гневные янтарные глаза Апостоловой-сан.
— Вот как, — говорит Рита, — таки обеих. Но Апостолову-сан больше. Это потому что она была светленькой? Или рослой, почти как господин, а?
— Амурова-сан, — вдруг говорит Андрей, — тебе тяжело? Почему ты трясешь мечом?
Клинок вакидзаси в руках Риты так дрожит, что острие нельзя поймать взглядом рядом ни с одной из сотен пылинок, танцующих в солнечных лучах. Но это ничуть не значит, что Рита не владеет собой. И тем более — не владеет мечом!
— Вот как, — говорит Рита, — господин, а может потому, что Апостолова-сан могла драться катаной, а?
Андрей отпускает локти Риты и встает перед ней. Трясущийся клинок вакидзаси целит ему то в грудь, то в плечи, то в рот.
Из тени в углу рядом со шкафом высовывается красно-рыжая шевелюра. Невозможно не узнать идеал из прошлого. Это грубое лицо с черными глазами. Эта мускулистая шея.
Голова господина вдруг склоняется в легком поклоне. Вроде бы стоит немного выше поднять вакидзаси — и лезвие рассечет бледный лоб надвое. Но наивно так думать: никаких рассечений не выйдет, только услышишь еще одно небрежное «Не спеши».
— Я тоже не ведаю почему, — говорит Андрей, — но благодарю тебя. Не думал, что меня кто-нибудь поймет и не осудит. Я разберусь с Лисом-сан.
Брат в углу язвительно ухмыляется, его ладонь указывает на Андрея и рубит воздух.
— Но ведь, — шепчет Рита, — я еще никого никогда не пробуждала от иллюзий.
Андрей поднимает глаза, на голый острый клинок прямо под носом даже не смотрит.
— У меня был наставник в Михеевской школе, — говорит господин, — сенсей однажды сказал: убьешь чудовище — и сам станешь чудовищем.
— Вот как? Значит, все ученики делятся на чудовищ и кукол. Повезет тому, кто разбудит сильнейшее чудовище в школе и заберет его силу.
— Повезло мне, — говорит господин. — Впервые за всю старшую школу вижу кого-то, кто признался, что он не чудовище.
— Ты льстишь мне, господин. Наложницы не то что не чудовища, а так просто куклы, — пожимает плечами Рита и убирает меч в ножны.
Чтобы стать сильной, стать самураем, стать чудовищем, нужно много тренировок, намного больше, чем Рита умела считать.
Тренировка продолжается. Господин смотрит, как Рита извлекает меч и рубит воздух между ними. Брат в углу то улыбается, то безмолвно шевелит губами, то его ладонь снова рассекает воздух.
Здесь и сейчас Рита прекратит быть слабой. Ведь больше некому отомстить за брата.