1
Андрей не дышал, пока умывался в туалете на восьмом этаже общежития. Писельники, умывальники, подмывальники, плитка пола в мокром порошке — отовсюду поднимался запах ненастоящей морской свежести. Запах иллюзии. Запах обмана.
Самурай обязан быть чистым, и Андрей спешно смывал каменную пыль с лица и волос. Пока не закончился воздух в легких. Еще нужно успеть набрать бадью, чтобы сполоснуться у себя в комнате. В туалетах никто не подмывался, ибо позор покрывает не бьющего в спину, а неготового к бою. Попробуй-ка останови полет острой стали только намыленными руками.
В комнате Андрей свет не включил, плотно задернул тонкие занавески на окнах. На ниндзюцу учили: чтобы видеть в кромешной тьме, погрузись в нее, живи в ней, созерцай каждый день, хотя бы пол-урочника или урочник. И тогда ты привыкнешь к мраку, станешь частью непроницаемой ночи. Или она — твоей? Как-то так.
Андрей подошел к стене, руки сжались в кулаки и нанесли серию прямых ударов по бетону. Костяшки покраснели и зачесались — значит, покрылись очень маленькими, незаметными трещинами, ночью затянутся, зарастут новой костной тканью, тверже и толще. Уже завтра удары будут не так отдаваться в нервных волокнах, даже если разобьешь кулаки в кровь об лобовую кость очередного наглеца — никакой боли. Для Андрея, не наглеца.
Пол-урочника растягивал мышцы, приседал, вытягивал катану из ножен с позиций стоя на коленях и сидя с ногами крест-накрест. После Андрей встал на руки, вытянулсясвечкой, носки нацелились в потолок. Локти согнулись, руки отпустили пол, правое плечо и ухо вдавило в холодный пол. Дыхание выровнялось, почти прекратилось, Андрей умер на три урочника. Стал «мертвым камнем».
Стук в дверь.
Андрей созерцал тьму и не шевелился.
Снова постучали.
— Сингенин-сан, ты здесь, а?
Носки Андрея дернулись, центр тяжести отклонился в сторону, и ученик грохнулся на пол.
Как только Андрей открыл дверь, яркие разноцветные пятна замельтешили в глазах, он ослеп, потерялся в пространстве.
— Сейчас ночь, — сказала Рита.
В глазах Андрея рябило от удивительных сочных красок, ученик шагнул назад, в спасительную темноту.
Яркие пятна. Оранжевый, зеленый, песочный, желтый.… И, конечно же, красный. Как человеческая кожа, вывернутая наизнанку.
Рита вошла в комнату.
— Тут темно, — сказала наложница, — я включу свет?
Щелкнул выключатель. Андрей бешено тер глаза и отступал спиной к окну. Амурова шагала следом, почти наступала ему на носки. Андрей слышал, но не видел.
Где он? В грязной серой комнатушке или дворике с оранжевыми качелями и голубым небом? Вдруг школы Катаны — просто иллюзии, бред, что увидел маленький мальчик, упав с качелей?
Низкий подоконник ткнулся Андрею в ноги. Амурова встала почти вплотную.
— Господин, прими мой дар.
Андрей опустил ладони.
Цвета приняли формы. Тонкие плечи Риты обтянули широкие банты, желтые, как песок из песочницы во дворе с оранжевыми качелями. Тонкую шею изящным изгибом обхватил короткий шарфик — кусочек голубого неба между кудрявыми как детские головки облаками. Две ярко-оранжевые тесьмы завязались пышными узлами вокруг оби, украсили осиную талию. Или пчелиную?
Медноволосая голова покорно склонилась, нежные руки протянули Андрею стопку полотен с цветными рисунками.
Андрей взял яркие полотна, коснулся тонких зеленых крон под размашистыми штрихами багрового солнца. Пальцы погладили засохшую краску, шероховатую на ощупь.
— Как? — выдохнул Андрей, — как ты все это создала?
Андрей положил полотна на тюфяк и принялся раскладывать рисунки.
— Значит, тебе понравился мой дар, господин. — Рита улыбнулась.
Андрей встал на колени, наклонился, почти коснулся носом нарисованной ветви с россыпью красных вишен поверх синей листвы.
— Краска состоит из связки и красителя, — сказала Рита. — Для прозрачных голубых облачков и дождевых луж я взяла как связку воду из-под крана.
Андрей потрогал лужу у коричневых стволов. Сквозь легкую воздушную пленку просвечивались поры ткани.
Рита смотрела на ухо Андрея.
— Господин, разреши спросить: почему твое ухо пухлое и красное, как раздавленный помидор?
— Я тренировался, — сказал Андрей, поглаживая синюю листву масляных деревьев.
— Как на уроке Круга жизни? — сказала Рита. — Бил себя по уху?
— Нет. — Андрей коснулся пульсирующего шара на голове. — Я тренировал технику «мертвого камня» в самой неудобной позиции.
— Разве, чтобы стать мертвым как камень, нужно готовиться? Недостаточно просто воткнуть в живот меч?
Рот Андрея раскрылся, а Рита сказала:
— Я ни разу не видела живого ученика с клинком в теле.
— Это другое, — попробовал объяснить Андрей, но замолк. Для местных учеников все, что не помогало нанизать себя на меч, не имело смысла.
Рита пожала плечами и указала на рисунки.
— Если вместо воды взять масло или яичный желток, получатся насыщенные цвета, — сказала Рита. — Желток делает краску более матовой.
Как тусклая синяя туча над темно-зелеными мазками леса.
— И ты даришь все эти миры мне? — спросил Андрей. — Почему?
Рука наложницы почесала грудь, голубые спелые шарики — вспомнил Андрей. Волк заурчал.
— Я не остановила тебя, когда ты решил драться с Красоткиным-сан, — сказала Рита, голос ее дрогнул. — Брат всегда говорил, что я слаба. Тело Стаса никогда не покрывалось позорной ржавчиной, как мое, он всегда соблюдал бусидо, был сильным. Но я все испортила. Теперь брат мертв, я слаба и принадлежу тебе.
— И ты будешь служить мне? — спросил Андрей. — Я убил твоего брата и оябуна.
— И спас мне жизнь, — сказала Рита.
— А долг мести?
Рита подошла к Андрею и посмотрела на него сверху вниз.
— Не беспокойся, Сингенин-сан, — сказала девочка, — пока я не расплачусь с тобой за спасение, пока не верну себе мою жизнь, долг мести подождет.
Челюсть волка затряслась от лающего смеха.
На многих картинах густыми масляными красками были нарисованы разноцветные лисы: рыжие, серые, желтые, черные, даже зеленые. На дальнем полотне желтая лиса извивалась возле двух вертикальных черных палок. Большой темный круг стоял на этих палках-ногах, взирал прямо на Андрея красными, как у волка, глазами, угрожая двумя сизыми полосками в трехпалых руках. Таким чудовищем Рита представляла Круг жизни, или Колесо жизней и смерти.
Темный круг посередине разрезала красная линия. Улыбка цвета засохшей крови.
— Как ты получила цвета? — спросил Андрей.
Рита встрепенулась.
— А! Стоит стереть луковую шелуху в труху и хорошо смешать со связкой, без комочков, получится оранжевая краска, — сказал наложница. — А если измельчить листья осины или еловые иголки и растворить получившийся порошок с желтком, водой или маслом — выйдет зеленый цвет.
Андрей смотрел на красную улыбку Круга жизни и ждал. Из растворенной в воде глины выходит коричневая краска, а из опавших березовых листьев — Рита потеребила банты на плечах — желтая.
Рита — это Черный металл Стаса Охотникова. Как брат огневолосый всегда оберегал Амурову. Может, Охотников стал оябуном, чтобы защитить сестру, может, поэтому он так рьяно соблюдал бусидо, поэтому стал безжалостным Гардеробщиком. Долг крови требовал. Но в день, когда Охотников заслонил плечом Риту от глаз Андрея, Черный металл запросил плату.
Теперь Рита — это Черный металл Андрея.
Из стертых сережек осины, сказала Рита, получается коричневая краска. Или черная — Андрей прослушал. Из душицы…
— А красную? — спросил Андрей. — Как ты получаешь красную краску?
Задумчивая морщинка возникла на белом лобике.
Очистить мышцы от кожи и измельчить. Порезать на маленькие кубики красные внутренности: печень, селезенку, сердце. Или просто вылить кровь из трупов, разбавить с маслом или с желтком. Как же ты получила красную улыбку на круге, Амурова-сан?
— Порубленный корень зверобоя дает ярко-красный цвет, — сказала Рита, — а из опавших листьев клена получается темная, бордовая краска.
Рита принадлежит Андрею, и он обязан защищать свою вещь, пока наложница не расплатится за спасение. Затем Амурова убьет Андрея. Вряд ли у Риты глиняное сердце.
— Значит, листья клена, — прошептал Андрей.
Охотникову нужен был клан, чтобы защитить сестру. Теперь Андрей идет по пути Стаса, и следующий шаг давно определен его предшественником.
Андрей поднялся с колен.
— Мне нужно выйти, — сказал он.
Рита поклонилась.
— Разреши мне повесить картины на стены, господин, — попросила наложница.
Андрей вложил в маленькую ладонь ключ от комнаты и вышел в сумрак коридора.
2
Лис жил в левом крыле на седьмом этаже. Об этом изувеченный ученик сказал Андрею еще до утреннего построения. Когда Андрей еще верил, что обрел свой клан.
Коридор на седьмом был заброшенный, как везде: потеки на стенах, грязный пол с рассыпанным белым порошком, ни одного трупа. Сложно представить, какое гигантское кладбище вместит в себя то неисчислимое количество тел, что за все время увезла тележка уборщиков. Скорее тела сжигали, а прах развеивали по ветру.
Никакого следа. Никакой памяти. Никакого будущего.
Когда Андрей постучал в дверь второй комнаты, тонкая доска распахнулась почти сразу.
— Прошу, входи, — сказал Лис и посторонился.
В комнате Андрей чуть не наступил на ряд темно-серых свертков на полу у стены. Десяток оби, чистых, выстиранных, аккуратно сложенных в несколько раз. Десяток. На восемь больше, чем выдают ученикам.
— У тебя сейчас интересный взгляд, — сказал Лис. Рита посчитала интересным в Андрее только распухшее ухо, но про него бесцветный ничего не сказал.
Андрей смотрел на свертки оби. Задай вопрос о клане Гардеробщика. Задай вопрос о голых трупах, что оставлял после себя Охотников. Задай вопрос, куда девалась одежда с этих трупов.
— Сингенин-сан, — говорил Лис, — скажи, когда ты переводился к нам, ты не взял с собой что-нибудь бесполезное, какую-нибудь безделушку, просто на память? Вещь, что напоминала бы об одноклассниках из старой школы?
— Одноклассниках? — переспросил Андрей, красные глаза волка сверкнули. — Нет, они внутри меня, кое-кто из них.
— Вот как? Ну а я забочусь о соклановцах даже после их смерти, — сказал Лис, — ухаживаю за частью их одеяния, будто это они сами.
Лис сел на корточки и погладил серые холмики на полу. Маленькие могилки, тряпочные алтарики. В этом игрушечном могильнике сохранились последние нестертые следы мертвецов, небезразличных Лису. В узкой комнатушке уместилось целое кладбище из десяти лоскутных склепиков.
Лис указал на ближайший к двери могильный холмик, на который Андрей чуть не наступил.
— А этот здесь появился недавно благодаря тебе, — сказал Лис, — это оби Стаса.
Щеки Андрея покраснели. Драная красная доска. Драное отчисление. Драные цветущие ландыши.
Лис улыбнулся.
— А сейчас у тебя все лицо стало интересным, — сказал он. — Жаль, что мы потеряли Охотникова. Стас превосходил всех в клане, его тело было крепче меча, а Дух сверкал как луна и направлял нас. Стас заменил мне старшего брата.
— Красоткин-сан назвал Охотникова-сан Гардеробщиком, — сказал Андрей.
— Было у Стаса одно ржавое пятнышко, — кивнул Лис, — его сестра.
Рита.
— Амурова-сан уже показалась тебе в своих нарядах? — спросил Лис.
Андрей молчал.
— А рисунками тоже похвасталась?
— Она подарила мне их, — сказал Андрей.
— У? Тогда, Сингенин-сан, у нас с тобой много общего, — Лис погладил холмик на полу, — твоя комната теперь тоже хранит память о мертвых.
Комната Андрея тоже превратилась в могильник, стала чертогом лоскутных алтарей. Порталом в прошлое.
Андрей спрашивал Риту про краски, про цвета, но даже не заметил, что сами полотна серые — точь-в-точь как школьная форма. Иллюзия красок скрыла от глаз Андрея одежду, снятую с трупов.
Согнувшийся Лис гладил лоскутные алтари и говорил, что Охотников баловал сестру. Стас оголял убитых им учеников, а снятую форму относил Рите — рисовать деревья, птиц или что она там калякала.
— Лисиц, — сказал Андрей.
— Плевать, — произнес Лис, — Стаса больше нет, и потакать прихотям Амуровой теперь некому. Ведь так?
И кто учил ниндзюцу? Кто овладел искусством разведки и маскировки, кто контролирует дыхание и движения так, чтобы они были незаметными, тихими, синхронными? Кто учился раскрывать чужие маневры под прикрытием травы, воды, огня? Самурай Андрей или наложница Амурова?
Крадущийся не видит только иллюзию, которой проникся.
— Я лишь защищаю ее как слугу, — сказал Андрей.
Лис взял оби Охотникова и обмотал серый конец вокруг увечной руки, продел между здоровыми пальцами поверх обрубков.
— У каждого в школе Катаны есть выбор, — сказал он, — созерцать или выбрать цель и бороться.
— Моя цель за стенами школы, — сказал Андрей.
— Тепленькая постелька с воздушным одеяльцем? — спросил Лис.
— Что?
— Постелька с воздушным одеяльцем и мягкими пуховыми подушками, в которых так приятно утопает голова? — сказал Лис. — Нет? Или мармеладные змейки? Черная сладкая паста, сгущенное молоко с сахаром?
— Что за бред ты несешь?
— Снова послушать сказку на ночь? — говорил Лис. — Может, намного раньше? Хочешь вернуться в горячую влажную утробу? В водный покой в темноте?
Лис бросил другой конец оби в Андрея. Крепкая рука перехватила пояс, серая ткань натянулась между учениками.
— Синегнин-сан, что же такое безопасное тебя влечет? — продолжал Лис. — Игра в снежки, езда на санках, лепка снеговика? Чего ты жаждешь? Искупаться в прозрачной речке? Объесться сочными ягодами? Малиной, или брусникой, или клубникой, а может, черемухой, нет? Покататься на быстрых качелях?
Андрей резко отвел руку назад, Лиса дернуло вперед, притянуло почти вплотную к синим иглам.
— Качели! — выдохнул Андрей. — Ты тоже их помнишь?
— Конечно, помню, — Лис улыбнулся, — но качелей больше нет. Ничего из того безопасного уютного мирка больше нет. Ни мармеладных змеек, ни мягких подушек, ни влажной утробы. НИ-ЧЕ-ГО. Есть только война сегуна, для которой нас готовят.
— Нет! — крикнул Андрей. — Нет!
Цель самурая. Смысл жизни, он ушел? Теперь я должен умереть?
— Смирись, — сказал Лис, — или построй качели здесь. Вместе со мной.
Андрей отступил к окну, оби, развороченный лоскутный алтарь, снова натянулся.
Или я должен отомстить? Перерезать все дышащие глотки в этой школе? Разрушить всю красоту мира, что прошла мимо? Развести огонь и пустить пожар за стены? Сжечь все изящные сакуры во внешнем мире, все храмовые сады с каменными беседками и чайными домиками? Я никогда не постою в их зеленой тени, не вдохну их цветочного запаха, так зачем они? Найти и убить всех лисиц-девиц с таинственных холмов, что никогда не соблазнят меня? А затем подтереться их холодными стылыми грудями?
Снести княжеские замки? Выкопать останки древних самураев и нагадить на гнилые кости?
Волк в клетке шептал: «Да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да».
Встречу монаха — убью его. Столкнусь с архатами, гвардейцами сегуна или приверженцем истины — и без колебания убью всех. Если попадутся свободные и просветленные, знающие верный вопрос и верный ответ, те, кто достигли сатори, я убью и этих, буду наслаждаться их агонией, их красными кленовыми слезами. А после помочусь на трупы. Насру в остекленевшие мудрые глаза.
— Помоги мне построить наш новый мир, — сказал Лис.
Я должен сделать это? Вдохнуть дым пожарищ? Избавиться от никчемной роскоши? Сакура в огне — красивая сакура? А мертвые девы — услада глаз?
— Мир? — горько сказал Андрей. — Какой мир? Мы заперты в драной школе.
Он с испугом посмотрел на гляделку под потолком, и худые щеки порозовели.
— Эта драная школа, — без капли краски на лице повторил Лис, — и есть мир. Думаешь, такие, как Красоткин-сан, нам не позволят? Так давай силой принудим несогласных, подчиним, отберем катаны.
Лис шагал к Андрею, наматывая оби вокруг трехпалой руки.
— Оглянись на прошлое, на свои два дня здесь, — говорил он, — ты уже строишь новый мир. В одиночку. Почему ты разбудил Красоткина-сан? Почему защитил Амурову-сан? Я лишь даю тебе клан Охотникова. Возглавь его, и все пойдет быстрее. Я лишь даю тебе то, зачем ты пришел ко мне.
Лис протянул Андрею ладонь, спрятанную под ворохом серой ткани.
— И девятиярусная башня начинается с земли, — сказал Лис.
— А если мы все зарыты под землей?
Сброшены в колодец в черной пустыне.
— Тогда начнем стройку с подвала, — улыбнулся Лис. — У нас есть целых четыре года до выпуска.
Построить или сжечь мир? Написать будущее или стереть прошлое? Толкнуть качели в сторону жизни или смерти?
Андрей пожал руку Лиса. Беспалая ладонь тут же крепко вцепилась в него, стряхнула всю развороченную могилку на кисть Андрея.
— Пусть память о Стасе останется у Сингенина-сан, — сказал Лис, убирая руку, — пусть хотя бы один из алтарей в твоей комнате будет принадлежать тому, кого ты знал.
Я не знал Охотникова, чуть не сказал Андрей.
Я всего лишь его убил.
3
Рита не заперла дверь. В этой школе, похоже, все ученики мнили себя бессмертными. Если бы они еще при этом не умирали.
Как только Андрей вошел в комнату, сразу застыл на пороге. Непривычным блеском сверкали вымытый пол, приоткрытая оконная рама, белый подоконник, начищенный шкаф на косых ножках. В углу стояли два сложенных рулонами тюфяка, и Андрей чуть не вышел назад, как будто ошибся комнатой. Но яркие рисунки на стенах прошелестели под порывом ветра из окна: «Не ошибся, подойди».
— Значит, опавшие листья клена, — прошептал ученик.
Андрей закрыл дверь, свернул оби Охотникова в пять слоев и положил тряпочный холмик на пол под оранжевой лисьей мордой, нарисованной во весь прямоугольник серого полотна.
Пол-урочника назад, когда Андрей выстелил рыжую голову на тюфяке среди прочих рисунков, на сером полотне предстала мордочка котенка. Андрей с трудом вспомнил это слово. КО-ТЕ-НОК. Слово из мира оранжевых качелей и голубого неба. Темно-рыжие треугольные ушки, размытые розовые глаза без зрачков, черная изогнутая линия рта, золотистые щеки, два вихра под подбородком.
Амурова провела его и здесь.
Котенок с золотистыми щеками оказался еще одной иллюзией красок. Рисунок лежал перед Андреем перевернутым. Сейчас на стене золотистые щеки превратились в большие янтарные глаза, небольшая складка на лбу оказалась ртом, розовые глаза без зрачков — в румяна щек, линия рта — в тонкую единую бровь, уши — в два темных вихра на подбородке, а узкие вихры — в острые уши. Длинная морда взрослой лисы. Личина духа кицунэ. В одних легендах кицунэ соблазняют самураев, в других — жрут людей. Какому из видов принадлежит эта?
В дверь тяжело постучали. Андрей отпер замок, внутрь ввалилась Рита с бадьей в руках. На жестяном дне лежали мокрые белье и сменная форма Андрея.
— Ты хотела только повесить картины, — сказал Андрей.
— Мне было несложно, господин, — Рита склонила голову, — я часто стирала одежду брата.
Так же часто, как и надевала форму на Охотникова. Так же часто, как и сама раздевалась вместе с ним?
— Белье можно повесить сушиться на карниз для занавески, — сказала Рита.
Видимо, у них в семье белье вешал Охотников, раз зеленые камни так выжидающе смотрели на Андрея.
Андрей отодвинул занавеску на край, снял сандалии и запрыгнул на узкий подоконник. На белом пластике поместились только пальцы ног, твердые, с длинными ногтями, словно крепкие корни сосны. Рита подавала белье, Андрей закидывал его на карниз. Когда закончили и Андрей спрыгнул, взгляд синих игл скользнул по двери. По отпертому замку.
Мгновенно босые ноги Андрея пересекли вымытый пол, пальцы руки дернули защелку замка. Щелкнуло — дверь заперлась, только сейчас.
— Закрываться не учили? — крикнул Андрей. Наложница подошла к нему и низко опустила голову.
— Прости, господин, — сказала Рита, — я провинилась. И ты вправе наказать меня, если хочешь.
Она отвела руки в сторону, широко расставила ноги так, что хакама, схваченное на талии оби, натянулось на внешних сторонах бедер.
— Я готова, господин.
Андрей дернулся назад, но запертая дверь толкнула в спину.
Волк ухмыльнулся.
«Ударь ее, — прошипел зверь, — вы оба этого хотите».
Оба?
«Наложница и часть тебя, запертая в клетке»
Ты — не я.
Рита развязала шарф на шее, оттянула ворот кимоно, обнажив белую кожу с фиолетовым пятнышком.
Так ее наказывал Охотников? Избивал?
«Так все наказывают. И ты. Вспомни урок Круга жизни».
Белая шея подалась вперед, плечи слегка сжались, ожидая удар. Веки с тигровыми ресницами прикрыли зеленые камни.
— Брат часто карал меня за слабости, — произнесли тонкие губы, — я так слаба.… За ночь до перевода господина в нашу школу брат испробовал новую кару. Он душил меня, пока я не потеряла сознание.
— Хм… Просто закрывай всегда дверь, — выдавил Андрей. Рита открыла глаза. Камни не мигая смотрели на Андрея.
— М-м… Прошу, — зачем-то сказал ученик и протиснулся мимо наложницы к окну.
Как я могу бить Риту? Я разбудил ее брата!
«Мысли не самурая», — пробурчал волк.
Андрей заслонил ширмой внутреннюю клетку.
— Благодарю, — сказала наложница за спиной. — Господин, ты очень великодушный.
В тихом голосе не звучало ни капли благодарности, только равнодушие и презрение.
— Ты принесла тюфяк из своей комнаты? — спросил Андрей.
— Я смогу лучше служить тебе, если буду спать с тобой, господин.
Андрей приник лицом к открытому окну. Ледяной ветер остудил горевшие щеки.
— К примеру, если тебе захочется пить ночью, я принесу воду, — говорила сзади Рита, и с каждым словом голос ее приближался. — А когда господин снова потренируется умереть и ударится ухом, я наложу на ушиб мокрую тряпку, и оттек быстро спадет.
Голос приближался. И шорох кимоно тоже.
— Тут главное — не мешкать, — доверчиво сказала Рита.
Жесткая ткань тихо скрипнула. На изгибе локтя и подмышкой.
Андрей схватил рукоять катаны и развернулся.
Амурова оборачивала шарф вокруг шеи и продевала концы в образовавшуюся петлю. Наложница едва взглянула на дернувшегося Андрея.
— Снова хочешь, чтобы я бросила тебе вызов, господин? — спросила Рита, и Андрей быстро отпустил катану.
— Лис-сан сказал, что оранжевые повязки для клана делала ты, — сказал Андрей. — У тебя остались нерозданные?
Рита подняла глаза.
— Зачем?
— Сегодня я вступлю в ваш клан, — гордо сказал Андрей.
— Повязка есть, — Рита задумалась. — Но, Сингенин-сан, когда ты передумал отчисляться?
— Ты знала? — выдохнул Андрей.
Сквозь ширму пробился громкий смех волка.
«Похоже, самурай, твои мысли услышал бы даже глухой Косолап-кун».