Глава 6. Антон
«Зови, зови глухую тьму —
И тьма придёт…»
Варлам Шаламов
Ад, в который я попал, создал я сам. Она ничего не ответила, но мне не нужны были ее слова, я прочитал ответ по ее лицу. Я не успел…а она…Она просто забыла. Ее память просто вычеркнула этот момент, но не стёрла. Сейчас она все вспомнила, и как она, наверное, меня ненавидит, и я ненавижу себя сам. Тот зверь, которого я поклялся не выпускать, тогда вырвался наружу. И я поступил с человеком, который был мне так близок хуже, чем с врагом. Да, я опомнился, но какое теперь это имеет значение, если я не успел. Она права, говоря, что я чудовище, но я ни за что не откажусь от нее. И пусть буду трижды чудовищем.
Эта девочка давала мне ощущение жизни, только рядом с ней мне не хотелось быть неоправданно жестоким и, в то же время, за нее я готов был убивать. Отпустить ее от себя означало подписать самому себе смертный приговор. Без нее невозможно дышать. А сейчас, когда она подарила мне сына и дала то, чего у меня никогда не было — семью, я не мог даже думать о том, что их не будет со мной. Не отпущу! Но я не был обычным человеком в нормальном понимании этого слова. Мою нормальность сломали еще в детстве собственные родители. И зверь, живущий во мне, никогда не спал. И теперь скулил, скреб когтями прутья своей клетки и просил целое море крови.
Ад в моей душе нарастал, когда я смотрел на нее. Напряжение, боль, растерянность, отвержение самой себя читалось на ее лице. Когда-то я слышал от Влада, что человек не может переносить боль постоянно и, поэтому некоторые моменты стираются из памяти, но на время. Ее время пришло, и видит Бог, это моя вина. Как я могу после этого просить ее остаться со мной? Но отпустить ее было выше моих сил, уж лучше я останусь навеки для нее чудовищем.
Она посмотрела на меня с таким отвращением, и с такой ненавистью, что у меня заныло сердце, которого я думал уже нет. Пожалуйста, не ненавидь меня, родная. Дай мне шанс все исправить.
Ее губы что-то шептали, но я не услышал ни звука, лишь смотрел в ее расширенные глаза. Она смертельно побледнела, и я еле поборол в себе желание обнять ее и утешить. Она не подпустит меня сейчас и на пушечный выстрел.
— Я убью этих подонков, — тихо проговорил ей я. И, хотя мой голос был тихим, внутри меня уже вовсю бушевал мой зверь, мой личный демон. Ее глаза блеснули и закрылись, пусть сейчас спасительная темнота и поглотила ее. Мне гораздо важнее было, узнать поверила ли она мне. Поверила ли в то, что больше никогда не причиню ей такую боль. Я не знал…
Я взял ее обмякшую на руки и унес в свою комнату. Я клянусь, я не дам ей сегодня спать одной и видеть кошмары! Я не дам ей возненавидеть меня! Пока еще есть то маленькое чувство под названием любовь у нее ко мне, я не дам этому чувству покинуть ее.
Было уже очень поздно, когда вернулась бабка Тамара, а Лена так и не пришла в себя. Я сидел возле нее, держал ее за руку и не спускал глаз с ее лица.
— По-моему сынок, я зря вас оставила, — удручено изрекла она.
— Нет, не зря, — так же глядя на Лену, произнес я, — Сегодня я многое что выяснил, а она многое, что вспомнила…ей плохо, и это я виноват. Она уже час без сознания.
Я растерянно оглянулся на бабку Тамару. Она подошла к Лене пощупала пульс, проверила дыхание, и через пару минут тщательного осмотра изрекла:
— Очнется, никуда не денется, — потом посмотрела на меня и сказала, — В общем, я вижу, вы не договорили, я ночевать пойду к Степановне.
— Спасибо вам, — пробормотал я, — Вы действительно необыкновенная, все понимаете.
Она кивнула и удалилась. В три часа ночи у Ленки начался жар, она металась по кровати, то и дело, пытаясь стряхнуть с себя одеяло. Я взял полотенце, намочил его, и заботливо протер ей лицо. Она облегченно вздохнула. Не мешкая больше ни секунды, я раздел ее, и на минуту застыл. Она была так красива, так желанна. Даже сейчас, когда ей так плохо, а меня выворачивало от злости и отвращения от самого себя, я все равно хотел ее. Упрямо сжав губы, я начал протирать ее с ног до головы. Ее дыхание было жарким, но уже не таким тяжелым. Через десять минут, после того как я накрыл ее одеялом, я понял, что рано обрадовался симптомам облегчения. Она дрожала как осиновый лист, даже под пуховым одеялом. Я лег рядом с ней и обнял, но ей это мало помогло.
— Проклятье! — процедил я сквозь зубы и, раздевшись донага, скользнул к ней под одеяло. Через несколько минут она перестала дрожать, я же лежал почти без движений, борясь с собственными инстинктами.
Ленка, как назло закинула на меня ногу и обвила рукой мою грудь. Я не был согласен на такую пытку, и уже было собрался покинуть ее, выпить крепкого чаю и принять ледяной душ, но она внезапно прошептала:
— Нет, не уходи…
Я уставился на нее, в полной темноте мне было сложно рассмотреть, пришла ли она в себя, или сказала это в бреду. Но она снова молчала, и было слышно только ее тяжелое дыхание.
И я не удержался, начал поглаживать ее животик, моя рука поднялась выше и наконец-то поймала ее грудь. Это было ошибкой. Сильный разряд желания пронзил меня. Я даже немного оторопел, с ней у нас такого не было даже с начала. А теперь почему? Но я знал ответ — теперь я пропал навсегда, бесповоротно. Тогда встретив ее в баре, где обитали одни шлюхи, я сначала принял ее за одну из них. Она была вполне в моем вкусе — не худая, среднего роста, но больше всего меня поразили ее красивые зеленые глаза. Через неделю нашего с ней знакомства я понял, что не хочу ее отпускать. И как гром среди ясного неба прозвучала ее фамилия — Казанцева. Действуя не столько из влюбленности в нее, сколько из личных соображений я женился на ней. Женился, используя гнусный шантаж. Но видит Бог, как я был зол тогда на нее. За ее ложь, за то, что она так крепко запала мне в душу. Наш медовый месяц я превратил в рай, и она потихоньку начала ко мне привыкать. Те дни в Тулузе, я не забуду никогда. Мы подружились, по-настоящему, мы много разговаривали, и потом я увез ее в Испанию. В Испании мы пробыли только день. С утра на мою почту пришло письмо от сестры Стрелка, где недвусмысленно было сказано, что из себя представляет моя жена. Я не хотел верить. Человек во мне не хотел верить и уговаривал спустить все на тормозах. Но зверь, долгие годы бывший моей второй ипостасью, требовал наказания. Он рвал и метал, и ярость поглотила мой разум окончательно. Вот тогда и вырвался наружу мой зверь. Я не помню, как мы приехали обратно в Россию, я не помню, как позвонил своим парням. И не помню, как отдал приказ пустить ее в расход. Зато я отлично помню лица тех ублюдков, которым предстоит умереть.
От этой мысли все мое желание пропало разом. Я знал, что в принципе, они не виноваты, я отдал такой приказ сам. Но это ничего не меняло для меня сейчас.
Ленка издала протяжный стон, и я в очередной раз убедился, как сильно я ее люблю. Да, мне не нравились те изменения, которые произошли во мне благодаря этой любви. Я стал мягче, испытал чувство сострадания. Но был и один плюс. Демон, что жил во мне все эти годы, начал утихать. Я почти не чувствовал его, когда она была рядом его практически не было. Но скоро я выпущу его наружу, очень скоро, когда найду этих троих…
Почти светало, когда она открыла глаза. Еще мутный и ничего не понимающий взгляд блуждал по комнате.
— Что со мной?
— Упокойся, родная, у тебя всю ночь был жар. Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно, — мрачно произнесла Ленка, — Горло саднит, как будто его ободрали, и пить хочется.
— Я сейчас принесу, — я уже с готовностью поднялся, но Лена схватила меня за руку.
— Нет, не надо, не уходи, — она не смотрела на меня, — Я все помню…теперь все. Как ни странно, сейчас это прозвучит, но я не хочу тебя винить.
— Зато я себя виню.
— Да, ты виноват. Ты чертовски виноват. И я должна тебя ненавидеть.
— Послушай, это все не имеет смысла, я все равно тебя не отпущу! — я говорил быстро, боясь замолчать, боясь того, что она снова видит во мне монстра, и я был таким, но как я не хотел им быть!
— Мы поговорим об этом потом, сейчас у меня нет сил.
Она закрыла глаза, а я всматривался в ее лицо, такое родное, такое красивое.
Моя рука сама непроизвольно коснулась ее лица, ее ресницы вздрогнули, но глаз она не открыла. Я остановил себя на последнем мгновении. Нет! Я не причиню ей больше боли! Пусть я не могу отпустить ее, но заставлять спать со мной я тоже не буду. Она должна сама ко мне прийти. А придет ли? Придет ли ко мне моя жена, хоть и бывшая? Как в сказке — чем дальше в лес…
Только если в сказке чудовище становиться принцем, то у меня это вряд ли получиться.
Лена тихонько всхлипнула и застонала, как от боли. Я пощупал ее лоб — температуры не было.
— Тоша, — тихо прошептала она, — Ты же можешь избавить меня от этого чувства. … Пожалуйста.
Мое сердце упало куда-то вниз. Как я мог ей помочь?
— Тошка, мне нужно…Чтобы ты помог мне забыть, хоть на мгновенье, я просто этого не вынесу…
— Девочка, милая моя… Как я могу … Что мне сделать?
Она открыла глаза и посмотрела на меня.
— Ты мне нужен, — снова заговорила она. — Прикоснись ко мне, дай мне забыть их руки, я хочу чувствовать твои руки, слышать твой голос, видеть тебя, Тошка, пожалуйста, дай мне забыться.
Когда я понял, о чем она меня молит, то не сразу пришел в себя.
— Ты уверена, милая? — спросил я неуверенно.
— Да.
— Ты останешься со мной?
Она нахмурилась и покачала головой.
— Нет, я хочу, чтобы ты понял. Это ничего не значит…
Холодные слова, расчет в ее просьбе меня не покоробил. Он меня убил, одним махом. Даже сейчас, в помутненном сознании, она хотела от меня уйти. Но я ничего ей не сказал. Еще не время для разговоров, еще не сказано последнее слово.
Я ласкал ее, и мне казалось, что эта мука никогда не кончиться. То, что я испытывал сейчас, не было похоже ни на что. Острое, почти болезненное ощущение, необходимость коснуться ее, обнять и больше никогда не выпускать из своих объятий. Теперь я пропал. Циник, которым я был, исчез, уступив место кому-то другому.
Лена постанывала и изгибалась под моими ласками. И когда я был уверен, что просто умру от охватившего меня желания, она сама позвала меня:
— Тошка! Пожалуйста, …я не могу больше…
Теперь я умирал от чувственного восторга, который охватил меня. Я хотел быть еще глубже в ней, я хотел бешеного ритма, но двигался нарочито медленно…Впервые в жизни я ощутил и понял, что такое единое целое.
Я лежал возле нее и улыбался, она спала, успокоенная и умиротворенная после моих ласк. На этот раз зверь не выбрался наружу. Я не сдерживал себя, как всегда. Зверь покинул меня. Покинул? Нет, всего лишь затаился…. Но я понял, что теперь ни за что на свете, он не выйдет наружу, когда я с ней. Потому что я на самом деле любил. По-настоящему, не путая секс с чувствами. Я посмотрел на нее и ощутил прилив нежности. С ней я могу быть самим собой. С ней мне не надо быть крутым, умным и безжалостным. С ней я могу быть тем мальчишкой, которым был, когда — то очень давно. Я больше не злился на нее за Яна, более того, я знал, что она спала с ним, я даже мог предположить, что она испытывает к нему что-то… Я не имел права ее осуждать. Я ее бросил, она свободна от обязательств ко мне. Боже мой, какой же я дурак! Если бы тогда я понял всю эту игру…, То убил бы Сизова гораздо раньше, прежде чем он выкинул меня из ее жизни. Но, как не дика вся эта ситуация, я понял одно: я изменился, она изменилась, и возможно, это поможет нам быть вместе. Возможно, это поможет быть ей вместе со мной. Мог ли я ее отпустить? Хотела она этого на самом деле? Тогда в саду она испытала настоящий шок, когда я только обмолвился о расставании. Господи, спасибо тебе за то, что она не умеет скрывать свои эмоции! Из нее очень сложно вытянуть правду, и это ее главный недостаток. Я надеялся, что когда-нибудь, она сможет мне доверять настолько, насколько это вообще возможно. Настолько, что сможет рассказать о своем Лешке, о своей боли. В ту ночь в больнице, когда она рожала, в бреду повторяла его имя, звала. И на секунду мне показалось, что он действительно присутствовал там, в больничной палате. Как же я тогда испугался! Ее призрак, ее любимое привидение мог забрать ее у меня. Но она вернулась, вернулась ко мне и сыну.
Сын! Я так скучал по Киру! Мне так хотелось его увидеть. Я не мог спокойно смотреть на Ленку, видя, как она страдает без него. Когда-нибудь это кончится. Казанцев слов на ветер не бросает. Но и я тоже не лыком шит.
Но сначала я найду этих тварей и выпущу своего зверя на охоту, в последний раз.
Эта мысль меня отрезвила и привела в себя. За окном было уже светло. А я так и не спал. Сегодня ночью…
— Влад, найди мне тех ублюдков, которые были в подвале тогда, когда мы вернулись из Испании…
— Ты имеешь ввиду…
— Да. Привези их в тот же подвал, возьми ребят и достань мне их из — под земли!
— Тоха, не рискуй, тебе нельзя появляться в городе!
— Я рискую двинуться умом, если я этого не сделаю!
— Тоха, объясни толком, что происходит!?
— Сегодня ночью, Влад. Я жду.
Лена проспала до вечера, чем заставила меня понервничать. Когда она открыла глаза, я был рядом с ней.
— Как ты, родная?
Она слабо улыбнулась:
— Лучше, благодаря тебе.
Меня пронзила такая нежность к ней, и тут же пришло отвращение к самому себе. Благодаря мне…благодаря мне ее…Твою мать! Мне нельзя думать об этом, я перестаю себя контролировать.
— Я что-то не то сказала? — все-таки моя маска была не совсем бесстрастной.
— Все в порядке, милая. Мне нужно отлучиться по делам.
Она недоверчиво на меня посмотрела. Да, она имела право мне не доверять.
— Не бойся, я буду очень осторожен, — произнес я с нежностью, а потом с натянутым смехом добавил — Я же хочу вернуться к тебе и никогда тебя не отпускать.
Вроде бы она успокоилась, зевнула и глаза ее снова начали слипаться.
— Я почему-то сплю все время… — сонно прошептала она.
Меня это тоже настораживало, и как только я почувствовал ее спокойное дыхание, ушел искать бабку Тамару. Нашел я ее в огороде, чумазую, но довольную.
— Знаю, знаю, с чем идешь, — весело проговорила она, иногда я начинал ее побаиваться, хотя и не верил во всю эту чушь с экстрасенсорными способностями.
— Травками я ее поила все эти дни, успокаивающими. А то больно она нервная стала. Вот эффект такой травка и дала, ничего завтра как огурчик будет.
— Мне уехать надо, баб Тамар, ненадолго, дня на три. Долго она проспит?
— Ты езжай, милок, — кивнула она мне, — Если что я послежу за ней.
Сутки я был в дороге, злость подгоняла меня. Подъехав к своему загородному дому, я не сразу решился войти. Но ад во мне бушевал уже во всю, и зверь просился наружу. У входа в дом меня встретил Влад.
— Я не стал отсылать людей, на всякий случай. Как добрался? Без приключений?
Я коротко кивнул. И собрался спуститься в подвал, но Влад меня остановил.
— Я вспомнил ту историю. И хочу сказать тебе, ты сейчас не прав. Это был твой приказ. Парни просто его исполняли. То, что ты не успел включить обратку не их вина. Антон, одумайся, ни причем же они…
Я прекрасно понимал, о чем говорит Влад. Я четко осознавал, что нарушаю все мыслимые законы криминального мира, но я смотрел на Влада и не видел, перед глазами уже стояла картина как эти трое насилуют мою жену…
В подвале было прохладно и пахло сыростью. Возле стены, на коленях стояли те трое с разбитыми лицами, а вокруг них, не шелохнувшись, с пушками стояли мои архаровцы. Я подошел к одному из моих ребят вытащил пистолет и выстрелил в голову первому. Навел курок на второго.
— Сука ты, Синица. Мы всего лишь выполняли твой приказ… — договорить он не успел. Я навел курок на третьего и собирался отправить его к дружкам, как вдруг он сказал:
— Синица, ты чего творишь?! Ты хоть понимаешь, что после этого тебе не жить?
— Понимаю, — бесстрастно ответил я.
— Ты слишком поздно пришел тогда, Синица. Мы ничего не могли изменить. Мы выполняли твой приказ.
— Это ничего не меняет. Я убью тебя так же, как и твоих дружков, независимо от того прав я или нет. Ты тронул мою жену. Да я отдавал приказ, и я же его отменил, а ты со своими дружками промолчал, не сказал, что уже нечего отменять.
В ответ, когда парень понял, что ему все равно не жить, я увидел хищный оскал.
— Ты знаешь, а приятно было трахать твою жену, она такая же потаскуха, как и все остальные.
Я не помню, что было дальше. Потеря памяти, помутнение, а вернее зверь вышел на охоту. Наверное, не нужно лгать самому себе. Я был таким всегда — жестоким через чур, хладнокровным. Именно это дало мне шанс выжить и подняться, сколотить свою собственную бригаду.
Когда я очнулся, мои руки были в крови, и, бросив мутный взгляд на окружавших меня моих парней, я прочитал явный ужас на их лицах. Я убил его голыми руками, без пистолета, без ножа, вырвав ему кадык. Что ж, ничего другого я не ожидал, я монстр. Чудовище. А она тот лучик света, ради которого стоит жить, ради которого я способен убить без сожаления.
Дорога обратно заняла еще полтора дня. Я думал, что их смерть принесет мне облегчение, но я ошибался. Я ненавидел себя за это. Я ненавидел того зверя внутри меня. Я не хотел таким быть. Но я снова обманываю самого себя. Ведь это я убивал, своими руками. Сизов, потом эти трое. И если убийство Сизова я мог оправдать в своих глазах, как необходимость, чтобы защитить свою семью, то убийство тех троих не имело оправданий. Я понимал, я не был глуп или слеп, чтобы не видеть того, что прежде чем квитаться с ними, мне нужно было расквитаться с самим собой.
Был уже поздний вечер, когда я подъехал к дому бабки Тамары. Я тщательно следил за тем, чтобы не привести за собой слежку, хотя и не питал иллюзий — меня накажут за то зверство, что я учинил в подвале. Но сейчас мне нужно думать о ее безопасности. Она должна остаться в живых при любых обстоятельствах. Зайдя в дом, я увидел встревоженное лицо бабки Тамары.
— Ну, наконец-то! А то я уж не знаю, что и думать!
Я сразу понял, что ее переживания не имеют никакого отношения ко мне. Лена…
— Она так и не вставала, с тех пор как ты уехал! Просыпается, полежит минут десять и снова спит. Это не мои травы, Антон! — такой взволнованной я видел ее впервые. — Я не знаю, что с ней происходит, а я видела многих больных. Она не больна, тут что-то другое… — она бессильно опустила руки.
Не видя больше ничего вокруг, я ворвался в комнату Лены. Она лежала на кровати и смотрела в одну точку, и только когда я тихо позвал ее, она обратила на меня внимание.
— Ты плохо выглядишь, — сказала она бесцветным голосом.
Как еще я мог выглядеть, когда вся моя жизнь беспроглядная тьма, и одно единственное солнышко, которое есть в моей жизни, собирается уйти от меня! Мне казалось, что я мог свыкнуться с болью в своей жизни, но на деле это оказалось не так.
Ты можешь смириться с болью, если есть хотя бы какая-нибудь надежда на лучшее. Когда надежда умирает, ты умираешь вместе с ней. Моя надежда уже билась в предсмертной агонии.
— Я просто вымотался, — ответил я ей. — А ты как?
Она побледнела, очень сильно и что-то проскользнуло в ее глазах…Страх? Мне стало еще больнее, хотя куда больше? Она боится меня?
— Я в норме, — пробормотала она и отвела свой взгляд от меня.
— Лен, что происходит? Ты сама пригласила меня к себе в постель, а теперь боишься меня? Гонишь? — захлебнулся собственным воздухом, судорожно вздохнул. Где мое хваленое хладнокровие, когда оно так необходимо?
— В общем, так, — ее голос стал жестким, — Уезжай! Я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать.
— Сдурела что ли? — я ошалело смотрел на нее.
— Не хочешь уезжать? Тогда уеду я! — и она решительно поднялась с кровати, покачнулась и, в следующий момент я еле успел ее поймать.
— Слишком много сплю…Черт! — на глазах ее были слезы, но она, упрямо поджав губы, не проронила ни одной слезинки. — Да, отпусти ты меня!
Я дал ей вырваться, и она обессилено рухнула на диван. Я даже не мог злиться на нее, что-то произошло за то время, пока меня не было. Я оставил ее одну зализывать свои раны, а обещал быть рядом. Что она надумала в одиночестве?
— Хочешь упиваться своей болью? — устало произнес я, — Прекрасно, продолжай в том же духе. Только позволь дать тебе совет: когда станет невыносимо больно, поделись своей болью со мной.
Я ушел из дома, и где-то около часа бесцельно бродил по незнакомым мне улицам. Я не думал ни о чем, я ждал. Я дал ей время подумать, успокоиться и приготовиться. Приготовиться к тому что я не оставлю ее в покое, я не дам ей закрыться, не отпущу ее. Никогда.
— Иди к ней, она тебя ждет, — услышал я голос бабки Тамары, как только приблизился к дому, — Если что, я у Степановны.
Я кивнул, в душе поражаясь, насколько деревенская женщина тактична. Зайдя в ее комнату, я увидел, что Лена оделась, красиво уложила волосы и стояла уверенно, в ожидании меня. Только бледность с ее лица не сходила. Я молчал, предоставив слово ей.
— Спасибо тебе, Антон, что дал мне время. И да, ты прав, чертовски прав. Лежа здесь я не решу своих проблем. Я хочу, чтобы ты уехал…
— Опять!
— Нет, не опять, — продолжила она. — На этот раз мое решение продиктовано не отчаяньем. Я вполне серьезно предлагаю тебе уехать.
Я, молча покачал головой, и даже улыбнулся, насколько она сейчас выглядела беззащитно и по-детски, и не понимала, что такую ее хочется защищать, а не отпускать.
— Я не люблю тебя. И не имеет смысла дальше быть вместе, — сказала она уверенно.
— Черта с два, ты меня не любишь! Неужели ты всерьез думаешь, что я поверю тебе, после того, как ты себя повела? Мои люди изнасиловали тебя по моему приказу, а ты после этого жила со мной, родила от меня сына, и ровно четыре дня назад нуждалась во мне как ни в ком другом!
Ее губы задрожали.
— Я хочу, чтобы ты уехал.
— Скажи, что презираешь меня, ненавидишь, скажи так, чтобы я поверил, и возможно тогда я отпущу тебя, — мне до смерти надоел этот спектакль, который она играла передо мной.
— Ты хочешь это услышать? Да, ты чудовище, и я ненавижу тебя. Ты перевернул мою жизнь с ног на голову. Без тебя мне будет…О, черт! — внезапно она побледнела еще больше, на лбу выступили капельки пота, и Ленка ринулась на улицу. Ее вырвало. Почти обессиленная она снова зашла в дом, умылась и буквально упала в кресло. Только тогда она посмотрела на меня.
И я все понял. Шоковое состояние длилось не долго, потом наступила злость на виновника, случившегося с ней — Яна.
— Это то, из-за чего ты меня гнала, как бешеную собаку? — грубо спросил я ее.
Она коротко кивнула, не решаясь посмотреть мне в глаза.
— Ты беременна, — я произнес это для себя, как факт. Ужасающий факт, который перевернет всю нашу жизнь.
— Уезжай. Слышишь? Брось меня и езжай.
Я молча покачал головой.
Она не сказала мне больше ничего. Закрылась в себе и только твердила о том, что мне нужно уехать. Уехать и бросить ее? Нет, я не мог себе этого позволить, я не мыслил жизни, где не будет ее. Она нужна мне. И я нужен ей, для того, чтобы защитить. На миг я пытался представить, что будет, если я сейчас возьму и отвезу ее к Яну. Они будут вместе жить долго и счастливо? Сомневаюсь. Он не знал ее так, как знал я. Он мало понимал ее чувства, ее потребности, ее желания. А я понимал и мог ей это дать. Ленка всю свою жизнь искала, да и сейчас ищет своего мужчину. Она пытается казаться независимой, но на самом деле это не так. Независимость ей не нужна. Ей нужно человеческое тепло, понимание, чтобы ее воспринимали такой, какая она есть. Человеческое тепло…Парадокс, но именно такое чудовище как я мог ей его дать. Что даст ей Ян? Поймет ее и не осудит? Это даже звучит нереально. Ян жесткий человек, который видит в ней сильную и независимую личность, но в тоже время может задушить своей заботой. Я может быть и не лучше, право выбора я всегда оставляю за собой. Но я всегда старался понять ее чувства, проникнуть глубоко в душу, ведь именно так я познавал и себя. Именно так я обнаружил своего зверя, именно так я принял решение бороться с ним. И именно поэтому ее недостатки казались мне невинными шалостями. Я мог простить ей все, ну или почти все. Именно она, заставила чувствовать самого себя, именно она смогла мне дать то, что не давали другие женщины — искренность того, что между нами происходит. И пусть, по ее мнению, это не любовь, для меня это именно то самое светлое чувство. И бросить ее теперь, когда она в таком положении, явно растерянна и на нервах? Нет. Ян даже не удосужился поговорить с ней, выяснить, что же на самом деле произошло тогда, во дворе клуба. Он просто скрылся и убежал при малейшем проявлении ее слабости. Возможно, он просто дал ей право выбора. Но я не настолько глуп, чтобы совершать ту же ошибку. И уж тем более я никогда не позволю, чтобы Ян узнал, что у него есть сын или дочь.
Я был так далеко в своих мыслях, что даже не заметил, как ко мне подошла Лена.
— О чем ты думаешь?
— О нас с тобой, — ответил я честно, — О том, что как бы ты меня не гнала, я все равно не уеду. Тогда в саду, я предложил тебе снова быть со мной, быть семьей. Мое предложение в силе. Поверь, я сделаю все для тебя и детей. Я изменился, благодаря тебе, возможно не до конца, но я стараюсь, черт возьми!
— Ты хочешь, чтобы я оставила ребенка? — спросила она удивленно, — Но зачем тебе это?
— Потому что я люблю тебя, и потому что я знаю, что ты не пойдешь на аборт.
Ленка усмехнулась и каким-то почти металлическим голосом произнесла:
— А вот и нет. Ты ошибаешься, мне не нужен этот ребенок, — и ушла.
Не могу сказать, что я не испытал облегчения, я его испытал. Если не будет ребенка Яна, значит, не будет напоминания о нем. Чтобы у Ленки были еще дети, чтобы она забыла этот ужас, я уж постараюсь.
Ей стало лучше. По утрам уже не мутило, но спала она все же долго. А еще у нее появилась страсть — шоколад. Настроение ее оставляло желать лучшего. Я не знаю почему, но мне начало казаться, что она возненавидела этого ребенка. Она плохо питалась, разговаривала с неохотой, и почти все время спала.
— Почему ты так его ненавидишь? — спросил я ее, она вздрогнула и посмотрела на меня.
— А за что мне его любить? — с издевкой в голосе ответила она вопросом на вопрос.
— Лена! — я был удивлен, если не сказать больше. — Ведь это ребенок! Пусть и ребенок человека, которого я убить готов, но все же ребенок, и он не должен отвечать за ошибки своих родителей…
— Вот именно! Ребенок не должен отвечать за ошибки мои, его…Ян получил то, что хотел и свалил! — она злобно сверкнула глазами, — Ему совершенно все равно…
— Мне казалось, раньше ты так не считала.
— А теперь считаю! Он искал меня? Он пытался поговорить со мной? Узнать, что на самом деле происходит?
— Нет, — я покачал головой, в глубине души, я тоже осуждал Яна за это.
— Значит ему все равно. Ребенок не должен расплачиваться за ошибки своих родителей. Я не дам ему той любви, которую хотела бы дать. Ты тоже не дашь, — она вскинула на меня свой взгляд полный решимости и отчаянья. Она всегда была сложным, странным человеком для меня, но именно такая она мне была нужна. Предельно честная сама с собой? Нет, она только начала этому учиться. Это больно, и я буду рядом, когда она это поймет.
— Значит, аборт… — неуверенно произнес я.
Бабка Тамара как чувствовала, что между нами происходит неладное, и поэтому мы ее не слышали и не видели. Мы не ссорились с Леной, мы вообще почти не разговаривали. Она все более замыкалась в себе. А я все больше нервничал и начал срываться на нее. За что сам себя потом винил.
Все изменилось через четыре дня. В воздухе витала опасность, я чувствовал ее, я слышал, как она приближается, и я знал, по какой причине все это происходит, причиной тому был я. Пришло время расплачиваться. Как ни странно, именно в этот момент я успокоился. Я знал, чего мне стоит опасаться и к чему готовиться. На это время я снова стал тем самым циничным ублюдком, каким был когда-то. Лена смотрела на меня и ухмылялась, я знал, о чем она думает.
— Горбатого могила исправит, — многозначительно изрекла она, когда я кричал по телефону, разговаривая с Владом и терроризировал всех моих парней. Возможно, она права, та часть меня, которая управляла ситуацией, была алчной и злой. В том мире нельзя по — другому, иначе тебя сожрут, подавят, растопчут.
— Что ты ко мне прицепилась! — закричал я ей, положив трубку телефона.
— Я не понимаю таких людей как ты. Почему нужно было ввязываться во все это? Зачем? Зачем избирать такой путь в жизни — насилие, недоверие и вечное чувство опасности…Деньги? Слава? Что?
— А что ты мне предлагаешь? Горбатится за копейки? А потом, когда я стану дряхлым стариком, меня просто вышвырнут на улицу, не забыв при этом всунуть в зубы подачку, на которую не то, что прожить нельзя, на нее даже просуществовать невозможно. Очнись ты, в конце концов! В стране бардак! Безработица, а если и есть работа, то за копейки. Власти все подкуплены, каждый гребет в свой карман. Куда ни сунься, везде нужны деньги…Слава? На черта она мне? Я просто хочу жить, понимаешь, как человек, а не как животное! Я хочу, чтобы мой ребенок рос не в этой стране, а для этого нужны деньги…
— Каким способом тебе эти деньги достались!
— Ты все равно не поймешь, чтобы я тебе сейчас не сказал, — с горечью ответил я.
Да, она не поймет, как сложно жить и понимать, что когда-то несколько лет назад я совершил ошибку, очарованный свободой выбора под названьем Перестройка. Не поймет, что даже если я очень сильно захочу уйти, меня все равно не отпустят. Это гигантская паутина, и мы как мухи дохнем в ней. Мои родители были не лучше и не хуже других, но постоянная нищета сделала из отца вора, за что он и сел на долгие годы. Вышел он оттуда больным и дряхлым стариком, а мать за это время спилась. Я был предоставлен самому себе. Ел у соседей, которые по доброте своей меня пригрели, дома практически не жил, вечная попойка и мать, которая меня даже не замечала. Моим домом на долгие годы стала улица. Там я научился драться, защищать свои интересы. Там цель всегда оправдывала средства. Как ей это все объяснить? Девочке, которая почти всю жизнь жила под крылом родителей, училась в привилегированном классе, где учились детки чиновников обкома. Девочке в розовых очках, которая только сейчас начала взрослеть.
Она махнула на меня рукой и скрылась в своей комнате. Иногда мне хотелось все рассказать, про свое детство, и даже объяснить, почему я такой. А иногда я чувствовал себя ущербным перед ней. Леди и бродяга…Но если до перестроечных времен так оно и было, то сейчас мы поменялись ролями, и видит Бог, я не дам ей уйти от меня, я не дам ей свободу выбора, потому что когда-то ее дали мне.
Они пришли ночью в три часа. Ввалились в просторный дом в количестве пяти человек. Кто их послал, я уже знал — Бересов Сергей Константинович занимал высокую должность в правительственных кругах области, про него говорили, как об очень честном политике. Хотя политика и честность это две вещи не совместимые. Так и оказалось на деле, только узкий круг знал, что Бересов на самом деле из себя представляет. Именно он держал в своих руках весь криминальный бизнес на вверенной ему территории. Но надо отдать ему должное, сложные ситуации разруливать он умел, и соответственно за слова свои отвечал. За что и получил банальную, но справедливую кличку Батя.
В данной ситуации информация о нем мне никак не помогала, и где-то даже вредила. Судя по всему, Батя не захотел разобраться сам, справедливо основываясь на слухах о моем поведении в прошлом, а его ребятки даже слушать ничего не станут. Но попробовать все-таки стоило.
Было сразу видно, что трое из них разумом не обладали, отдохнула на них природа. Остальные двое, были противниками посерьезней. Высокий смуглый и скуластый парень, с жестким колючим взглядом, был Митяем, правой рукой Бати. Второй был маленького роста с выразительным лицом и умными глазами, с дурацкой кличкой Кастет. Митяй стоял вразвалочку и глядел на происходящее с ленцой.
— Ну, здорово, Синица.
Я протянул ему руку, которую он так же лениво пожал.
— Люди говорят, что ты зверствуешь. Людей кокошишь почем зря. Сизов — твоя работа?
— Моя. Батя в курсе из-за чего сыр-бор, сам добро дал.
— Добро — то он дал, только не тебе, а Стрелку.
— Стрелок не успел, а я помог, — Митяй усмехнулся на эти слова.
— Ты за Стрелка не говори, он сам за себя ответит. Ну, по поводу Сизова мы на тебя не в обидках. А вот за пацанов придется ответить.
— Отвечу, — тут уж я вошел в раж. Митяй оценивающе оглядывал мой воинствующий вид.
— Ответишь, ответишь, — глаза его злобно сверкнули, и весь он напрягся, как перед прыжком, — Что ж ты из-за чужой бабы повелся?
— Она мне не чужая, Митяй. Жена.
— Бывшая, а нынешняя девочка Стрелка. Так я повторю свой вопрос? Лоханулся ты, Синица.
— Я не его девочка! — из комнаты с гордо поднятой головой буквально выплыла Лена. У трех амеб отпали челюсти, а Митяй аж языком цокнул от негодования.
— Я с бабами не базарю. Синица убери ее по — добру по — здорову, пока я это не сделал.
Я вздохнул и посмотрел на нее, а Ленка сказала:
— И не подумаю. Если уж и судить его за убийство Сизова, то по — честному.
— Ты откуда такая? — рассмеялся Митяй, — По — честному? Я, девочка, по понятиям базарю и не с тобой. Но ты меня развеселила, так что давай, топай отсюда, пока цела.
Ленка вспыхнула и только собиралась сказать ему пару ласковых, а я приготовился ее защищать от реакции его людей, как Митяй неожиданно произнес:
— Этот черт по жизни замочил троих пацанов, которые тебя поимели по его же наказу. Это честно по-твоему?
Вот теперь я ждал приговора, но только не от Батиных пацанов, а от нее.
Она замерла и побледнела. И взгляд стал непроницаемым.
— Зачем? — прошептала она очень тихо, Митяй посмотрел на нее и на меня взгляд перевел.
— Фильтруй базар, бродяга! За черта по жизни и ответить можно, — я смотрел на Митяя пристально, готовый в любую секунду броситься на него.
— А я отвечу, если надо. Ты зверствуешь, Синица, и сам об этом знаешь. За черта погорячился, не огорчайся.
Я кивнул. Ленку надо спасать, а то чего доброго Митяй ей всерьез заинтересуется.
— Уйди, Лена! — грозно сказал я ей, но она мотнула головой, — Вон пошла! — рявкнул я на нее так, чтобы она испугалась. Ленка опять вспыхнула, посмотрела на меня не по — доброму и ушла, а я даже чуть не вздохнул от облегчения. Митяй одобрительно улыбнулся, и вроде как расслабился, хотя и до этого особого напряга я в нем не наблюдал.
— Ну? Что делать то будем?
— Митяй, не ломай целочку передо мной. Батя тебя не просто так послал, я не дурак. Если убить приказал, то, что ж отойдем в лесочек, только ты не надейся, что я лапки сложу, удивлю я тебя, Митяй, очень удивлю. А если с дельным предложением ты ко мне сюда пришел, тогда выкладывай.
— Ладно, Синица, — недовольно проворчал он, — Умных пугать, только портить. Если бы Батя тебе приговор подписал, то вряд ли ты тут стоял со звериным оскалом, и я бы с тобой тут разговоры не разговаривал. Предложения есть, только для тебя они больше приказ, чем предложения. Выполнишь пару заказов и считай, что квиты. Да и вдове одного пацана помочь надо финансово, мальчишка у нее растет.
— Обеднела страна на киллеров… — я ухмыльнулся, — Я заказ выполню, а вы потом моей вдове будете помогать финансово?
Митяй улыбнулся мерзкой улыбкой и на парней своих глянул.
— Отчего ж не помочь, поможем. Только ошибся ты, киллеры нам не нужны, свои есть и не чета тебе — профи. Заказы другого характера.
— Темнишь, Митяй. Что такому человеку как Батя от меня пешки могло понадобиться?
— Твой талант. У тебя даже агентство своё сыскное…По части найти людей, нужную информацию откопать ты всегда слыл профессионалом.
— Так профессионалов по России пруд пруди, — не угомонился я.
— Своя рубашка ближе к телу. Ты молчать будешь, если надо, и деньги тебе тоже не нужны, — гадливо закончил Митяй.
Если подумать, то наказ Бати, не так уж плох, все могло быть хуже и вот это меня и настораживало. Ясно, что слежка, которую мне придется вести не простая, и чужим глазам видеть все это не положено…Но я так же знал, что пятьдесят процентов из ста — меня уберут после исполнения, а также …
Выхода нет, против Бересова в открытую идти нельзя, но и подписаться под это дело самоубийство.
— Я согласен.
— Конечно, согласен, — улыбнулся Митяй, — Куда ж ты денешься, — и, свистнув своих, удалился вальяжной походкой. Через пару минут во дворе никого не было. Теперь стоило подумать, как вылезать из всего говна, в которое я залез. А залез я туда по самое горло, в этом сомнений не возникало. Казанцев…Помочь он мне ничем не сможет, против Бересова не пойдет ни он, ни кто бы то не был. Моим размышлениям помешал жуткий грохот со стороны Ленкиной комнаты, я рванул туда. Ленка в бешеном темпе собиралась и явно не на прогулку.
— Лен, ты что дел…
— Отвали от меня! — заорала она, — Сволочь! — она ринулась мимо меня к двери, но я ее схватил, с намереньем лучше умереть, чем отпустить. Она чуть ли не взвыла.
— Даже не прикасайся ко мне! Как я могла тебе доверять! Ты монстр, убийца…
— Тише! Я знаю, кто я такой! И ты знаешь! Или ты думала, что я это просто так оставлю? Я же сказал тебе, что убью их, ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. … Или ты, может быть, забыла, что они с тобой сделали? Пожалей их еще!
— Я не забыла, я ничего не забыла, Антон или как тебя там…Синица? Так вот, Синица, ты мне никто! Отпусти и дай мне пройти!
Никто…Я стоял как каменное изваяние. А чего я еще ожидал?
— Ты со мной так решила разговаривать? — я усмехнулся, — Не трудись. Ты такая чистенькая и беленькая и, поди, училась на одни пятерки! — я сорвался на крик, — Откуда тебе, девчонке из обеспеченной семьи знать всю грязь, что я прошел? Ведь ты никогда не защищала сама себя, у тебя был отец! Ты не росла на улице, ты не побиралась по соседям и по помойкам в поисках пищи! Ты не сбегала из дома, потому что тебя до смерти достала пьяная мать!
Лена затихла и посмотрела на меня.
— Антон, я не знала…Ты ведь никогда мне этого не рассказывал…
— Зачем тебе это? — с горечью бросил я ей — Теперь все иначе, у меня есть почти все, а то чего нет, я могу купить.
— Только меня ты не купишь.
— Знаю. Невозможно купить любовь. Я пробовал. Свои первые заработанные деньги, крупные деньги, я решил потратить на мать. Я пришел к ней и предложил ей лечь в самую лучшую клинику, там бы ей помогли. Она рассмеялась мне в лицо! И сказала, что если я хочу ей помочь, то лучше дать ей деньги. И я дал. Я отдал все, что заработал. Не оставил ни доллара себе. Больше я ее не видел, а через несколько лет она умерла.
— А отец?
— Он умер раньше, почти сразу как вышел из тюрьмы — рак поджелудочной, — я посмотрел на нее. Не совсем осознавая, что сейчас ей рассказал то, что не рассказывал никому. — Что теперь жалеть меня будешь? Или отпихнешь? Да нет, не отпихнешь. Ты не такая…
Она смотрела на меня с жалостью, это я больше всего ненавидел с детства, когда сердобольные соседки, кормя меня на своих уютных кухоньках, высказывали мне какой я бедный и несчастный, и какие сволочи мои родители. От этих слов кусок не лез в горло, и я ненавидел их за это, ненавидел эти жалостливые глаза, потому что каждая кто меня жалела, за моей спиной говорила, что мне одна дорога в будущем — в тюрьму. Наверное, они были не далеки от правды, разница только в том попадусь я в руки так называемого правосудия или нет.
— Я убийца. Зачем меня жалеть?
Она вздрогнула, жалостливый взгляд исчез.
— Зачем, Антон? Зачем ты их убил? Я не жалею их и не оправдываю. Я ничего не смыслю в ваших законах, но даже я понимаю, что ты не прав. Ты сам им приказал, и они послушались.
— Ты сама ответила на вопрос, — я горько улыбнулся, — Они послушались.
— Но как иначе?
— Свобода выбора, если ты избрал путь волка, отсутствует. Все верно, они не могли ослушаться. А я не мог их не убить.
— Кому ты чего доказал?
— Никому и ничего, у меня тоже не было выбора. Если бы я их отпустил, то все посчитали бы, что Синица спекся.
— Кто знал об этом…
— Как видишь многие, они не держали в секрете то, что произошло в том подвале. Только за это я имел полное право их убить.
— Поэтому те, кто сегодня приходил тебя оставили в покое?
В покое? Нет, в покое меня никто не оставлял, и вряд ли оставит. Свободы выбора нет.
— Да.
Она замолчала, застыла в одной позе. Я, молча, вышел из ее комнаты. Если бы тогда, когда крутой парень из моего двора, предлагая вступить мне в его банду, обмолвился, хотя бы намекнул, что у таких, как мы, нет выбора в дальнейшем, может быть, я бы одумался. И жил бы как обычные люди. Но вряд ли он это знал. Я добился многого за эти годы. Меня стали уважать в определенных кругах, ко мне начали прислушиваться. Как и упомянул Митяй, у меня был талант — находить людей и нужную мне информацию. Каким-то шестым чувством я знал, где искать, у кого спрашивать. Инстинкт охотника или, может быть, мне помогает тот зверь, который живет во мне? Я не знал ответа. Всю жизнь, что я себя помню, меня сопровождала злость и боль, чувство ненужности. Даже мысленно я не любил возвращаться в те года детства. Беспризорник. Одиночка. Сирота при живых родителях. Гноящаяся рана на теле государства и пустое место для собственной матери. У меня не было семьи, я пытался создать свою. Кто знал, что у меня это плохо получиться. Но я лучше расшибусь в лепешку, чем оставлю Кира. Я дам ему то, что никогда не было у меня — родительскую ласку и любовь. У моего сына должны быть родители и счастливое детство.
Лена…Девочка с телом женщины. Добрая, отзывчивая, не похожая на своих сверстниц, которым нужны только деньги и красивая жизнь. Женщина, которая пробудила во мне гамму эмоций, смогла забраться ко мне глубоко в душу. Женщина, которая победила дракона. Женщина, которую я люблю.
На следующее утро мы уезжали от бабки Тамары, она даже плакала при расставании. Настало время возвращаться домой. Я видел она рада, она устала скитаться. Скоро мы увидим сына.
Приехали мы в родной город через два дня. Я уже собирался звонить Казанцеву и попросить его привезти нам Кира, как Лена меня остановила.
— Подожди, я не хочу, чтобы он это видел, я не хочу, чтобы он видел меня такой. Сначала к врачу.
Девочка повзрослела. Я молча кивнул и позвонил Владу. Влад приехал к нам через час, выслушал Ленку, взял ее кровь на анализы и удалился.
Он позвонил мне на следующий день и попросил приехать.
— Я не знаю причин, почему вы решили избавиться от ребенка, но я категорически против этого, — сразу заявил мне он, не успел я даже войти в кабинет. Я растерялся.
— Посмотри на ее анализы…А, черт, ты все равно не поймешь! Неужели ты хочешь аборта?
— Она хочет, Влад, — я вздохнул, — Это ребенок Яна.
Влад оторопело на меня смотрел.
— Понятно, — наконец-то изрек он, — Но я, все же, настоятельно не рекомендую этого делать. Если вы, конечно, планируете дальше иметь детей. И не хотите потом проблем со здоровьем в целом.
— Все так серьезно?
— Серьезней не бывает, — кивнул он, — Хотя бы один аборт и все. Никакая клиника ей больше не поможет. Вспомни, каких трудов стоило зачатие и рождение Кирилла.
— Я все понимаю. Как ей это сказать?
— Я ей скажу, надеюсь, она поймет.
Она буквально вылетела из кабинета Влада. Такой реакции даже я не ожидал.
— Как бы ты меня не уговаривал со своим дружком, я все равно сделаю аборт, — накинулась она на меня. — Ни в этой клинике, так в другой.
— Опомнись! Ты хоть понимаешь на что ты себя обрекаешь?!
— Это ты все придумал, я смогу иметь детей! Это твоя идея, а Влад, как жалкая дворняжка выполняет все твои прихоти!
— Да примени ты логику, хоть раз в жизни! Зачем мне спасать чужого ребенка! — она побледнела.
— Я тоже не вижу смысла. Единственный ответ — ты любишь детей. Всех без разбору. Если учитывать твое детство…
— Замолчи! Аборта не будет и точка.
— Нет! На этот раз я сделаю так, как я хочу!
Когда я приехал домой, слегка на веселее, Ленка закрылась в одной из комнат и не пустила меня даже тогда, когда я начал тарабанить в дверь. Было далеко за полночь, весь вечер после того как я уехал от Влада вслед за ней, я пил и думал. Теперь у меня был выход. Я знал, что делать, и, хотя мне это решение было ножом по сердцу, я все равно это сделаю. Я не смогу ее переубедить. Не связывать же мне ее по рукам и ногам! Единственный выход найти Яна. Возможно, вместе мы сможем ее убедить не делать этого. Я не знаю, что она себе там надумала, но для меня здоровье любимой женщины превыше всего. Да и права она… Я монстр и убийца не мог убить ребенка.
К поискам я приступил на следующее утро. Весь день я мотался по городу, дома Яна не было и, как сказали соседи, не появлялся он уже давно. Немного применив логику, я без труда вычислил, что дома его не было с того вечера в клубе. Скрываться он не должен, к нему никаких претензий со стороны Бересова не могло быть. Но почему- то он скрывался. Вывод был один: из-за Ленки. Сидит где-нибудь в притоне и напивается до чертиков. То-то я его обрадую. Сначала я дал маху и объездил все рестораны и более-менее приличные забегаловки. Когда объезжать стало нечего, я чертыхнулся из-за того, что не прислушался сразу к голосу разума, так как понял — сидит Ян на какой-нибудь квартирке и проматывает свою и так никчемную жизнь. После долгих раздумий я подключил к его поиску всех, кого мог, и к вечеру у меня был адрес.
Заходил я туда с опаской, неизвестно с какой компанией связался Ян и чего мне вообще ожидать от этой встречи. Все-таки я у него Ленку украл, в очередной раз.
Ян сидел на грязном, давно не мытом полу, голова опущена до грудной клетки, волосы сальные, да и вид его одежды оставлял желать лучшего. В квартире, а точнее в притоне царил хаос, дверь была открыта и неизвестно кто хозяин этого чуда света, так как народу здесь было пять человек. Пьяный алкаш, валяющийся в углу кухни, пару дяденек в возрасте, о чем — то спорили, сидя за распитием зеленого змия, Ян и какая-то девка, то ли обкумаренная, то ли перебравшая того же зеленого змия. Веселая компания, нечего сказать. К сожалению, на своем веку я слишком много наблюдал подобные сборища. Благодаря своей матери, выработался у меня стойкий рефлекс то ли отвращения, то ли полного равнодушия. Когда как, смотря, насколько мне это все напоминало детство.
— Ты от Коляна? Водки принес? — уставилась на меня девка.
Я не обратил на нее никакого внимания, и подошел к Яну. Первым делом пощупал пульс — живой. А потом ухмыльнулся — что ему будет? Такие не подыхают, к моему глубокому разочарованию. Я взял его за лацканы и поднял, Ян съехал обратно в полулежащее состояние. Я проделал эту процедуру еще раз, все с тем же результатом. Я уж было замахнулся, чтоб вдарить ему как следует, как девица заголосила:
— Ты что делаешь, изверг! Еще окочуриться, мне здесь трупы не нужны. Не видишь, ломает парня.
— Ты, мразь, ты, что из него наркошу сделала?!? — прошипел я. Девка испугалась и от меня попятилась.
— Да не слушай ты ее! — раздался голос старика, до этого о чем-то увлечено спорящего, — Лариска, а ну заткнись! Это она про всех так говорит, будто ломает, саму ломает вот она и.… А он наш человек, по водочке уважает…
В этот момент Ян что-то пробормотал нечленораздельное и посмотрел на всех взглядом полутрупа.
— Стрелок, мать твою, очнись!
— Синица? Ты? — от лицезрения моей персоны он немного пришел в себя.
— Подъем, тебе говорят!
— Какого хрена ты здесь делаешь? — вроде бы начал злиться он.
— Да сам себя спрашиваю каждую минуту, и каждую секунду с тех пор, как пытаюсь отлепить твою задницу от пола!
Ян попытался улыбнуться из чего вышел кривой оскал, вздохнул.
— Вали от сюда, тебя не звали.
— Ты соображать начнешь? — начал заводиться я, — На хрена ты мне сдался! Наверное, я не просто так приперся сюда, перед этим поставив на уши весь город!
— С Ленкой что случилось? — выдохнул он, глядя на меня как на врага народа.
— Случилось, придурок!
— Я тебя закопаю, слышишь?! — он попытался встать, — Мало ты нам горя принес….
— На этот раз, себе скажи спасибо, идиот, — я замолчал, Ян соображал долго, но все-таки до его затуманенных мозгов начало что-то доходить. От чего он немного протрезвел и даже поднялся на ноги.
— Поехали.
Привез я его к нему же домой и проследил за тем, чтобы парень протрезвел. Времени у меня не было. Поэтому я вызвал Влада и тот, наскоро, в домашних условиях прочистил ему желудок и поставил систему, чтобы хоть как-то почистить ему кровь от того зелья, что он принимал за все это время. Ближе к полуночи Ян выглядел если ни как огурчик, то, как нормально соображающий человек. Он смотрел на меня хмуро и явно ждал объяснений моему странному поведению. Времени осталось совсем ничего, как сказали мои парни, Ленка записалась на аборт — завтра в одиннадцать утра. Я собрался с силами и заговорил. По мере того как я рассказывал — а рассказал я ему все, вплоть до последствий аборта — его лицо менялось. Сказать, что он удивлен — ничего не сказать. На какой-то период времени, после моего рассказа воцарилось молчание.
— Ты же не оставишь ее в покое? — глухо произнес он.
Я покачал головой. В ответ — молчание.
— Вам нужно договариваться, — изрек Влад умную мысль, — Я понимаю, что вы враги, но ради нее можно друг друга и потерпеть.
— Что ты предлагаешь? — посмотрел на него Ян. Я вздохнул и изрек свою версию.
— Меня она слушать не станет, связывать ее по рукам и ногам бессмысленно, только усугублю ситуацию. Если мы вместе попробуем ее уговорить…
— Ты предполагаешь, что после того, как я узнал, что она беременна от меня, я ее оставлю в покое? — зло бросил мне он, — Как бабу делить будем?
Первой реакцией была мысль — растоптать и уничтожить. Влад предупредительно встал между нами.
— Хватит себя вести как полные идиоты! — заорал он на нас. — И ты, — посмотрел он на Яна, — И ты, — следом посмотрел на меня, — Хотите одного. Оставить ребенка в живых! Не важно, какие у кого мотивы. Цель одна! А для этого проявите благоразумие и, черт вас возьми, выдержку!
Я отвернулся от них и уставился в окно. Влад прав. Выдержка здесь понадобиться немалая, особенно мне. Я вздохнул, что ж, я знал, на что шел.
— Ты будешь ее видеть, пока она будет носить твоего ребенка. После родов, если она все-таки не одумается и не захочет его оставлять, я найду няньку…
— Если она не захочет видеть моего ребенка, я его заберу.
Я посмотрел на Яна.
— Что ж, если у него не будет матери, то хотя бы будет отец.